очень опасного, который собирается появиться со дня на день, чтобы
вырезать всю твою семью, а затем расправиться и с тобой.
Единственным периодом его жизни, когда он был столь же потерян для
самого себя, можно было считать дни его тяжелых запоев после выкидыша у
Лиз и до появления Старка. Тогда, как и теперь, у Тада было ощушение
стоящей перед ним проблемы, к которой невозможно подойти, словно это мираж
водяного оазиса в жаркий летний день. Чем больше он пытался догнать и
схватить эту проблему обеими руками, чтобы поломать ее на какие-то
кусочки, тем быстрее она ускользала перед самым его носом, пока наконец он
не рухнул, бездыханный и отчаявшийся, а мираж все так же насмешливо маячил
на горизонте.
Он плохо спал в эти ночи, и снившийся в кошмарных сновидениях Джордж
Старк снова показывал Таду его заброшенный дом, в котором вещи сами
взрывались, как только он к ним притрагивался, и где в последней, самой
дальней комнате его поджидали трупы жены и Клоусона. В тот момент. когда
Тад заходил туда, вверх взлетали все птицы со всех деревьев, телефонных
проводов и столбов линий электропередач, тысячами и миллионами, и их было
так много, что они закрывали собой солнце.
До падения Уэнди на лестнице Тад чувствовал очень ясно, что он сам
набит дурацкой начинкой, которая поджидает какого-либо злонамеренного
убийцу, а тот, наконец, появится, схватит его за ворот, вспорет брюхо и
начнет есть.
2
Близнецы еще некоторое время в основном ползали на четвереньках, но в
последний месяц они все чаще делали попытки встать вертикально, держась за
какую-нибудь опору (чаще неподвижную, но иногда и не очень стабильную) -
хороша здесь была ножка кресла или кофейного столика, но даже пустая
картонная коробка могла пригодиться, если только она выдерживала вес
ребенка и не переворачиваясь набок или не оседала книзу. Дети способны
приводить все в удивительный беспорядок в любом возрасте, но в восемь
месяцев у них, безусловно, наступает Золотая Эра в этой деятельности.
Лиз оставила их поиграть на полу, ярко озаренном солнцем, в четверть
пятого дня. Через десять минут уверенного ползания и шатающегося
вертикального или почти вертикального стояния на двух нижних конечностях
(под заботливым наблюдением обоих родителей и друг друга) Уильям добрался
до края кофейного столика. Он огляделся вокруг и сделал несколько
требовательных жестов правой рукой. Эти жесты напомнили Таду кадры старой
кинохроники, демонстрирующей вождя, обращающегося с балкона к своему
народу, Затем Уильяму удалось схватить чайную чашку Лиз и вылить все ее
содержимое на себя до того, как он опрокинулся на пятую точку. Чай, к
счастью, был холодным, но Уильям столь крепко держал чашку, что ударил ею
себя по рту и слегка поранил нижнюю губу. Он начал завывать от страха и
боли. Уэнди незамедлительно присоединилась к брату. Лиз схватила мальчика
и осмотрела ранение. Затем она выразительно взглянула на Тада, взяла
Уильяма на руки н понесла наверх, где его ждало утешение и переодевание. -
Береги принцессу, - сказала она Таду на прощание.
- Я постараюсь, - ответил Тад, но он уже открыл, а вскоре его ждали и
еще более крупные открытия, что в Золотую Эру создания беспорядка такие
обещания маловыполнимы. Если Уильяму удалось схватить чашку чуть ли не
перед самым носом у матери, то Уэнди уже начала падать с третьей ступеньки
лестницы, когда Тад заметил это, и потому уже поздно было предотвращать
этот кувырок вниз.
Тад увлекся просматриванием журналов - не чтением, а лишь бездумным
перевертыванием страниц с мимолетным глазением на цветные картинки. Когда
он заканчивал это занятие с одним журналом, он нес его к корзине с
мусором, отправляемым затем в камин, и доставал новый журнал. Уэнди
ползала по полу, давно забыв о своих безутешных слезах, еще до того даже,
как они высохли на ее щечках. Она при этом издавала пыхтение
"рум-рум-рум", удивительно напоминавшее Таду звуки легковых и грузовых
автомобилей, показываемых по телевизору. Он поднялся, положил очередной
журнал поверх целой их кипы в корзине и отправился выбирать следующую
жертву, почему-то остановившись в конце концов на "Харпере" месячной
давности. Его действия очень напоминали поведение читателей журналов,
ожидающих в коридоре вызова к дантисту.
Тад обернулся и увидел Уэнди уже на лестнице. Она заползла туда на
четвереньках, а теперь стояла, пошатываясь, держась лишь за тонкий столбик
ограждения между перилами и полом. Пока он смотрел на нее, Уэнди заметила
Тада и сделала особенно величавый приветственный жест рукой,
сопровождаемый улыбкой. Это мановение руки привело ее тело в наклонное
положение и ускорило неизбежно приближающееся падение.
- Иисус Христос, - с замиранием сердца прошептал Тад и вскочил на
ноги. Он видел, как Уэнди отпустила столбик ограждения и собирается
шагнуть вперед. - Уэнди, не делай этого!
Он почти пролетел через всю комнату, стремясь успеть к месту событий.
Но Тад никогда не был ловким, и одна из его ног зацепилась за ножку
кресла. Оно опрокинулось, а Тад растянулся на полу. Уэнди полетела вниз с
коротким испуганным восклицанием. Ее тело слегка перевернулось в воздухе.
Он пытался поймать ее, стоя на коленях, пока она еще не приземлилась. Но
ничего не вышло. Ее правая нога ударилась о нижнюю ступеньку, а голова - о
ковер на полу в гостиной, издав глухой звук.
Она завопила и Тад успел подумать, как ужасно звучит детский крик
боли, а затем он схватил ее на руки.
Сверху послышался тревожный возглас Лиз: "Тад?" и он услышал ее
торопливые шаги по холлу.
Уэнди пыталась плакать. Первый приступ боли почти закупорил ей
легкие, и сейчас наступил тот парализующий момент, когда она пыталась
освободить свою грудь, чтобы набрать побольше воздуха и издать новый
вопль. Он сможет повредить барабанные перепонки, когда, наконец,
раздастся.
Если раздастся.
Тад держал ее, с ужасом глядя в ее перекошенное и залитое кровью
лицо. Цвет его был красновато-коричневым, за исключением ярко-красной
отметины, похожей на очень большую запятую, на ее лбу.
Господи, что если она задохнется? Что если она умрет, не сумев
восстановить дыхание из-за заблокированных ужасом и болью маленьких
легких?
- Плачь, черт побери! - закричал Тад на Уэнди. Господи, ее залитое
кровью лицо! Ее помертвелые глаза! - Плачь!
- Тад! - Лиз очень встревоженно обращалась теперь к нему. В те
несколько секунд между первым воплем Уэнди и ее все еще безуспешной
попыткой повторить его и восстановить свое дыхание, Джордж Старк был
полностью изгнан из сознания Тада, впервые за эти последние восемь дней.
Уэнди наконец дернулась в глубоком вдохе и начала кричать. Тад, дрожа от
облегчения, начал нежно похлопывать ее по спине, издавая успокаивающие
звуки.
Лиз бегом спустилась вниз, таща упирающегося Уильяма. - Что
случилось? Тад, с ней все в порядке?
- Да. Она свалилась с третьей ступеньки. Но сейчас все нормально. Она
начала плакать. А то сперва это было... словно ее только что заклинило. -
Тад неуверенно засмеялся и показал Уэнди Уильяму, который был сейчас
обуреваем сочувствием к сестре.
- Ты что же, не следил за ней, - с укором произнесла подошедшая к ним
Лиз. Она теперь автоматически покачивалась вместе с взятой на руки Уэнди,
стараясь утешить ее горе.
- Да... нет. Я только подошел взять журнал. А уже в следующий миг она
оказалась на лестнице. Это почти так же, как Уильям с чашкой на столе. Они
так похожи во всем, чертовски... Как ты думаешь, у нее ничего не случилось
с головой? Она ударилась не о паркет, а о ковер, но ударилась сильно.
Лиз встревоженно осмотрела Уэнди, особенно эту красную отметину,
затем ласково поцеловала девочку. Рыдания Уэнди уже значительно утихли.
- Я думаю, все о'кей. У нее день-другой будет здоровая шишка, и
только. Спасибо Господу за ковер. Я не хочу набрасываться на тебя, Тад. Я
знаю сама. как быстро все это происходит. Я только... У меня такое
чувство, словно у меня наступают месячные, только они длятся теперь все
время без перерыва.
Рыдания Уэнди перешли теперь в хныканье. И Уильям начал ответственно
затихать в своем плаче солидарности. Он протянул уверенную ручонку и
коснулся белой тенниски своей сестры. Она обернулась. Он заворковал и
что-то забормотал.
Таду это бормотание всегда напоминало какой-то иностранный язык,
смысл сообщений на котором в общем был понятен, хотя взятые по отдельности
слова абсолютно неизвестны. Уэнди улыбнулась брату, хотя ее глаза и все
лицо были залиты слезами. Она тоже начала что-то бормотать. В этот момент
близнецы отгородились ото всех и оказались только в своем собственном
мире.
Уэнди дотронулась до плеча брата. Они смотрели друг на друга и
беседовали.
- С тобой все хорошо, милая моя?
- Да, я ушиблась, дорогой Уильям, но не слишком сильно.
- Ты не хочешь остаться дома вместо поездки на вечеринку у Стэдли,
сердечко мое?
- Я не должна этого делать, хотя ты очень заботлив, что спрашиваешь.
- Ты в этом уверена, милая Уэнди?
- Да, дорогой Уильям, не бог весть какие ушибы, хотя я очень боюсь,
что обкакала свое белье.
- О радость моя, как это СКУЧНО!
Тад усмехнулся, затем осмотрел ногу Уэнди.
- Она начинает покрываться синяками, - сказал он. - Вернее, уже
покрылась.
Лиз в ответ тоже улыбнулась. - Это пройдет. Они не первые и не
последние.
Тад наклонился и поцеловал Уэнди в кончик носа, думая о том, как
быстро наступают и проходят все эти бури - еще три минуты назад он боялся
всерьез, что его милая дочка может умереть от кислородной недостаточности
- и как все это быстро забывается. Нет, - согласился он. - Слава Богу, не
последние.
3
Уже к семи часам вечера синяк на ноге Уэнди приобрел очень темный
оттенок. Форма синяка была весьма странной и напоминала гриб.
- Тад? - спросила Лиз с другого конца стола. - Взгляни на это.
Тад распеленал Уэнди, слегка влажную, но не мокрую, отбросив все ее
одеяния, на которых красовалась надпись "Ее". Он принес Уэнди к столику
для пеленания, где лежал его сын, чтобы посмотреть, что хотела ему
показать жена.
- Что ты думаешь? - тихо спросила Лиз. - Это какой-то таинственный
рок, или еще что-то?
Тад долго рассматривал Уильяма. - Да, - наконец произнес он. - Это
абсолютно непонятно.
Она продолжала удерживать сына на столе, несмотря на все попытки
Уильяма вылезть из-под заботливых рук на его груди.
- Да, - повторил Тад. Он был удивлен тому спокойствию, с которым он
говорил это слово. Та огромная белая пелена, которая в последнее время
словно окутывала его, теперь ушла прочь с его глаз и оказалась где-то
позади него. Вдруг он понял, что кое-что начинает проясняться в его
сознании и насчет этих птиц, и что будет его следующим шагом. Сейчас,
глядя на своего сына, украшенного на той же ноге тем же громадным синяком,
в точности повторяющим форму и размер исходного синяка на ноге Уэнди, Тад
вдруг понял, что именно это рассматривание многое прояснило ему. Когда
Уильям опрокинулся с чашкой и кротко сел на свою пятую точку, он, конечно,
мог ушибиться. Но это никак не касалось его ноги, насколько мог судить
Тад. И все же на ней в верхней части бедра, красовался тот самый необычный
синяк почти грибообразной формы.
- Ты уверен, что мы в порядке? - спросила Лиз с большой
