видно. Странно было то, что я обнаружил себя припавшим к скале, при этом
дон Хуан сидел рядом на корточках и мягко придавливал меня за плечи. Я
прислонился к скале и закрыл глаза. С запада дул мягкий бриз.
- Не засыпай, - сказал дон Хуан. - ты ни за что не должен спать на
этой скале.
Я сел. На меня пристально смотрел дон Хуан.
- Просто расслабься, - продолжал он. - пусть затихнет внутренний
диалог.
Я сосредоточился полностью, чтобы понять то, что он говорит, когда
вдруг почувствовал толчок страха. Сначала я не знал, отчего это
происходит, и подумал, что это еще один приступ недоверия, однако затем
меня как громом поразило: я понял, что уже вечереет. То, что я принял за
часовую беседу, поглотило весь день.
Я вскочил, совершенно осознав это несоответствие, хотя и не мог
понять, что же случилось. Мною овладело странное ощущение, которое
заставило мое тело обратиться в бегство.
Дон Хуан прыгнул ко мне и силой удержал. Мы упали на мягкую почву, и
он держал меня мертвой хваткой. Раньше я и понятия не имел, что он такой
сильный.
Мое тело ужасно тряслось, руки ходили ходуном при каждой схватке. Это
было похоже на эпилептический припадок, однако какая-то часть меня
оставалась отрешенной настолько, что могла наблюдать за тем, как тело
тряслось, извивалось и вздрагивало.
Наконец, эти спазмы прекратились, и дон Хуан отпустил меня. Он тяжело
дышал. Он предложил опять залезть на скалу и посидеть там, пока я
оправлюсь.
Я не мог не обратиться к нему с моим настоятельным вопросом, что же
случилось со мной. Он ответил, что по мере того, как он говорил, я перешел
некоторый предел и вошел очень глубоко в левую часть. Он и Хенаро
следовали за мной. А затем, так же неожиданно, как вошел, я выскочил
обратно.
- Я схватил тебя как раз вовремя, - сказал он. - иначе ты вышел бы в
свое обычное состояние.
Я совершенно запутался. Он объяснил, что мы все трое играли с
сознанием, а я, должно быть, испугался и убежал от них.
- Хенаро - мастер управления сознанием, - продолжал дон Хуан. -
Сильвио Мануэль - мастер управления волей. Оба они были безжалостно
вытолкнуты в неведомое. Мой благодетель сделал им то, что ему сделал его
благодетель. Хенаро и Сильвио Мануэль в некоторых отношениях подобны
древним видящим: они знают, что они могут сделать, но не заботятся о том,
как они это делают. Сегодня Хенаро воспользовался возможностью сдвинуть
твой свет сознания, и все мы оказались в странных границах неведомого.
Я стал умолять его сказать мне, что же случилось в неведомом.
- Ты вспомнишь это сам, - сказал некий голос вблизи моего уха. Я был
настолько убежден, что это голос видения, что это меня совсем не испугало.
Я даже не повиновался импульсу желания обернуться.
- Я - голос видения, и я говорю тебе, что ты - балда, - опять сказал
голос и зацокал.
Я обернулся: за мной сидел Хенаро. Я был так поражен, что смеялся
даже несколько более истерично, чем они.
- Темнеет, - сказал Хенаро. - и как я обещал тебе сегодня утром, у
нас будет здесь бал.
Но дон Хуан вмешался и сказал, что надо подождать еще денек,
поскольку я такой пугливый, что могу умереть от страха.
- Ну нет, он в порядке, - сказал Хенаро, похлопывая меня по плечу.
- Ты лучше спроси его самого, - сказал дон Хуан Хенаро. - он сам
скажет тебе, какой он пугливый.
- Ты действительно такой пугливый? - спросил меня Хенаро насмешливо.
Я не ответил им, и от этого они покатились со смеху. Хенаро даже
катался по земле.
- Он попался, - сказал Хенаро дон Хуану, показывая на меня после
того, как дон Хуан спрыгнул и помог ему подняться. - он никогда не скажет,
какой он пугливый - он для этого слишком важный, однако у него трясутся
колени от страха того, что может случиться, поскольку он не признается,
что он пугливый.
Наблюдая, как они смеются, я решил, что только индейцы могут смеяться
так радостно, однако также убедил себя в злобности этого смеха: они
издеваются над неиндейцами.
Дон Хуан сразу понял мои чувства:
- Не позволяй чувству собственной важности вставать на дыбы, - сказал
он. - в тебе нет ничего особенного ни по каким стандартам. Ни в ком из нас
- индейцах и неиндейцах. Нагваль Хулиан и его благодетель годами, не
упуская случая, смеялись над нами.
Хенаро проворно взобрался обратно на скалу и подошел ко мне.
- Если бы я был тобой и почувствовал себя так холодно оскорбленным, я
бы заплакал. Плачь, плачь - хорошо поплачешь и все пройдет!
К своему изумлению я тихо заплакал. Затем я так разозлился, что
зарычал от гнева. Только после этого я почувствовал себя лучше. Дон Хуан
нежно похлопал меня по спине. Он сказал, что странно то, что гнев может
быть таким отрезвляющим, а иногда страх, иногда юмор. Моя насильственная
природа заставляет меня отзываться только на гнев.
Он добавил, что неожиданный сдвиг света сознания ослабляет нас,
поэтому они стремились укрепить меня, поддержать. Очевидно, Хенаро
преуспел: ему удалось разозлить меня.
Уже смеркалось. Неожиданно Хенаро указал на мотылька, висевшего в
воздухе на уровне глаз. В сумерках он казался большой молью, облетающей то
место, где мы сидели.
- Будь очень мягок со своей природной склонностью к преувеличениям,
- Сказал мне дон Хуан. - не напрягайся. Позволь Хенаро просто вести
себя. Не отрывай глаз от пятна.
Мерцающее пятно определенно было мотыльком. Я мог ясно различить все
его части. Я следил за его витиеватым прерывистым полетом, пока не смог
видеть каждую пылинку на его крыльях.
Что-то вывело меня из состояния полного поглощения. Я почувствовал за
собой шквал беззвучного шума, если можно так выразиться. Я повернулся и
встретился глазами с целым рядом людей на другой стороне скалы, которая
была немного выше той, где мы сидели. Я предположил, что местные жители
заподозрили нас в чем-то, видя, как мы целый день шатаемся здесь, и
забрались сюда, чтобы наказать нас. Я мгновенно понял их намерения.
Дон Хуан и Хенаро соскользнули со скалы и велели мне спешно
спускаться. Мы сразу пошли не оборачиваясь, чтобы посмотреть, не следуют
ли те люди за нами. Дон Хуан и Хенаро отказывались говорить, пока мы шли к
дому Хенаро. Дон Хуан даже велел мне помолчать, приложив строгим жестом
палец к губам. Хенаро не вошел в дом, а стал его обходить, пока дон Хуан
затаскивал меня внутрь.
- Кто были эти люди, дон Хуан? - спросил я его, когда мы оба
очутились в безопасном доме, и он зажег фонарь.
- Это не люди, - ответил он.
- Продолжай, дон Хуан, не интригуй меня, - сказал я. - это были люди,
я видел их собственными глазами, - возразил я.
- Конечно, ты видел их собственными глазами, - возразил он. - но это
ни о чем не говорит. Твои глаза ввели тебя в заблуждение. Это не люди, и
они последовали за тобой. Хенаро должен был отогнать их от тебя.
- Кто же это, если не люди?
- О, это тайна, - сказал он. - это тайна сознания, и ее нельзя
разрешить рассудочно, просто говоря о ней. Можно быть только свидетелем
тайны.
- Тогда позволь мне стать ее свидетелем, - сказал я.
- Но ты уже был - дважды за день, - ответил он. - ты теперь не
помнишь. Но ты будешь им опять, когда воспламенишь вновь эманации, которые
светились, когда ты был свидетелем тайны сознания, о которой я говорил. А
пока давай вернемся к нашим объяснениям сознания.
Он опять повторил, что осознание начинается от постоянного давления,
которое эманации в великом оказывают на те, что пойманы внутри кокона. Это
давление приводит к первому акту сознания: оно останавливает движение
пойманных эманаций, которые стремятся разбить кокон, стремятся умереть.
- Для видящего истина в том, что все живые существа стремятся к
смерти, - продолжал он. - что останавливает смерть, так это сознание.
Дон Хуан сказал, что новые видящие были глубоко обеспокоены тем, что
сознание противостоит смерти, в то же время вводя ее, будучи пищей орла. А
поскольку они не смогли объяснить этого, так как нет рассудочного пути к
пониманию существования, видящие осознали, что их знание составлено из
противоречивых построений.
- Почему же они развили систему противоречий? - спросил я.
- Ничего они не развили, - ответил он. - они нашли безусловные истины
через свое видение. Эти истины были составлены, якобы, в явном
противоречии - и все..
Например, видящие должны быть методичными, рациональными людьми,
образцами трезвости, и в то же время им надо оттолкнуться от всех этих
качеств, чтобы стать совершенно свободными и открытыми тайнам и чудесам
существования.
Его пример запутал меня, но не до конца: я все же понял, что он имеет
в виду. Он сам поддерживал мою рассудочность, но только для того, чтобы
раздавить ее и потребовать полного ее отсутствия. Я сказал ему, как я
понял его аргументы.
- Только чувство величайшей трезвости может соединить противоречия, -
сказал он.
- Мог бы ты сказать, дон Хуан, что искусство является таким
соединяющим мостом?
- Мост между противоречиями ты можешь называть как угодно:
искусством, привязанностью, трезвостью, любовью или даже добротой.
Дон Хуан продолжил свои объяснения и сказал, что новые видящие,
исследуя первое внимание, осознали, что все органические существа, за
исключением человека, успокаивают свои взволнованные и пойманные эманации
таким образом, что те выстраиваются так, чтобы встретиться со своими
внешними партнерами. Люди не делают этого. Вместо этого их первое внимание
перечисляет (каталогизирует) эманации орла внутри кокона.
- Что это за перечисление, дон Хуан? - спросил я.
- Люди замечают эманации, которые есть у них внутри кокона, - ответил
он. - ни одно другое существо не делает этого. В тот момент, когда
давление эманаций в великом фиксирует внутренние эманации, первое внимание
начинает следить за собой. Оно замечает все о себе, или, по крайней мере,
стремится к этому, каким бы странным путем это ни шло. Этот процесс
видящие и называют перечислением.
Я не хочу сказать, что люди сами избирают этот процесс или что они
могут отказаться от него. Перечислить эманации
- Это команда орла, однако то, что открыто волевому усилию, это
способ повиновения этой команде.
Он сказал, что, хотя сам не любит называть эманации командами, это
все же то, чем они являются - командами, которым никто не может
противиться. И все же путь выхода из повиновения командам - повиновение
им.
- В случае с каталогом-перечислением первого внимания, - продолжал
он. - видящие принимают это, поскольку не могут не повиноваться, но,
сделав так, они отбрасывают это: орел не потребовал от нас почитать этот
каталог-перечисление - он потребовал только делать это - это все.
- Как же видят видящие, что люди делают перечисление? - спросил я.
- Эманации внутри кокона человека не успокаиваются с целью встречи с
внешними эманациями, - ответил он. - и это очевидно, когда увидишь, что
делают другие существа. Успокоившись, некоторые из них действительно
сливаются с эманациями в великом и движутся с ними. Видящие могут видеть,
например, как свет эманаций скарабея расширяется до грандиозных размеров.
Люди же успокаивают свои эманации, а потом размещают над ними -
эманации фокусируются на самих себе.
Он сказал, что люди доводят команду перечисления до ее логического
предела и пренебрегают всем остальным. А если они глубоко вовлечены в
перечисление, могут случиться две вещи: они могут либо игнорировать
