ГЛАВА 22
Зимою 1684 года одна из ив треснула под гнетом ледяного покрова и
обрушилась в воду вместе с береговою кромкой. Теперь в образовавшейся
пустоте стал виден домик лесоруба за рекой на опушке. Господина де Сент-
Коломб весьма опечалила гибель ивы, тем более, что она совпала с болезнью
Мадлен. Он проводил много времени у постели старшей дочери. Он страдал; он
искал и не находил слов утешения. Он гладил стаявшее лицо дочери своими
старческими руками. Однажды вечером, во время одного из таких визитов, она
попросила отца сыграть "Мечтательницу", некогда сочиненную для нее
господином Мареном, который любил ее в те времена. Но он отказался и в гневе
покинул комнату. Однако, несколько времени спустя, господин де Сент-Коломб
отправился в Ситэ, в мастерскую господина Парду, и попросил Туанетту
предуведомить господина Маре. В течение десяти месяцев господин де Сент-
Коломб не только хранил упорное молчание, но и не брал в руки виолу;
подобное отвращение впервые посетило его. Гиньотта давно умерла. Он так ни
разу и не притронулся к ней, не коснулся ее распущенных по спине волос, хотя
его снедало желание. Некому было теперь подавать ему глиняную трубку и
кувшинчик с вином. Он отослал слуг в их каморки спать или играть в карты. Он
предпочитал сидеть в одиночестве - либо дома, за столом с канделябром, либо
в своей хижине, со свечою в шандале. Он не читал, Не открывал свою нотную
тетрадь в красной марокеновой обложке. Он принимал учеников, не удостаивая
их ни единым взглядом, не шевелясь, и, в конце концов, пришлось сказать им,
чтобы они больше не приходили играть перед ним.
И все это время господин Маре являлся по ночам к хижине и, приникнув
ухом к дощатой стенке, слушал молчание.
ГЛАВА 23
Однажды днем Туанетта и Люк Парду приехали в Версаль, дабы поговорить с
господином Маре, игравшим там в это время: Мадлен де Сент-Коломб заболела
оспой и лежала в сильном жару. Опасались, как бы она не умерла. Один из
гвардейцев сообщил господину Первому музыканту, что его ждет на улице какая-
то Туанетта. Марен Маре вышел к ней весьма недовольный, весь в кружевах, в
туфлях на высоких каблуках с красно-золотыми бантами. Вид у него был крайне
озадаченный. Все еще держа в руке записку, он первым делом объявил, что
никуда не поедет. Потом осведомился о возрасте Мадлен. Она родилась в тот
год, когда умер король(17). Следовательно, нынче ей было тридцать девять
лет; Туанетта сказала Марену, что ее старшей сестре непереносима мысль
встретить свое сорокалетие старой девой. Однако муж Туанетты, господин Парду-
младший, считал, что Мадлен попросту свихнулась. Сперва она принялась есть
хлеб из отрубей, затем наотрез отказалась от мяса. Теперь женщина, сменившая
Гиньотту, кормила ее с ложки. Господин де Сент-Коломб вбил себе в голову,
что нужно давать больной персиковый сироп, дабы спасти ее от смерти. Эту
причуду он унаследовал от жены. Когда Туанетта произнесла имя господина де
Сент-Коломб, Марен Маре прикрыл рукою глаза. Но Мадлен не могла проглотить
ни капли, ее рвало. Господа из Пор-Руайяль уверяли, будто оспа приводит
людей к святости и затворнической жизни в монастыре, однако Мадлен де Сент-
Коломб объявила, что истинная святость - это служение ее отцу, а наилучший
монастырь - его хижина на берегу Бьевры, и выше этого ей уже ничего не
удостоиться. Что же до обезображенного лица, то, по ее словам, хуже, чем
было, все равно некуда: она, мол, и без того усохла, как щепка, и страшна,
как смертный грех; недаром же любовник бросил ее, ибо ее груди, когда она
исхудала от тоски, сделались не больше ореха. Она не желала исповедаться,
e.bo здесь вряд ли сказывалось влияние господина де Бюра или господина
Лансело. Но она все еще была набожной. Многие годы она ходила молиться в
часовню. Она поднималась на кафедру, глядела оттуда на хоры, на ступени
алтаря, садилась за орган. Она говорила, что посвящает эту музыку Богу.
Господин Маре осведомился о самочувствии господина де Сент-Коломб.
Туанетта едко ответила, что отец здоров, но что он отказывается играть пьесу
под названием "Мечтательница". Еще шесть месяцев назад Мадлен полола траву и
зажала цветы в саду. Теперь у нее даже не хватает сил дойти до часовни. А в
те дни, когда она могла держаться на ногах, она непременно желала сама
прислуживать отцу во время обеда и, то ли из духа смирения, то ли из
отвращения к самой мысли о еде, стояла, подобно служанке, у него за спиною.
Господин Парду уверял, что Мадлен рассказывала его жене, как она по ночам
жжет себе руки корячим свечным воском. Она даже показывала ей ожоги на
плечах. Она перестала спать, - впрочем, этом она походила на отца. И ее отец
смотрел ночами, как она бродит в лунном свете вокруг курятника или молится
на коленях прямо в траве.
ГЛАВА 24
Туанетте все же удалось переубедить Марена Маре. Она привезла его в дом
господина де Сент-Коломб, предупредив отца, так чтобы им не пришлось
встретиться. В комнате, куда он вошел, стоял затхлый дух нечистого белья.
- Какие на вас великолепные банты, сударь! Но вы очень растолстели, -
сказала Мадлен де Сент-Коломб.
Он ничего не ответил; придвинув к ее постели табурет, он сел на него, но
тот оказался слишком низок. Тогда он встал и в сильном замешательстве
неловко оперся на спинку кровати. Мадлен сочла, что его голубые атласные
штаны слишком тесны: при каждом движении они туго обтягивали зад,
подчеркивали жирные складки живота и выпуклость члена. Она сказала:
- Благодарю вас за то, что приехали из Версаля. Мне бы хотелось
послушать, как вы играете ту пьесу, что некогда сочинили для меня, а потом
опубликовали.
Он предположил, что речь, вероятно, идет о "Мечтательнице". Она
посмотрела прямо ему в глаза и ответила:
- Да. И вы знаете, почему.
Он смолк и понурил голову. Потом внезапно обратился к Туанетте, прося ее
сходить за виолою Мадлен.
- У вас так запали глаза и щеки! И руки ваши так исхудали! - испуганно
промолвил он, когда Туанетта вышла из комнаты.
- Весьма деликатно с вашей стороны - заметить это.
- И голос стал ниже, чем прежде.
- Зато ваш звучит дискантом.
- Возможно ли, что вас не снедает какая-нибудь печаль? Вы так осунулись.
- О нет, в последнее время никаких печалей у меня не было.
Марен Маре снял руки с одеяла и, отойдя от кровати, прислонился к стене,
в тени оконной портьеры. Он спросил, совсем тихо:
- Вы сердитесь на меня?
- Да, Марен.
- То, как я обошелся с вами, все еще внушает вам ненависть ко мне?
- О, не только к вам одному, сударь! Я возненавидела также и самое себя.
Я презираю себя за то, что вся высохла сперва от любви к вам, а после от
печальных воспоминаний. Взгляните на меня - остались одни кости, совсем как
у Дидоны(18).
Марен Маре засмеялся и подошел к постели. Он сказал, что никогда не
находил ее толстой; ему помнится, он и прежде мог обхватить ее ногу всего
двумя пальцами.
- Вы очень остроумны, - ответила она. - подумать только, мне так
хотелось стать вашею женой!
И мадмуазель де Сент-Коломб вдруг сбросила с себя одеяло. Господин Маре
так резко отшатнулся, что перевязь альковной занавеси распустилась и упала.
Мадлен подобрала рубашку, чтобы сойти с постели, и он увидел ее обнаженные
ноги и лоно. Она встала босиком на каменный пол, охнув от усилия, натянула
подол рубашки и показала, а затем всунула его в руки Марену Маре, со
словами:
- Любовь, которую ты мне выказывал, была не толще этой вот подпушки.
- Ты лжешь!
Они умолкли. Потом она тронула высохшими пальцами запястье Марена Маре
под пышными кружевами и указала:
- Сыграй, прошу тебя. Она попыталась взобраться на постель, но та была
слишком высока. Он помог ей, подтолкнув в тощие ягодицы. Она почти ничего не
весила. Он взял виолу у вошедшей Туанетты. Туанетта подняла перевязь
алькова, вернула ее на место и оставила их. Он начал играть "Мечтательницу",
но Мадлен остановила его, велев взять более медленный темп. Он начал снова.
Она смотрела на него блестящими от жара глазами. Она не опускала их. Не
отрывала взгляда от его тела, приникшего к инструменту.
ГЛАВА 25
Она задыхалась. Она подошла вплотную к окну. Сквозь тусклое оконное
стекло она разглядела Марена Маре, который подзаживал в карету ее сестру.
Вот и сам он поставил на откидную ступеньку ногу в красно-золотом башмаке,
протиснулся внутрь, захлопнул раззолоченную дверцу. Вечерело. Босиком она
подошла к столу и, взяв подсвечник, принялась рыться в сундуке с одеждой;
потом, обессилев, встала на четвереньки. Наконец, она извлекла из-под кучи
платьев желтый сапожок, не сгоревший, но сильно опаленный. Опершись на груду
одежды, цепляясь другой рукою за стену, она с трудом поднялась на ноги и
вернулась к постели, держа подсвечник и сапожок. Поставила тот и другой на
столик у изголовья. Она так тяжело дышала, словно использовала почти весь
воздух, отпущенный ей для жизни. Она невнятно бормотала:
- Он не пожелал стать сапожником.
Она твердила и твердила эту фразу. Потом прислонилась спиною к
деревянному бортику кровати с ее высоким тюфяком. Вытянула длинный шнурок из
желтого сапожка и поставила его обратно, рядом со свечой. Медленно и
старательно завязала скользящую петлю. Выпрямившись, придвинула к себе
табурет, на который сел было Марен Маре. Поставила табурет под ближайшей к
окну балкой, взобралась на него, держась за альковную занавесь, с усилием
обмотала шнур пять или шесть раз вокруг толстого, сидевшего в дереве гвоздя,
сунула голову в петлю и потуже затянула ее. Ей никак не удавалось опрокинуть
табурет. Она долго извивалась всем телом, отталкивая его, пока он не упал.
Когда ее ноги оказались в пустоте, она исторгла крик; крупная дрожь сотрясла
ей колени.
ГЛАВА 26
Все утра мира уходят безвозвратно. Прошли долгие годы. Вставая с
постели, господин де Сент-Коломб гладил рукою картину господина Божена и
надевал рубашку. Затем он шел прибирать свою хижину. Теперь это был глубокий
старик. Он ухаживал также за цветами и кустами, что посадила его старшая
дочь до того, как повесилась. Потом он разводил огонь в камине и грел
молоко. Он размачивал в нем хлеб на плоской тарелке из грубого фаянса.
Господин Маре так и не видел господина де Сент-Коломб с того самого дня,
как учитель застал его врасплох под хижиной, чихающего и промокшего
насквозь. Но господин Маре хорошо помнил, что господин де Сент-Коломб знает
такие мелодии, каких ему не довелось слышать, тогда как прекраснее их не
было ничего не свете. Иногда, пробуждаясь по ночам, он перебирал в памяти
названия, которые за много лет до того нашептала ему Мадлен, взяв слово не
` '#+ h bl тайну: "Скорбный плач", "Адские муки", "Тень Энея", "Лодка
Харона", и сердце его сжималось от тоски при мысли, что он так и проживет
жизнь, ни разу не услышав их. Никогда господин де Сент-Коломб не опубликует
ни свои собственные сочинения, ни то, что ему преподали его учителя.
Господин Маре страдал, думая о том, как все эти творения канут в небытие по
смерти господина де Сент-Коломб. Он не знал, как сложится его жизнь, что
сулит ему будущее. Он хотел услышать эту музыку, пока не стало слишком
поздно.
Все чаще покидал он Версаль. Шел ли дождь, сыпал ли снег, он отправлялся
по ночам к Бьевре. И, как в давние времена, привязывал своего коня у мостков
для стирки белья, возле дороги, ведущей в Жуи, чтобы никто не услышал его
ржания, а сам шагал дальше по грязной дороге и, обогнув стену у воды,
