непостижимые действия приводят меня в восторг и в то же время смертельно
пугают. Когда же я на левой стороне, он просто Хенаро или Хенарито, без
всяких "донов" перед именем, очаровательный и добрый видящий, чьи действия
совершенно понятны и находятся в точном соответствии с тем, что я сам
делаю или пытаюсь сделать.
Я согласился с ним и добавил, что, когда я нахожусь в своей левой
части, человеком, который заставляет меня трястись, как лист, является
Сильвио Мануэль - наиболее таинственный из компаньонов дон Хуана. Я
добавил также, что дон Хуан, будучи нагвалем, превосходит произвольные
стандарты, и я отношусь к нему с уважением и восхищением в обоих своих
состояниях.
- А боится ли он? - спросил Хенаро странным голосом.
- Очень боится, - ответил ему дон Хуан фальцетом.
Мы все засмеялись, однако дон Хуан и дон Хенаро смеялись так
нарочито, что я заподозрил, что они что-то скрывают.
Дон Хуан прочитывал меня, словно книгу. Он объяснил, что в
промежуточном состоянии, перед тем, как полностью войти в левостороннее
состояние сознания, человек способен к ужасному сосредоточению, однако он
так же сильно подвержен любому мыслимому внушению: на меня, например,
подействовало подозрение.
- Ла Горда всегда в этом состоянии, - сказал он. - она учится
превосходно, но у нее королевские замашки. Она не выносит ничего, что
попадается ей на пути, включая, конечно, и такие хорошие вещи, как
глубокая сосредоточенность.
Дон Хуан объяснил, что новые видящие открыли, что переходный период
является временем, когда происходит глубочайшее обучение. Это также время,
когда за воином следует присматривать и давать объяснения, так, чтобы он
мог правильно оценить их. Если не дать объяснений до перехода воина на
левую сторону, они могут стать великими колдунами, но слабыми видящими,
как это было с древними толтеками.
Воины-женщины особенно часто становятся жертвами левостороннего
обучения. Они так податливы, что могут переходить на левую сторону без
усилия, часто даже по собственной инициативе.
Долгое молчание привело к тому, что Хенаро уснул. Дон Хуан начал
говорить. Он сказал, что новые видящие ввели ряд терминов для объяснения
второй истины сознания. Его благодетель изменил некоторые из этих терминов
по-своему, и он сам сделал то же, руководствуясь уверенностью видящих, что
выбор термина не столь существенен, если истина проверена видением.
Мне было любопытно, какие термины он изменил, однако я не знал
толком, как спросить об этом. Он понял это так, что я сомневаюсь в его
праве или способности изменять и объяснил, что если позволить терминам
возникать на уровне рассудка, они будут говорить только о светском
согласии в обыденной жизни. С другой стороны, когда предлагают термин
видящие, это не может быть фигуральным выражением, поскольку он возникает
из видения и охватывает все, что видящий может достичь.
Я спросил его, почему он изменил термины.
- Обязанность нагваля - искать лучшие пути для объяснения, - ответил
он. - время все меняет, и каждый новый нагваль должен ввести новые слова,
новые идеи для описания своего видения.
- Означает ли сказанное, что нагваль берет идеи из мира повседневной
жизни? - спросил я.
- Нет, я имел в виду, что нагваль говорит о видении всегда по-новому,
- ответил он. - например, как новый нагваль, ты должен будешь сказать, что
сознание ведет к возникновению восприятия. При этом ты передашь то же, что
говорил мой благодетель, но иным путем.
- Что же все-таки новые видящие говорят о восприятии, дон Хуан?
- Они говорят, что восприятие - это условие настройки: эманации
внутри кокона подстраиваются к внешним, подходящим к их эманациям.
Настройка это то, что позволяет всем живым существам культивировать
сознание. Видящие утверждают это, поскольку они видят живые существа так,
как они есть - светящимися, словно капля беловатого света.
Я спросил его, как эманации внутри кокона подходят тем, которые
вовне, так, что возникает восприятие.
- Эманации внутри и эманации вовне, - ответил он. - это те же волокна
света. Чувствующие существа - это пузырьки, сделанные из этих волокон,
микроскопические точки света, прикрепленные к бесконечным эманациям.
Далее он объяснил, что светимость живых существ составляется той
особой частью эманаций орла, которая содержится внутри их светящихся
коконов. Внешняя светимость притягивает внутреннюю, она, так сказать,
ловит ее и фиксирует. Эта фиксация и определяет сознание всякого
отдельного существа.
Видящие могут также видеть, как эманации, внешние по отношению к
кокону, оказывают особое давление на ту часть, которая внутри. Это
давление определяет тот уровень сознания, который имеет данное существо.
Я попросил объяснить, как эманации орла, внешние кокону, оказывают
давление на эманации внутри. - эманации орла - это больше, чем волокна
света, - ответил он. - каждая из них является источником безграничной
энергии. Думай об этом следующим образом: поскольку некоторые эманации,
внешние кокону, являются теми же самыми, что и внутри, их энергии подобны
непрерывному давлению. Однако кокон изолирует эманации, которые внутри его
перепонки, и тем самым направляет давление.
Я говорил тебе, что древние видящие были мастерами манипулирования
сознанием, - продолжал он. - то, что я могу теперь добавить, это то, что
они были мастерами этого искусства, поскольку научились манипулировать
структурой человеческого кокона. Я говорил тебе, что они разгадали тайну
сознания. Под этим я подразумеваю, что они увидели и осознали, что
сознание - это сияние в коконе живых существ. Они правильно назвали это
светом сознания.
Он объяснил, что древние видящие увидели, что человеческое сознание
- Это свечение янтарного цвета, более интенсивное, чем остальная
часть кокона. Это свечение находится на проходящей по всей его длине узкой
вертикальной полосе правой части кокона, с края. Мастерство древних
видящих состояло в перемещении этого свечения так, чтобы сдвинуть его с
первоначального места на поверхности кокона внутрь по ширине.
Он остановился и взглянул на Хенаро, который по-прежнему глубоко
спал.
- Хенаро не вносит ничего в объяснение, - сказал он. - Хенаро -
деятель. Мой благодетель постоянно наталкивал его на неразрешимые
проблемы, так что он вошел в левую часть и никогда не имел возможности
размышлять и удивляться.
- Не лучше ли идти этим путем, дон Хуан?
- Это зависит от обстоятельств. Для него это идеально, но для меня и
тебя это не будет удовлетворительно, поскольку мы призваны, так или иначе,
объяснять. Хенаро и мой благодетель больше похожи на древних, чем на новых
видящих: они могут управлять и делать со светом сознания, что хотят.
Он встал с матраца, на котором мы сидели, и потянулся, вытягивая руки
и ноги. Я настаивал, чтобы он продолжал беседу, но он улыбнулся и сказал,
что я нуждаюсь в отдыхе: мое сосредоточение иссякло.
Послышался стук в дверь и я проснулся. Было темно. Сначала я не мог
вспомнить, где я. Что-то во мне было далеко, как если бы какая-то часть
меня все еще спала, хотя я проснулся полностью. Через открытое окно
поступало достаточно света луны, так что можно было видеть.
Я увидел, как дон Хенаро встал и пошел к двери. Тогда я понял, что
нахожусь в его доме. Дон Хуан глубоко спал на полу на матраце. У меня было
определенное впечатление, что мы все трое крепко уснули из-за смертельной
усталости из-за вылазки в горы.
Дон Хенаро зажег свой керосиновый фонарь. Я последовал за ним на
кухню. Кто-то принес ему горшок горячего супа и стопку кукурузных лепешек.
- Кто принес тебе пищу? - спросил я его. - у вас есть здесь
поблизости женщина, которая готовит вам?
На кухню вошел дон Хуан. Оба они смотрели на меня, улыбаясь. По
какой-то причине их улыбки показались мне зловещими. Я уже готов был
закричать от ужаса, когда дон Хуан ударил меня по спине и переместил в
состояние повышенного сознания. Тогда я понял, что во время сна или же
проснувшись, я, видимо, соскользнул обратно в повседневное состояние.
Ощущение, которое я тогда испытал, вернувшись в состояние повышенного
сознания, было смесью облегчения и гнева и очень острой тоски. Я
почувствовал облегчение от того, что теперь я опять сам в себе, так как
начинал рассматривать эти свои непостижимые состояния как свое истинное
"я". Для этого была одна простая причина: в этих состояниях я чувствовал
себя целым - ничто не отсутствовало. Гнев и печаль были реакцией на
беспомощность - я более, чем когда-либо, осознавал ограниченность своего
бытия.
Я попросил дона Хуана объяснить мне, как возможно делать то, что
происходит со мной. В состоянии повышенного сознания я мог оглянуться и
вспомнить о себе все, я мог дать себе отчет обо всем, что я делал в любом
состоянии, я даже мог вспомнить свою неспособность вспомнить. Но как
только я возвращался в свое нормальное повседневное состояние сознания, я
не мог вспомнить ничего из того, что делал в состоянии повышенного
сознания, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
- Помолчи, помолчи пока, - сказал он. - ты еще не помнишь всего:
состояние повышенного сознания - это только промежуточное состояние. Есть
бесконечно много позади него, и ты был там много, много раз. Но именно
сейчас ты не можешь этого вспомнить, даже если бы от этого зависела твоя
жизнь.
Он был прав. Я не имел ни малейшего понятия, о чем он говорит. Я
попросил объяснений.
- Объяснения последуют, - сказал он. - это медленный процесс, но мы
до этого доберемся. Это будет медленно, поскольку я похож на тебя - я
стремлюсь к пониманию. Я противоположен моему благодетелю, который не
вдавался в объяснения. Для него существовали только действия. Он обычно
намертво ставил нас против непостижимых проблем и оставлял решать их
самостоятельно. Некоторые из нас никогда ничего не решили и кончили весьма
похоже тем древним видящим: все - действия и нет реальных знаний.
- Заключены ли эти воспоминания в моем уме? - спросил я.
- Нет, это было бы слишком просто, - ответил он. - действия видящих
более сложны, чем деление человека на ум и тело. Ты забыл, что делал то,
что забыл, ты видел.
Я попросил дона Хуана объяснить по-другому то, что он только что
сказал. Он стал терпеливо объяснять, что все, что я забыл, происходило со
мной в состояниях, в которых мое сознание было расширено,
интенсифицировано, а это означает, что использовались отличные от обычных
области моего полного существа.
- То, что ты забыл, поймано в тех областях твоего целостного
существа, - сказал он. - использовать те, другие области и значит видеть.
- Я еще больше запутался, чем всегда, дон Хуан, - сказал я.
- Я не виню тебя, - ответил он. - видение значит обнажение сердцевины
всего - быть свидетелем неведомого и бросить взгляд на непостижимое. Как
таковое, оно малоутешительно. Обычно видящие разрываются на части от того,
что существование неизмеримо сложнее, а наше обыденное сознание губит его
своими ограничениями.
Он опять повторил, что мое сосредоточение должно быть полным, так как
предельно важно понять, что новые видящие придают величайшее значение
глубокому, неэмоциональному постижению.
- Например, в прошлый раз, - продолжал он. - когда ты "понял все"
относительно ла Горды и своего чувства собственной важности, ты в
действительности не понял еще ничего реально. У тебя была эмоциональная
