поворота в свою пользу. В числе прочих от советской стороны были определены
не подлежащими обсуждению "советско германский пакт о ненападении 1939 года
и вопросы, имеющие к нему отношение".
Комитет обвинителей поддержал Руденко В результате трибунал отклонил
претензии защитника Зайдля и постановил исключить из его речи обвинения в
адрес СССР и не включать их в протокол. Однако в своем последнем слове
обвиняемый Риббентроп все же коснулся этой темы:
"Когда я приехал в Москву в 1939 году к маршалу Сталину, он обсуждал со
мной не возможность мирного урегулирования германо-польского конфликта а дал
понять, что если он не получит половины Польши и Прибалтийские страны, еще
без Литвы с портом Либава, то я могу сразу же вылетать назад.
Ведение войны, видимо, не считалось там в 1939 году преступлением
против мира, в противном случае я не могу объяснить телеграмму Сталина после
окончания польской кампании, которая гласила' "Дружба Германии и Советского
Союза, основанная на совместно пролитой крови, имеет перспективы быть
длительной и прочной"
Так существование протокола получило огласку Краткая история немецких
оригиналов такова Пока боевые действия на фронтах развивались для Германии
успешно, договор и секретный протокол хранились в сейфе МИД Германии Но
когда стало ясно, что война может быть проиграна и огромные архивы едва ли
удастся куда-то увезти и спрятать, Риббентроп приказал сделать микрокопии на
фотопленку с наиболее важных документов.
Весной 1945 года поступило указание уничтожить архивы. Выполняя это
указание, советник Карл фон Леш уничтожил документы, но спрятал микрофильмы
(20 катушек, где заснято 9 725 страниц документов) в железную коробку,
обмотал ее промасленной тканью и зарыл в землю в парке замка Шенберг
(Тюрингия), куда в то время был вывезен архив. 12 мая 1945 года фон Леш
рассказал о документах подполковнику английской армии Роберту Томсону А тот
сообщил об этом союзникам-американцам. 14 мая коробку вырыли, 19 мая
доставили в Лондон, где американцы сняли дубликаты со всех микрофильмов. С
этих микрофильмов и сделаны фотокопии, на издание которых ссылался я и
которые сегодня известны всему свету.
Однако если прояснился вопрос об оригиналах немецкой стороны, то куда
делись подлинники", принадлежащие нашей, советской стороне?
Как стало известно недавно, секретный протокол нашей стороны хранился в
личном сейфе Молотова. О протоколе, подписанном от имени государства, не
знал никто, кроме присугствовавших при его подписании Не было об этом
известно ни Политбюро ЦК партии, ни Верховному Совету СССР.
В печати содержание протокола впервые было опубликовано 23 мая 1946
года (газета "Сан-Луи пост диспетч"), а позднее во многих сборниках
документов.
В советской печати о протоколе не только не упоминалось, но даже
отрицалась возможность его существования, если появлялось какое-нибудь
сообщение за рубежом
В 1989 году I Съезд народных депутатов СССР поручил созданной под
председательством А. Н. Яковлева комиссии дать "политическую и правовую
оценку советско-германского Договора о ненападении от 23 августа 1939 года".
Комиссия ознакомилась с архивами МИД, Министерства обороны, КГБ, Главного
архивного управления. Общего отдела ЦК КПСС и Института марксизма-ленинизма
Запрашивала немецкие документы через посольство ФРГ. Нигде оригиналы
секретного протокола не найдены
Дальше я привожу обоснование комиссии, почему она все же считает
возможным признать существование протокола, несмотря на отсутствие
подлинников
"Действительно, оригиналы протоколов не найдены ни в советских, ни в
зарубежных архивах Тем не менее комиссия считает возможным признать, что
секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года существовал
Первое В Министерстве иностранных дел СССР существует служебная
записка, фиксирующая передачу в апреле 1946 года подлинника секретных
протоколов одним из помощников Молотова другому: Смирновым - Подцеробу Таким
образом, оригиналы у нас были, а затем они исчезли. Куда они исчезли, ни
комиссия, никто об этом не знает Вот текст этой записки. "Мы,
нижеподписавшиеся, заместитель заведующего Секретариатом товарища Молотова
Смирнов и старший помощник Министра иностранных дел Подцероб, сего числа
первый сдал, второй принял следующие документы особого архива Министерства
иностранных дел СССР.
1 Подлинный секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года
на русском и немецком языках плюс 3 экземпляра копии этого протокола".
Дальше не относящиеся к этому делу, в одном случае 14, а в другом - еще
несколько документов Подписи: "Сдал Смирнов, принял Подцероб".
Следующий факт Найдены заверенные машинописные копии протоколов на
русском языке. Как показала экспертиза, эти копии относятся к молотовским
временам в работе МИД СССР.
Третье. Криминалисты провели экспертизу подписи Молотова в оригинале
договора о ненападении, подлинник которого, как вы сами понимаете, у нас
есть, и в фотокопии секретного протокола. Эксперты пришли к выводу об
идентичности этих подписей.
Четвертое. Оказалось, что протоколы, с которых сняты западногерманские
фотокопии, были напечатаны на той же машинке, что и хранящийся в архивах МИД
СССР подлинник договора. Как вы понимаете, таких совпадений не бывает.
И наконец, пятое. Существует разграничительная карта Она напечатана,
завизирована Сталиным. Карта разграничивает территории точно по протоколу.
Причем на ней две подписи Сталина. В одном случае - общая вместе с
Риббентропом, а во втором случае Сталин красным карандашом делает поправку в
нашу пользу и еще раз расписывается на этой поправке.
Таким образом, дорогие товарищи, эти соображения не вызывают малейших
сомнений в том, что протокол такой существовал".
Таково заключение комиссии.
А теперь я расскажу о дополнительных сведениях, на мой взгляд, тоже
убедительно подтверждающих существование протокола. Я удивляюсь, как не
пришло в голову никому из членов комиссии воспользоваться таким достоверным
источником.
Просматривая свои материалы о тех далеких днях, перечитывая текст
договора, вглядываясь в подписи под ним, рассматривая фотографии
Нюрнбергского процесса, я размышлял о том, что участники тех событий -
Сталин, Гитлер, Молотов, Риббентроп, Геринг, Гесс и другие - сошли с
исторической сцены, никто уже не может рассказать, что и как тогда
произошло. И вдруг я вспомнил Еще жив один человек, который нередко бывал
рядом со всеми этими деятелями, не только слышал их разговоры, но и помогал
объясниться,- это переводчик Павлов Владимир Николаевич
Бросив все дела, я немедленно стал добывать телефон и адрес Павлова.
Именно добывать - в Москве найти нужного человека не так просто.
И вот я у Павлова. Меня встретила его жена - общительная и, сразу
видно, властная дама. Она тут же предупреждает, что Владимир Николаевич не
дает интервью, не пишет мемуаров, а со мной будет беседовать из уважения,
которое испытывает ко мне как писателю Маленький магнитофон, который я хотел
использовать как записную книжку, она взяла и вынесла в прихожую.
- Будем говорить без этого.
В гостиную вошел Владимир Николаевич, непохожий на того, каким я видел
его на многих фотографиях: там он небольшого роста, худенький и, я бы
сказал, не выделяющийся, всегда сбоку или позади тех, кому помогает вести
разговор. Теперь он пополнел, блондин от природы, стал совсем светлый, даже
не седой, а какой то выцветший. Ему за восемьдесят, не очень здоров, но
память светлая, видимо, по профессиональной привычке не берет на себя
инициативу разговора, а лишь отвечает на вопросы. Ему бойко помогает
супруга.
Для знакомства я попросил Владимира Николаевича коротко рассказать о
себе.
- Я никогда не собирался быть переводчиком, окончил энергетический
институт, занялся научной работой, хотел увеличить прочность лопастей
турбин. А языками увлекался для себя Как сегодня говорят, это было хобби.
Нравилось и легко давалось. Видно, от природы мне это было отпущено,
свободно владел немецким, английским, а поэднее французским и испанским И
вот в 1939 году меня вызывают в ЦК ВКП(б). Представляете' Я всего кандидат в
члены партии. В ЦК со мной беседовали два человека на немецком языке в
присутствии какого-то работника ЦК. Как выяснилось, они должны были
выяснить, как я .знаю язык. И выяснили, сказав. "Он знает немецкий лучше
нас". Тут же мне было сказано, чтобы я ехал в Наркоминдел к товарищу
Молотову. Его только что назначили наркомом вместо Литвинова, и он обновлял
аппарат.
Все это было как во сне, я не хотел быть дипломатом, мне было 24 года,
все мои мысли были в науке. Я об этом честно сказал Молотову на первой же
беседе Но он коротко и четко отрезал:
- Вы коммунист и обязаны работать там, где нужнее.
Так я стал помощником наркома иностоанных дел СССР. Я переводил на всех
встречах Сталина и Молотова с Риббентропом. Был с Молотовым на его встречах
с Гитлером, рыл заведующим Центральным европейским отделом наркомата.
Работал как переводчик на всех конференциях в годы войны - Тегеранской,
Ялтинской, Потсдамской. С 1974 года на пенсии в ранге Чрезвычайного и
Полномочного Посла.
- Расскажите подробнее о подписании договора о ненападении с Германией.
- Да, я тогда переводил разговор Сталина, Риббентропа и Молотова.
- В наши дни много пишут и говорят о секретном дополнении к договору -
протоколе. Даже в докладе Яковлева Съезду народных депутатов, после
изложения всех косвенных доказательств о существовании протокола, все же
сказано - подлинников нет. Если вы были при подписании договора и этого
секретного приложения, то на сегодня вы единственный живой свидетель
происходившего в тот день - 23 августа 1939 года. Скажите четко и прямо: был
ли секретный протокол?
- Да, был. И еще добавлю такую подробность, в которую сегодня вообще
трудно поверить. Инициатива создания и подписания секретного протокола
исходила не с немецкой, а с нашей стороны.
- Это действительно очень неожиданно слышать.
- Ничего удивительного. Секретный протокол сегодня осуждают, а по тем
временам, в той международной обстановке, его расценивали как мудрый
поступок Сталина. Гитлеру нужен был спокойный тыл. Он очень спешил с
подписанием договора. Оставалось несколько дней до нападения на Польшу, а
позднее на Францию. Не допустить открытия фронта на востоке, обеспечить тыл
было заветной мечтой Гитлера. Риббентроп привез только текст основного
договора, Сталин, Молотов обсудили его, внесли поправки. Сталин вдруг
заявил: "К этому договору необходимы дополнительные соглашения, о которых мы
ничего нигде публиковать не будем". Сталин, понимая, что ради спокойного
тыла Гитлер пойдет на любые уступки, тут же изложил эти дополнительные
условия: Прибалтийские республики и Финляндия станут сферой влияния
Советского Союза. Кроме того, Сталин заявил о нашей заинтересованности в
возвращении Бессарабии и объединении украинских и белорусских западных
областей с основными территориями этих республик.
Риббентроп растерялся от таких неожиданных проблем, сказал, что не
может их решить сам, и попросил разрешения позвонить фюреру. Получив такое
разрешение, он из кабинета Сталина связался с Гитлером и изложил ему
пожелания Сталина. Фюрер уполномочил Риббентропа подписать дополнительный
