- Извините, - сказала я. Я слышала, что мой рот произносит слова очень четко и ясно, но вряд ли я имела хоть какое-то отношение к произносимым им словам. Он просто хлопал, как ставни на ветру. - У нас не очень хорошая связь. Мне показалось, что вы употребили слово "миллион". - Затем я рассмеялась, чтобы показать, что знаю, насколько это глупо, но какая-то часть меня думала, что это вовсе не глупо, потому что это был самый придурковатый смех, которым я когда-либо смеялась - гаа-гааа-гааа, что-то вроде этого.
- Я действительно сказал "миллион", - подтвердил он. - Чтобы быть точным, я сказал тридцать миллионов. - И знаете, мне показалось, что он бы захихикал, если бы эти деньги достались мне не через труп Веры Донован. Я думаю, что он был взволнован - что под его сухим, торопящимся голосом скрывается чертовское волнение. Я думаю, что он чувствовал себя вторым Джоном Бирсфордом, богатым чудаком, бросающим на ветер миллион баксов ради забавы в той старой телевизионной постановке. Он хотел продолжать вести мои дела, конечно, в этом была какая-то доля причины его взволнованности - у меня возникло чувство, что деньги - это как электропоезда для ребят его типа, и ему бы не хотелось молча наблюдать, как такое большое богатство, как Верино, уплывает из его рук, - но, я думаю, забавнее всего ему все же было слышать, как я бормочу что-то себе под нос.
- Я не слышу, - сказала я. Теперь мой голос был действительно настолько слаб, что я сама слышала себя с трудом.
- Мне кажется, я понимаю ваше состояние, - произнес он. - Это очень большая сумма, и, конечно, потребуется время, чтобы привыкнуть к этому.
- Но сколько это в действительности? - переспросила я, и в этот раз он рассмеялся. Если бы я могла добраться до него, Энди, мне кажется, я наподдала бы ему под зад.
Он снова повторил мне - тридцать миллионов долларов, а я подумала, что если моя рука будет продолжать неметь, то я просто выроню трубку из рук. Я почувствовала, как во мне нарастает паника. Как будто кто-то забрался внутрь моей головы и раскручивал там стальной трос. Я думала: "Тридцать миллионов", - но это были всего лишь слова. Когда я попыталась представить, что это значит, то в голове у меня возникла одна-единственная картинка из комиксов о Скрудже Мак-Даке, которые Джо-младший читал Малышу Питу, когда ему было годика четыре или пять. Я представила огромный подвал, набитый монетами и счетами, только вместо Скруджа Мак-Дака в смешных, спадающих с носа круглых очках, суетящегося вокруг всего этого богатства и размахивающего своими крылышками, я увидела себя, проделывающую то же самое в своих комнатных тапочках. Затем эта картинка исчезла, и я вспомнила, какими глазами Сэмми Маршан смотрел на меня, потом на скалку, а потом снова на меня. Они напомнили мне глаза Селены в тот день в огородике - такие же темные и вопрошающие. Затем я вспомнила о женщине, сказавшей мне по телефону, что на острове еще остались благочестивые христиане, которые не хотят жить рядом с убийцей. Я представила, что будут думать эта женщина и ее приятели, когда узнают, что смерть Веры принесла мне тридцать миллионов долларов... и от этой мысли я чуть было не запаниковала.
- Вы не можете сделать этого! - в отчаянии закричала я. - Вы не можете меня заставить взять их!
Теперь наступила его очередь сказать мне, что он плохо слышит - что связь очень плохая. И я тоже не удивилась. Когда человек типа Гринбуша слышит, как кто-то говорит, что ему не нужно тридцать миллионов, он считает, что это где-то испортилось оборудование. Я уже было открыла рот, чтобы повторить ему снова, что ему придется забрать все назад, что он может отдать все до последнего цента в приют для сирот, когда внезапно поняла, что именно было не так в происходящем. Это не просто ударило меня; это обрушилось на мою голову, как мешок, полный кирпичей.
- Дональд и Хельга! - воскликнула я. Наверное, я произнесла их имена, как участник какого-то телевизионного шоу, вспомнивший в последнюю секунду правильный ответ.
- Простите? - в замешательстве произнес он.
- Ее дети! - ответила я. - Ее сын и ее дочь! Эти деньги принадлежат им, а не мне! Они ее родственники! А я лишь всего-навсего экономка!
Последовала настолько продолжительная пауза, что я подумала, что нас разъединили, но я нисколько не сожалела. Честно говоря, мне становилось дурно. Я уже хотела повесить трубку, когда он произнес своим тихим странным голосом:
- Вы не знаете.
- Не знаю чего? - выкрикнула я. - Я знаю, что у нее были сын по имени Дональд и дочь по имени Хельга! Я знаю, что они были слишком заняты, чтобы навестить ее, но она всегда держала комнаты для них наготове, и, я думаю, у них найдется время разделить кучу монет, о которой вы говорили, теперь, когда она умерла!
- Вы не знаете, - снова повторил он. А потом, как бы задавая вопрос самому себе, а не мне, он произнес:
- Могли ли вы не знать, проработав у нее столько времени? Могли ли? Разве Кенопенски не говорил вам? - И, прежде чем я смогла выдавить из себя хоть слово, он начал отвечать на свои же вопросы. - Конечно, это возможно. Ведь был только пасквиль, появившийся на одной из внутренних полос местной газеты, и она держала это в секрете - тридцать лет назад это можно было сделать, если вы могли платить за свои привилегии. Я даже не уверен, были ли напечатаны некрологи. - Помолчав, он заговорил снова, как человек, только что открывший нечто новое для себя - нечто очень важное - о ком-то, кого он знал всю свою жизнь. - Она говорила о них, как будто они были живы. Все эти годы!
- О чем это вы там бормочете? - закричала я. Чувство было такое, будто что-то опустилось внутрь меня, и сразу же все вещи - мельчайшие подробности - стали складываться вместе в моем уме. Я не хотела этого, но это все равно продолжалось - Конечно, она говорила о них как о живых! Будто они были живы! У него была огромная компания в Аризоне - "Голден вест ассошиэйтс"! А она была модельером в Сан-Франциско... "Гайлорд фешенс"!
Знаете, Вера всегда читала толстые исторические романы, в которых женщины в сильно декольтированных платьях целовали мужчин в рыцарских доспехах (компания, выпускающая их, называлась "Голден вест" - это было написано золотыми буквами на обложке каждой книги), и почему-то в связи с этим я сразу же вспомнила, что Вера родилась в маленьком городишке Гайлорд, штат Миссури. Мне хотелось думать, что он назывался как-то по-другому - Гален или, может быть, Гальсбург - будто в тех книжках, - но я знала, что это не так. Однако дочь вполне могла назвать свое предприятие по производству одежды по названию городка, в котором родилась ее мать.
- Мисс Клейборн, - произнес Гринбуш, выговаривая слова тихим, немного взволнованным голосом. - Муж миссис Донован погиб в результате несчастного случая, когда Дональду было пятнадцать, а Хельге тринадцать...
- Я это знаю! - ответила я так, будто хотела убедить его, что раз уж мне известно это, значит, я должна знать все.
- ... и между миссис Донован о ее детьми возникли трения.
Это я знала тоже. Я вспомнила, какими притихшими были Дональд и Хельга, когда приехали на остров в День Поминовения в 1961 году на обычный летний отдых, и как люди заметили, что теперь они нигде не появляются все вместе, втроем, что было особенно странным, учитывая внезапную смерть мистера Донована год назад; обычно события, подобные этому, как-то сближают людей... хотя, мне кажется, горожане немного по-другому относятся к таким вещам. А потом я вспомнила еще нечто - то, что рассказал мне Джимми Де Витт осенью того года.
- Они поссорились во время обеда в ресторане четвертого июля 1961 года, - сказала я. - Мальчик и девочка уехали на следующий день. Я помню, как Кенопенски перевез их на материк на большом катере.
- Да, - согласился Гринбуш. - Так уж случилось, что от Теда Кенопенски мне известна причина их ссоры. Той весной Дональд получил водительские права, и миссис Донован подарила ему в день рождения машину. Девочка, Хельга, сказала, что она тоже хочет машину. Вера - миссис Донован - кажется, пыталась объяснить дочери, насколько это глупая затея, что машина ей ни к чему, ведь у нее нет прав, и она не сможет пользоваться ею до пятнадцати лет. Хельга ответила, что это справедливо для Мэриленда, но не для штата Мэн - здесь она может получить права в четырнадцать... а ей столько и было. Это могло быть правдой, мисс Клейборн, или это только юношеская фантазия?
- В те годы это так и было, - ответила я, - хотя мне кажется, что сейчас нужно достичь пятнадцатилетнего возраста. Мистер Гринбуш, машина, которую она подарила мальчику в день рождения... это был "корвет"?
- Да, - ответил он, - откуда вам это известно, мисс Клейборн?
- Наверное, когда-то я видела ее фотографию, - ответила я, но вряд ли сама слышала свой голос. Я слышала голос Веры. "Я устала видеть, как они вытаскивают лебедкой этот "корвет" в лунном свете, - сказала мне Вера, лежа на ступеньках лестницы, - Устала видеть, как выливается вода через открытое стекло дверцы со стороны пассажира".
- Странно, что она хранила эту фотографию, - заметил Гринбуш, - Видите ли, Дональд и Хельга погибли в этой машине. Это случилось в октябре 1961 года, почти день в день через год после смерти их отца. Кажется, за рулем была девочка.
Он продолжал говорить, но вряд ли я слышала его, Энди, - моя голова слишком была занята собственным заполнением пустот и проделывала это настолько быстро, что я подумала, что, должно быть, знала, что они умерли... где-то в глубине души я знала это. Гринбуш сказал, что они выпили и ехали на машине со скоростью более ста миль в час, когда девочка просмотрела поворот и влетела в карьер; он сказал, что, скорее всего, оба были мертвы задолго до того, как эта двухместная жестянка затонула.
Он сказал, что эта тоже был несчастный случай, но я наверняка знала намного больше о несчастных случаях, чем он.
Возможно, Вера тоже разбиралась в них лучше, и, возможно, она всегда знала, что ссора в то лето не имела никакого отношения к тому, получит или нет Хельга водительские права в штате Мэн; это просто была самая подходящая кость, которую они могли выбрать. Когда Мак-Олиф спросил меня, о чем мы спорили с Джо до того, как он принялся душить меня, я ответила: в основном из-за денег, но подспудно из-за пьянства. Поверхностная сторона людских ссор частенько отличается от мотивов, толкающих к ссорам, насколько мне известно. Вполне возможно, что в действительности они спорили о том, что случилось с Майклом Донованом год назад.
Вера и ее управляющий домом убили мужа, Энди, - она сделала это, но выкрутилась и рассказала мне об этом. Ее тоже никто не обвинил, но иногда в семье находятся люди, знающие отгадку головоломки, не известную закону и полиции. Такие, как Селена, например... а возможно, и такие, как Дональд и Хельга Донованы. Представляю, как они смотрели на Веру в то лето до того, как возникла ссора в ресторане, и они покинули Литл-Толл навсегда. Я снова и снова пыталась вспомнить, какими были их глаза, когда они смотрели на нее, были ли они похожи на глаза Селены, когда она смотрела на меня, но не могла сделать этого. Возможно, со временем мне это удастся, но теперь я уже ничего не загадываю наперед, если вы понимаете, о чем я говорю.
Я знаю, что шестнадцать лет - это слишком мало для такого озорника, каким был Дон Донован, чтобы пользоваться водительскими правами, - он был слишком молод, а если еще учесть и такую скоростную машину, вот вам и рецепт несчастья. Вера была достаточно умна, чтобы понимать это, и она должна была быть напугана до смерти, она ненавидела мужа, но сына любила больше жизни. Я знаю это. Однако она все равно подарила ему машину. Несмотря на все свое упрямство и выносливость, она положила эту ракету ему в карман и, как выяснилось позже, в карман Хельге тоже, хотя Дон, возможно, только начинал бриться. Мне кажется, это было чувство вины, Энди. Может быть, мне хочется думать, что это было только это, потому что мне не хочется думать, что к этому примешивался страх, что парочка богатеньких детишек, таких как они, могли шантажировать свою мать и вымогать что-то за смерть своего отца. Я действительно так не думаю... но и это возможно; это вполне возможно. В мире, где мужчина может потратить месяцы, пытаясь затащить в постель собственную дочь, мне все кажется возможным.
