дыма уходит куда-то вверх.
25.04.94
Вова Киселев
LSD-ДОСЬЕ (Vol.1)
или путешествие в стране кривых извилин
Может быть Солнце играло со мной в игру, название которой
"Вскипяти-Ему-Башку", или просто температура моего тела намного
превышало температуру окружающей среды, но я испытывал внутри го-
ловы нестерпимый жар, именно внутри, а не на поверхности черепа.
У вас никогда не возникало чувство, что ваш мозг положили на ки-
пящую сковородку и медленно поджаривают? У меня это чувство воз-
никало, но я не наблюдал вблизи ни сковородки, ни огня, я не наб-
людал вообще ничего, кроме Солнца и себя. Как это может быть? -
спросите Вы. Не знаю. Но не было ничего - ни неба, ни земли, ни
воздуха - абсолютно ничего. Солнце и я. Я и Солнце. А вокруг пус-
тота, тишина и бесконечность. Жуткое зрелище, а ощущение еще бо-
лее жуткое. Я чувствовал, что еще немного и мой мозг взорвется. А
может быть лучше пусть взрывается, потому что Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!
- Можешь, - раздался голос. Так как здесь никого не было, я по-
нял, что это Солнце.
- Да пошел ты!
Жар усилился, это уже была не раскаленная сковородка, это было
полотенце облитое бензином. Мой мозг был полотенцем, а бензином
неизвестно что. Жар продолжал расти, я почувствовал, что из ушей
у меня идет кровь. Я понял, что еще секунда и мои мозги перемеша-
ются, превратясь в бесполезное месиво. Для боли уже не было слов.
Я осознал, что это критическая точка, и тут раздалось..., ну не
знаю, скажем Нечто, словно кто-то переключил программу телевизо-
ра. Боли не было. Я огляделся. Опять ничего. Абсолютная пустота,
но я почувствовал, что кто-то смотрит на меня, я посмотрел вверх
и увидел Луну. Тут я ощутил внутри жуткий холод. Что будет дальше
я уже понял. Я обхватил голову руками и громко заплакал...
Вова Киселев
ДОЧКИ - МАТЕРИ
- Скушай помидорку, Светик.
- Нет!
- Ну скушай.
- Не буду!
- А ну жри помидор, быстро!
- Не хочу-у-у! (плачет)
- Я кому сказала, жри! (пихает в рот помидор)
- В-э-э! (плачет еще громче)
- Ах ты выплевывать, сука!
- А-а-а-а! (нечленораздельные крики, плач)
- Я тебе покажу, как выплевывать! Я за него деньги платила, а
она выплевывать! (достает молоток и бьет ребенка по голове)
Девочка дергается и затихает.
- Вот попросишь, а я тебе не куплю больше.
Девочка обиженно смотрит одним глазом (второй вылетел и висит,
словно на веревочке), и ничего не отвечает.
Наверное обиделась, дурочка!
Вова Киселев
ЛУНА
Пустота и темнота. И только Луна смотрит в окно. Смотрит и
молчит. А ведь хочет что-то сказать, а молчит падла! Я то знаю,
она хочет, а молчит! Молчит и хочет. Ненавижу! Нельзя как нор-
мальные люди сказать: "Да, я хочу!". Так нет, она мозги крутит,
смотрит так ласково, глазами моргает и молчит. Я выхожу на улицу
и кричу: "Ну скажи хоть слово, скажи!". И опять молчание, и опять
пустота, и опять темнота. Луна, ты дура! Я же вижу, когда я голый
выхожу на улицу, ты смотришь во все глаза, и хочешь что-то ска-
зать и молчишь, молчишь, сука! А этот доктор тоже дурак, это ж
надо такое сказать, что Луна это не женщина, а спутник Земли. Да
он ненормальный! Извращенец! Ему наверное нравится Солнце, эта
уродина, на нее же противно смотреть, вся в пятнах и глаза сле-
зятся, вот действительно противная рожа. А я Луну люблю, и она
меня, только она молчит - хочет и молчит, но я то знаю, а доктор
извращенец! Но я то хитрый, я его обманул, я согласился, что Луна
не женщина. Конечно она не женщина - она девушка. Не то что Сол-
нце - дура желторожая! Ну ладно, пойду еще раз по улице голый по-
бегаю, может откликнется, а если нет, то уйду к Солнцу, она то
мне в первый день ответила.
Вова Киселев
Лекция по высшей математике
или мысли про себя
Познавший дождик,
познает все.
Я
Интеграл возник передо мной внезапно, с шумом разваливаясь на
части, и тут же тая, как тает в теплой комнате снег, прилипший к
лыжам, оставляя противные, грязные лужицы, подобные тем лужицам,
которые возникают, когда маленькая волосатая собачка написает на
пол.
Д, кстати, о чем я? Впрочем не важно. Грязные собаки дырявят
взглядом пол, даже не подоозревая об этом. Маленькие жучки дыря-
вят взглядом собак и даже не подозревают об этом. Так почему я
должен знать о чем будет рассказ? Ведь это же не интересно. Лучше
писать как-будто только читаешь его и открываешь все новое и но-
вое. За каждой буквой - неизвестность. Значит я пишу рассказы для
себя? Нет! Ведь неизвестность превращается в известность, и неиз-
вестно кто создает образы - мы их или они нас. Маразм, сумас-
шедствие, - скажете Вы. Да это правда. Сойти с привычного потока
сознания - это так страшно, ведь там темно и там неизвестность.
Но вот ты ушел вправо или влево, хотя там не направления, там
есть только желание соскочить в область подсознательного, и появ-
ляются новые слова и новые образы, и слова льются с ручки бурным
потоком, и не надо задумываться над смыслом, его просто нет. Есть
красота, безумная красота, но ее не так просто достигнуть, если
не обладаешь богатым воображением. Для этого и нужны рассказы,
подобные этому, хотя может и не нужны. Ну ладно, пора закруглять-
ся (лекция кончается)... Итак интеграл возник передо мной, но я
забил его потоком слов, которые я уже забыл, как впрочем и интег-
рал, чего я собственно и добивался.
Прискорбно, но это конец.
Вова Киселев
НА ГРАНИ
Стояла банка на столе.
Зачем стояла?
Зачем карабкаться по грани куба, цепляясь за липкую поросль
дождя?
Зачем копаться в клубах дыма, держась одной рукой за побеги
ветра?
Зачем искать реку меняя перчатки на листья ночи?
Бесполезные занятия! И мало того - бессмысленные до ужаса,
страха, террора. Зачем последнее? Террора не бывает без страха,
страха без террора.
Зачем заниматься всем этим, если ветряные мельницы дырявят не-
бо, подобно грибам, растущим на поверхности склепа. Сырого,
смрадного, темного склепа. Там похоронен медведь. Тяжелый, воло-
сатый, набитый опилками, пахнущий опилками, лежащий среди опилок.
А стружки? А на стружках растут грибы. Те самые грибы, которые
дырявят небо. И они пахнут как двери. Двери, свежеспиленные и
поставленные среди ночи охранять небо от ветряных мельниц. Не
правда ли продуманная система: небо-грибы-мельница, мельница-гри-
бы-небо. И так они существуют вечность, если не больше. Они ужас-
но, страшно, избыточно надоели друг другу, но взаимодействуют и
сидят в одной камере, имя которой склеп. И не будем забывать мед-
ведя. Он ключевой элемент в этой системе. Что такое ключевой эле-
мент? Это ключ. Большой, жирный, черный. Он смотрит на Вас и про-
сит зайти через день или два. А пока он спит и видит сны. И видит
он небо, и видит он двери, и видит он грибы, даже не грибы, а
плесень, если не сказать гниль. Но это не важно, а важно то, что
когда приходишь через день или два, он просит зайти еще через
день или два, и так длится вечность, если не больше. Поэтому и
зовется он ключом. Ключом, которым нельзя ничего открыть. Почему
же он зовется ключом? Потому что он оставляет надежду, которая н
гаснет вечность, если не больше. Но как же открыть дверь? Очень
просто. Есть дверь, у которой есть ключ, которым нельзя ничего
открыть, но нет у них стены. Стены нет! Но не каждый видит это.
Это видит только тот, кто цепляется за липкую поросль дождя, кто
держится одной рукой за побеги ветра, кто меняет перчатки на
листья ночи. Только таким людям позволено познать отсутствие сте-
ны и забраться на небо, где растут грибы как ветряные мельницы,
где пляшут огни страха на вершине дня, где возникают тени, длиною
с бесконечность, где можно увидеть все, что нельзя представить: и
абсолютный свет, и абсолютную тьму, и сам Абсолют. А о чем еще
можно мечтать? Так что пойду карабкаться по грани куба, цепляясь
за липкую поросль дождя, копаться в клубах дыма, держась одной
рукой за побеги ветра, искать реку меняя перчатки на листья ночи.
И может быть мне удасться познать отсутствие стены, чего я и вам
желаю.
Вова Киселев
ДЕСЯТЬ МЕРТВЫХ КОНТРОЛЛЕРОВ
Десять мертвых контроллеров
Плакали навзрыд.
Был изорван, измордован,
Беден из прикид.
Были жалки эти лица
Горькие от слез.
Я смотрел как кровь струится
Из глазных желез.
И висел, как на веревке,
Ярко-синий глаз.
И ему, наверно все же,
Жутко не до нас.
Он, наверное, витает
Где-то в мире грез.
И на грудь с него спадает
Капля красных слез.
Если это видел кто-то,
Тот меня поймет.
Десять мертвых контроллеров
Больше не живет.
Вова Киселев
Там, где никогда не идут дожди
Он шел, неуверенно ступая по асфальту. То ли он никогда не ви-
дел асфальта, то ли видел, но редко, то ли по какой-то другой
причине, но этот человек смотрел на асфальт с таким благоговени-
ем, что у прохожих возникали мысли о его психическом здоровье.
Они были недалеки от истины. Нет он не был ненормален, просто па-
рень немного выкурил гашиша. Совсем немного, но этого хватило,
чтобы вид асфальта вызывал необычные ассоциации и беспричинную
веселость. Тут его внимание привлекла пустая банка из под Ко-
ка-Колы. Он долго оглядывался в поисках удобного места для посад-
ки, но все же уселся в лужу в самом центре тратуара и стал рас-
сматривать банку с таким видом, как будто она была по меньшей ме-
ре чем-то уникальным, доселе невиданным и вообще из-ряда-вон-вы-
ходящим. Тут для честности стоит добавить, что гашишем парень не
ограничился, и проглотил с утра немного мескалина, поэтому его
поведение выглядело чуть-чуть странным. Прохожие старательно об-
ходили задумчивого молодого человека, бросая недоуменные взгляды.
Тут его увидела Она. Историческая встреча началась таким образом:
Она села рядом в лужу и весело сказала:
- А что, у простыни тоже есть клетки или их можно посчитать?
Он оторвал взгляд от банки и сказал не менее глубокомысленно:
- Кровавым рассветом покрылись закаты, а книга успела остыть.
- Отдайте браслеты, отдайте гранаты, и можете в Африку плыть,-
продолжила она.
- Хуже, мало смысла. Но ты молодец. Он впервые посмотрел на
нее и старательно отвел глаза.
- Пойдем туда, где не знают ветра, где растут дикие кактусы, и
и могила старого волка покрывает поверхность океана.
- Пойдем.
Они взялись за руки и отправились в, только им известном, нап-
равлении. Теперь прохожие с недоумением смотрели на странную па-
рочку в мокрых потертых джинсах, идущую по центру тратуара, и
расступались перед ними. А молодые люди не замечали ничего вокруг
