Руфь позвонила в городской зал. Ей ответила Хейзел. Все дееспособные
жители города находятся в лесу, - сказала она. - Но если они не найдут
мальчика до завтрашнего утра...
Хейзел не закончила.
В десять часов утра Руфь присоединилась к поискам. Когда вновь стало
темнеть, она попросила Бича Джеригана проводить ее в город. В кузове
грузовичка Бича что-то лежало, но она не знала, что именно, да и не хотела
знать. Ей хотелось бы остаться в лесу, но она боялась, что силы вновь
покинут ее и тогда никто не отнесет ее домой, как вчера. Она заставила
себя перекусить и поспала около шести часов.
Утром, выпив чашку кофе и съев сэндвич, она мечтательно подумала о
стакане молока. Затем, поднявшись в комнату, где стояла коллекция
собранных ею кукол, Руфь села за стол и стала задумчиво рассматривать их.
Куклы фарфоровыми глазами смотрели на нее.
В уме она проговаривала очередную скороговорку.
Затем мысль ее вернулась к реальности. Руфь взглянула на часы. Она
пришла сюда в восемь тридцать, а сейчас уже четверть двенадцатого. Ее
глаза расширились от удивления. Так долго?!
И...
...и некоторые куклы вдруг задвигались.
Немецкий мальчик в летнем костюме оказался почему-то между
леди-эфенди и японочкой. За руку он держал индианку в сари. Русский мужик
упал на пол, увлекая за собой гаитянца, и оба они лежали с обращенными в
потолок лицами, покачивая головками.
Кто это двигает куклы? Кто здесь?
Она испуганно озиралась по сторонам, а сердце ее, казалось, сейчас
выскочит из груди. Кукла-детоубийца Элмер Хани, нахально глядя на нее,
улыбался. Говорю тебе, женщина: ты - глупая корова.
Никого. Вокруг все тихо.
Кто здесь? Кто здесь был? Кто сдвинул...
Мы сами сдвинулись с места, милочка.
Слабый, тоненький голосок.
Она зажала рукой рот. Ее глаза стали совсем круглыми от страха. И
вдруг на стене она увидела большие корявые буквы. Чья-то рука с таким
нажимом написала их, что несколько осколочков мела валялись на полу:
Давид Браун на Альтаире-4
Что? Что? Что это...
Это значит, что он оказался слишком далеко, - сказала
кукла-француженка, и внезапно из ее глаз брызнули искры зеленого света.
Лица всех остальных кукол расплылись в злорадной улыбке. Оказался слишком
далеко, слишком далеко, слишком далеко...
Нет, я не могу в это поверить! - простонала Руфь.
Весь город, Руфь... оказался слишком далеко... слишком далеко...
слишком далеко...
Нет!
Пропал... пропал...
Глаза куклы-клоуна из папье-маше тоже внезапно загорелись зеленым
светом.
Голоса кукол все громче... и одновременно это были голоса города, и
Руфь Мак-Косленд знала это.
Она подумала, что наступает последняя стадия перед тем, как все
окончательно лишатся рассудка... и она в том числе.
Нужно что-то делать, Руфь. - Кукла-китаянка говорила голосом Бича
Джеригана.
Нужно вызвать кого-нибудь, - французский пупсик голосом Хейзел
Мак-Гриди.
Но они никогда не позволят тебе это сделать, Руфь. - Это сказала
кукла-Никсон, подняв правую руку в приветственном жесте. Она говорила
голосом Джона Эндерса из начальной школы. - Они могли бы, но это было бы
неверно.
Они любят тебя, Руфь, но если ты попытаешься сбежать, они убьют тебя.
Ты ведь и сама знаешь это, верно? - Кукла-анголец голосом Джастина Харда.
Пошли сигнал.
Сигнал, Руфь, да, и ты знаешь как...
Используй нас, мы покажем тебе как, мы знаем...
Она сделала шаг назад, зажав руками уши, как будто могла спастись от
этих голосов. Ее губы дрожали. Она была в ужасе. В ее куклах сейчас
сконцентрировалось все безумие Хейвена.
Сигнал, используй нас, мы можем показать тебе как, мы знаем, и ты
ХОЧЕШЬ знать. Городской зал, Руфь, часы на башне...
Голоса теперь не просто кричали, они скандировали: Городской зал,
Руфь! Да! Да! Городской зал! Городской зал! Да!
Хватит! Прекратите! - стонала она. - Хватит! Хватит! Пожалуйста, не
надо!..
И вновь потеряла сознание.
Она пришла в себя поздно вечером. На полу было холодно. За окнами
шумел ветер, собиралась гроза. Грозные силы природы готовились обрушиться
на Хейвен.
Но Хейвен и сам сейчас был источником мощных сил. Просто перемена
погоды стала очень важным фактором. Не только у Руфи в этот момент очень
болела голова.
Почти каждый житель Хейвена, старый или юный, слышал, как за окном
свистит ветер, и этот свист врывался в уши, вызывая нестерпимую головную
боль.
Руфь проспала до часу дня среды. Голова все еще гудела, но две
таблетки анальгина помогли унять боль. В пять часов она уже чувствовала
себя прекрасно, чего с ней давно не было. Только все мышцы болели от
напряжения.
Она вышла из дома и пошла по главной улице, внимательно глядя в глаза
каждому встречному, как будто все они должны проснуться, подобно Спящей
Красавице, очнувшейся от злых чар ведьмы.
Руфь направлялась в свой офис в городском зале. Возле школы дети
запускали воздушного змея, и их звонкий смех оглашал площадь.
Но никто не смеялся, когда она заговорила с небольшой группой людей,
среди которых были Брайен и Мэри Браун. Руфь говорила им, что очень
сожалеет о своем решении быстро найти мальчика без помощи полиции штата.
Она никогда не простит себе этой ошибки. Это было непростительное
легкомыслие, - говорила она.
Брайен только кивнул; он выглядел изможденным и совсем больным. Мэри
дотронулась до ее руки:
- Не нужно упрекать себя, - грустно сказала она. - Здесь замешаны
другие обстоятельства. Мы все отлично это знаем.
Остальные согласно закивали.
Я больше не могу слышать их мысли, - внезапно поняла Руфь, и в ее
сознании родился вопрос: А раньше могла? В самом деле? Или это были
галлюцинации, порожденные пропажей Давида Брауна?
Да! Раньше - могла!
Ей легче было бы поверить в галлюцинации, но она знала, что это не
так. И Руфь поняла кое-что еще: она все еще может делать это. Она все еще
слышит их мысли, если сильно захочет. А вот слышат ли они ее?
ВЫ ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ? - мысленно крикнула она так громко, как только
могла.
Мэри Браун отдернула руку, как будто ей причинили сильную боль. Ньют
Беррингер глубоко вздохнул. Хейзел Мак-Гриди, стоявшая к ней спиной,
оглянулась, как если бы Руфь что-то сказала.
Да, они все еще слышат меня.
- Хорошо или плохо, но дело сделано, - сказала Руфь. - Пришло время
позвонить в полицию штата и сообщить о Давиде. Вы даете мне согласие на
этот шаг?
При нормальных обстоятельствах она никогда не задала бы им подобного
вопроса. Но в Хейвене сейчас творились странные дела.
Они смотрели на нее с нескрываемым удивлением.
Теперь она ясно слышала их голоса: Нет, Руфь, нет... никаких чужих...
мы сами... мы позаботимся... нам не нужны чужие... мы "превращаемся"...
тссс... во имя спасения твоей жизни, Руфь... тссс...
Порыв ветра распахнул окно в офисе Руфи. Эдли Мак-Кин оглянулся на
этот звук... все они оглянулись, потом Эдли загадочно улыбнулся.
- Конечно, Руфь, - сказал он. - Если ты считаешь, что это нужно,
звони в полицию. Мы полагаемся на твое решение.
И все согласились с ним.
Погода продолжала портиться и в среду, когда полиция получила
сообщение об исчезновении Давида Брауна. Его фотографию показали в
программе новостей с просьбой позвонить, если кто видел его в последние
дни.
В пятницу Руфь Мак-Косленд поняла, что в последние дни произошли
необратимые процессы с ней самой. Она чувствовала, что тоже сходит с ума.
Она понимала это, но никак не могла предотвратить. Оставалась лишь
надежда, что куклы сказали ей правду.
Глядя на себя как бы со стороны, она увидела, что держит в руке
кухонный нож - тот, которым разделывают рыбу. С ножом в руках она
направилась наверх, проведать своих кукол.
Комната, где находились куклы, была залита мертвенным зеленым светом.
Свет призраков. Так теперь называл их каждый живущий в городе, и это было
подходящее название. Не хуже любого другого.
Призраки.
Пошли сигнал. Это все, что ты можешь сейчас сделать. Они хотят
избавиться от тебя, Руфь. Они любят тебя, но они и боятся тебя. Даже
сейчас, когда ты все больше начинаешь походить на них, они боятся тебя.
Может быть, кто-нибудь услышит сигнал... услышит... увидит... поймет
его!...
Руфь не решилась работать с куклами в этой комнате. Она боялась
зеленого света. Она поочередно перенесла их в рабочий кабинет своего
покойного мужа и выставила в ряд; куклы напоминали ей умерших детей,
которых после смерти набальзамировали.
Она обмотала ноги каждой куклы туалетной бумагой, как бы связывая их
в единую цепь. По каналу из туалетной бумаги должна будет поступать
генерированная ею энергия. Она не могла бы объяснить, откуда знает, что и
как нужно делать... знание, казалось, пришло прямо из воздуха. Из того
самого воздуха, в котором Давид Браун
(на Альтаире-4)
исчез.
Она вложила нож в руки крайней куклы, и на кончике ножа вспыхнул
зеленый огонек.
Я
(посылая сигнал)
убиваю своих единственных детей.
Сигнал. Думай о сигнале, а не о детях.
Взяв электрический шнур, она связала всех кукол вместе. Конец шнура
она присоединила к батарейке карманного фонарика, который забрала у
пятнадцатилетнего сына Бича Джеригана, Хампа, около недели назад, когда
все это безумие только начиналось. Из комнаты, где куклы были раньше, она
принесла несколько скамеек.
Остановившись передохнуть, она взглянула на башенные часы. Те
показывали ровно три часа.
Руфь прекратила свою работу и прилегла поспать. Она быстро уснула, но
сон ее был тяжелым; она ворочалась, вздрагивала и стонала. Даже во сне в
ее голове звучали голоса, и среди этих голосов теперь отчетливо выделялись
голоса неизвестных ей существ - она даже затруднялась назвать их людьми.
Голоса призраков.
...В четверг днем Руфь поняла, что перемена погоды ничего не может
изменить.
Приехала полиция, но они не бросились немедленно на поиски. Они еще
раз расспросили Руфь об обстоятельствах исчезновения Давида Брауна,
изучили карту местности и похвалили ее за методичность.
- Ты внимательна и предусмотрительна, Руфи, - сказал ей Страшила
Дуган в этот вечер. - Собственно, как и всегда. Только вот мне кажется,
что раньше ты не пила так много бренди.
- Батч, прости...
- Ну, что ж... Поступай как знаешь.
- Да, - сказала она и принужденно улыбнулась. Это было одно из
любимых выражений покойного Ральфа.
Батч задал ей множество вопросов, кроме того единственного, который
должен был бы задать: Руфь, что происходит в Хейвене? Ветер усиливался, и
никто из приехавших не почувствовал в атмосфере города ничего странного.
Но ветер не развеял тревогу. Большое волшебство продолжало
происходить в Хейвене. Оно как бы достигло определенной точки, и теперь
стремительно развивалось дальше.
В среду ночью и Руфь потеряла два зуба. Один она в четверг обнаружила
на подушке, другой же так и не смогла найти. Она подумала, что, возможно,
проглотила его.
В голове у нее непрерывно шептали голоса кукол, и в пятницу она
предприняла последнюю попытку спасти себя.
Она наконец решила покинуть город - теперь он уже не был ее. Она
думала, что оставаться здесь дольше - слишком дорогой подарок для
призраков.
Она села в старенький "додж", боясь в душе, что тот не заведется. Они
могли испортить машину. Но "додж" завелся.
Потом она подумала, что ей, очевидно, не дадут выехать из Хейвена,
