что она вот-вот выберется на перекресток, который забыла пометить,
однако зернышки помграната ожидали ее на каждом разветвлении, указывая
нужное направление заостренным кончиком. Эринис, впрочем, тоже был
поблизости, и топот копыт, иногда приглушенный и отдаленный, иногда
близкий и отвратительно отчетливый, напомнил ей поездку с родителями в
Нью-Йорк, когда ей было пять или шесть лет. Два момента сохранились в
ее памяти с особенной яркостью: группа "Рокетс", участники которой,
высоко вскидывая ноги и двигаясь удивительно слаженно, выступали на
сцене Радио-Сити Мюзик-холла, и ошеломляющая суета и толкотня Большого
центрального вокзала с его гулким эхом, огромными светящимися
информационными табло, рекламными щитами и непрерывным потоком людей.
Толпы на Большом центральном вокзале заворожили ее так же, как и
музыканты "Рокетса" (и во многом по той же причине, хотя осознала она
это гораздо позже), однако шум поездов сильно испугал ее, потому что
не могла понять, откуда или куда они едут. Невидимый визг тормозов,
скрежет металла, грохот колес то нарастал до оглушительной громкости,
то снова угасал, то усиливался, то затихал, иногда шум доносился
издалека, иногда от него сотрясался пол под ногами. Слыша топот копыт
Эриниса, слепо мечущегося по лабиринту, она вспомнила свои ощущения с
необычайной ясностью. Рози понимала, что она, не потратившая ни
единого доллара на лотерею штата, ни разу за всю жизнь не купившая
карточки бинго, чтобы выиграть рождественскую индейку или набор
керамической посуды, сейчас оказалась вовлеченной в игру, основным
правилом которой является случай, призом за победу - сохраненная
жизнь, а в случае проигрыша ее ждет смерть... ее и ребенка тоже. Она
вспомнила мужчину на вокзале в Портсайде - молодого человека с
привлекательным, но не внушающим доверия лицом, предложившего ей
угадать пикового туза среди трех карт, которые он проворно менял
местами на крышке чемодана. Теперь {она} превратилась в пикового туза.
Самое страшное, быку даже не обязательно полагаться на свой слух или
обоняние, чтобы найти их; хватит и простого везения - или невезения,
смотря с чьей стороны.
Но этого не случилось. Рози свернула за последний поворот и
увидела впереди начало лестницы. Задыхаясь, смеясь и плача
одновременно, выбежала из коридора между стенами лабиринта и бросилась
к ней. Поднявшись на несколько ступеней, остановилась и оглянулась.
Отсюда она видела, как, извиваясь, скрываются в полумраке изломанные
стены лабиринта, беспорядочное, хаотичное переплетение прямых линий и
углов, правых и левых поворотов, разветвлений и тупиков. Где-то
вдалеке раздавался топот перешедшего на галоп Эриниса. Галопирующего
{прочь} от них. Они спаслись от рассвирепевшего зверя, и плечи Рози
опустились от облегчения.
В голове снова прозвучал голос "Уэнди": "Забудь про Него -
возвращайся скорее сюда с ребенком. Пока ты держишься молодцом, но
дело еще не окончено".
О нет, отнюдь не закончено. Ей предстоит подняться На двести с
хвостиком ступеней, и не самой, а с ребенком на руках, и не после
хорошего отдыха, а сейчас, когда у нее подгибаются колени от
изнеможения.
"Постепенно, милая, шаг за шагом, - посоветовала
Практичность-Благоразумие. - Только так и не иначе - и не стой как
вкопанная, а действуй".
Ну конечно, конечно. Миссис П. - Б., королева философии
"Двенадцать ступеней", Рози начала подниматься (шаг за шагом), время
от времени оглядываясь назад и отвлеченно думая
{(могут ли быки подниматься по ступеням?)}
о всяческих ужасах, постепенно удаляясь от лабиринта. Ребенок
становился все тяжелее и тяжелее, словно здесь вступал в силу
таинственный физический закон: чем ближе к поверхности, тем тяжелее
дети. Внимательно присмотревшись, она различила далеко впереди искорку
дневного света. Казалось, точка света дразнила ее, не желая ни
увеличиваться, ни приближаться, в то время как дышать становилось все
труднее, а кровь глухо стучала в висках. Впервые за последние две
недели она почувствовала по-настоящему сильную боль в почках,
пульсирующую контрапунктом с ударами не справляющегося с нагрузкой
сердца. Она игнорировала все это - в той степени, в какой ей
удавалось, - цепляясь взглядом за светлую точку впереди. Наконец
искорка увеличилась в размерах и приобрела очертания выхода из
лестничного коридора.
В пяти ступенях от вершины ее парализовала сильнейшая судорога,
захватившая большую мышцу в верхней части правого бедра, отчего под
кожей, от колена до самой ягодицы, образовались тугие узлы. Она
протянула руку и начала массировать одеревеневшую ногу; поначалу ей
казалось, что она пытается вымесить тесто из камня. Ее дрожащие губы
искривились в гримасе боли. Слабо постанывая, Рози разминала мышцу
(еще одно привычное занятие; за годы брака ей нередко приходилось
приводить себя в нормальное состояние), пока, наконец, узлы под кожей
не рассосались. Рози согнула ногу в колене, проверяя, не вернется ли
судорога. Убедившись, что повторяться она не собирается, Рози
осторожно преодолела последние несколько ступеней, перенося большую
часть своего веса на левую ногу. Наверху она остановилась, в
замешательстве озираясь взглядом шахтера, который, вопреки всем
ожиданиям, выкарабкался живым из страшного завала.
За то время, которое она провела под землей, ветер прогнал с неба
почти все тучи, и день теперь наполнился ленивым солнечным светом.
Воздух был тяжелым и сырым, но Рози подумала, что никогда в жизни не
получала такого удовольствия от простого дыхания. Она повернула лицо,
влажное от пота и слез, к кусочкам проступавшего в разрывах между
облаками неба цвета джинсов. Где-то в отдалении продолжал беспомощно
грохотать гром, как побитый задира, сотрясающий кулаком в пустой
угрозе. Это навело ее на мысль об Эринисе, мечущемуся по коридорам
лабиринта в мрачном подземелье в надежде отыскать женщину,
осмелившуюся нарушить его покой, проникнуть в его владения и похитить
его сокровище.
"Cherches la femme, - подумала Рози с гримасой, которая должна
была изображать улыбку. - Можешь cherches сколько тебе
заблагорассудится, лобастый дружок: эта femme - не говоря уже о ее
petit fille - обвела тебя вокруг пальца. Вот так-то!"
10
Рози медленно удалялась от лестницы. У начала тропы, ведущей
назад в рощу мертвых деревьев, она села, осторожно опустив завернутую
в одеяло девочку на колени. Она хотела всего лишь перевести дух, но
солнце согрело ее затылок и шею, и, когда Рози снова подняла голову,
небольшие изменения в вытянувшихся тенях свидетельствовали о том, что
она, по всей видимости, ненадолго уснула.
Поднявшись на ноги, она поморщилась от боли, мгновенно пронзившей
правое бедро, и услышала резкие сварливые крики множества птиц - их
вопли походили на ссору большого семейства за воскресным обеденным
столом. Рози поправила одеяло, стараясь поудобнее устроить девочку, и
малышка легонько всхрапнула, выпятила губы, надула маленький пузырик
из слюны и опять затихла. Рози забавляла ее спокойная сонная
уверенность, и в то же время она ей завидовала.
Она зашагала по тропинке, но вдруг остановилась и оглянулась на
единственное живое дерево с блестящими темно-зелеными листьями, с
изобилием несущих смерть соблазнительных сочных плодов; затем перевела
взгляд на сооружение, напоминающее вход в метро. Она долго смотрела на
них, запоминая картину глазами и разумом.
"Они настоящие, - подумала она. - Как могут предметы, которые я
вижу с такой отчетливостью и ясностью, быть ненастоящими? К тому же я
спала. Я знаю, я спала. А разве можно уснуть во сне? Как можно уснуть,
если уже спишь?"
"Опять забиваешь себе голову всякой чепухой, - прикрикнула на нее
Практичность-Благоразумие. - Забудь обо всем. Мой тебе совет - забудь,
это самое лучшее, что ты можешь сделать. По крайней мере, на время".
Да, наверное, она права.
Рози снова тронулась в путь и, когда достигла поваленного дерева,
перегородившего тропинку, с удивлением и раздражением увидела, что
легко могла бы избежать отвратительного столкновения с нахальным
корнем, пытавшимся ее облапать: за кроной дерева достаточно свободного
места, чтобы обойти его с другой стороны.
"Во всяком случае, дерево можно обойти сейчас, - подумала она. -
Ты уверена, что проход был и раньше?"
Ее слуха достигло лепетание черного ручья, и, приблизившись к
нему, она обнаружила, что уровень воды в нем понизился и теперь камни
не казались такими маленькими и ненадежными; теперь они были размером
с кафельные плитки для пола, а запах воды потерял свою зловещую
притягательность. От ручья исходил обычный запах воды, вроде той, от
которой на раковине или унитазе остается бледно-оранжевый налет солей.
Опять возобновилась сварливая перепалка птиц: "Ты!" - "Нет, не
я!" - "Нет ты, я видел, видел!", и она заметила два-три десятка самых
крупных пернатых созданий, которых ей когда-либо доводилось видеть,
рассевшихся на коньке крыши храма. Они намного превосходили по
размерам обычных ворон, и после секундного раздумья Рози решила, что
это местный вариант канюка или какой-то другой хищной птицы. Но откуда
они взялись? И почему прилетели сюда?
Не осознавая, что делает, до тех пор, пока в одеяле не
зашевелилась, выражая сонный протест, девочка, Рози плотнее прижала ее
к груди, не сводя глаз с пернатых стервятников. В то же мгновение они
все разом поднялись в воздух, хлопая крыльями со звуком, напоминающим
полощущееся на ветру высохшее белье. Как будто они почувствовали ее
взгляд, и им он не понравился. Почти все птицы спустились в рощу
мертвых деревьев, и лишь несколько экземпляров продолжали кружить
высоко в небе, как недобрая примета в вестерне.
"Откуда они взялись? Что им надо?"
Новые вопросы, на которые она не имеет ответов. Выбросив мысли о
птицах из головы, Рози перешла ручей по камням. Приближаясь к храму,
она заметила давно не используемую, но все же отчетливо
просматривающуюся тропинку, которая уходила вправо и скрывалась за
каменным углом строения. Без малейших колебаний Рози свернула на нее,
хотя по обеим сторонам росли колючие кусты, а ее тело не было защищено
одеждой. Она шла осторожно, поворачиваясь боком в узких местах, чтобы
не поцарапать бедра, приподнимая
{(Кэролайн)}
ребенка, чтобы колючки не достали до него. Два или три раза она
все-таки почувствовала острые уколы, но лишь одна царапина - на
правом, и без того больном бедре - оказалась достаточно глубокой,
чтобы появилась кровь.
Обойдя громаду храма, она взглянула на фасад и ей почудилось, что
строение очень изменилось, но настолько неуловимо, что поначалу она
никак не могла понять, в чем состоят перемены. На мгновение Рози
позабыла об этом, испытав облегчение при виде "Уэнди", стоящей на
своем месте у свалившейся колонны, однако, сделав к ней несколько
шагов, она опять остановилась и оглянулась, открывая глаза навстречу
храму, открывая свой {разум}.
В этот раз Рози сразу увидела перемены, и с ее губ невольно
сорвался возглас удивления. Храм Быка выглядел маленьким и
незначительным... он словно стал двухмерным. Рози вспомнилась
поэтическая строка, застрявшая в голове со школьных времен, что-то о
нарисованном корабле на фоне нарисованного океана. Странное,
неприятное ощущение непропорциональности здания, не вписывающегося в
