Владимир Карпов.
Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира (часть 1)
(Литературная мозаика)
ВВЕДЕНИЕ
Хочу ввести читателя в мою книгу Именно ввести, объяснить, о чем,
почему и как она написана.
Книга эта непростая, тем, кто ищет развлечения или отдыха, советую
закрыть и отложить ее в сторону Эта книга была трудна при создании, трудна
она и для чтения. Поэтому приглашаю отправиться вместе со мной в этот
нелегкий путь только тех, кто ощущает в себе достаточно сил для раздумий,
горьких переживаний, а может быть, и разочарований. Но в целом, в итоге,
надеюсь, мы достигнем определенного результата и проясним многие томящие
нашу душу вопросы, поставленные недавней историей, да и нами самими, ее
участниками. Участниками честными, но порой слепыми, не имевшими возможности
обозреть, охватить происходящее вокруг, понять, что творим, движимые теми, в
чьих руках были рычаги или, как говорится, бразды правления
Тема книги - дела военные, выделенные из всех других дел и проблем XX
века Центром повествования, фигурой, объединяющей все, о чем я рассказываю,
является человек, сыгравший необыкновенно важную роль в достижении нашей
победы в Великой Отечественной войне, Маршал Советского Союза Георгий
Константинович Жуков, личность неоднозначная - и как полководец, и как
общественный деятель, и как человек.
Одна из главных трудностей в работе над книгой проистекала из того
обстоятельства, что в течение всей войны рядом с Жуковым был, или, вернее,
Жуков был рядом с человеком, который являл собой своеобразный эпицентр всех
происходящих событий на фронте и в тылу. Я имею в виду И В Сталина. Как
историческая личность, как политический деятель и как человек Сталин еще
более сложен, чем Жуков. Я не берусь анализировать, а тем более оценивать
всю деятельность Сталина, я намереваюсь описать его лишь как военачальника,
как Верховного Главнокомандующего.
С другой стороны фронта Жукову противостоял, был его противником во
многих сражениях и в воине в целом Адольф Гитлер, тоже личность сложнейшая -
в нравственном, политическом и даже психологическом аспектах. Нго обойти
нельзя, он постоянное действующее лицо на протяжении всей войны и до нее.
Значит, и он будет присутствовать в книге. И, конечно, будут названы и
охарактеризованы те гитлеровские генералы, которые противостояли Жукову в
конкретных сражениях. А на нашей стороне Жуков будет окружен своими боевыми
соратниками.
Моя задача, с одной стороны, облегчается, а с другой - усложняется тем,
что Жуков написал большую книгу "Воспоминания и размышления", в которой
осветил почти всю свою жизнь. Казалось бы, что может быть точнее и
достовернее этой книги? Но следует напомнить, что в то время, когда маршал
ее писал, он был стеснен ситуацией тех дней, обстоятельствами, в силу
которых он не все мог сказать о себе. При этом необходимо иметь в виду и
известную скромность, присущую ему как автору. А кое о чем маршал, может
быть, не хотел написать по другим причинам - несомненно, у Жукова, как у
всех нас, грешных, было немало и таких моментов в жизни, о которых ему не
хотелось бы вспоминать. Вот и получается:
есть о чем рассказать, даже при наличии объемистых и содержательных
воспоминаний самого героя предстоящего повествования.
Даже то, о чем он рассказал (например, какое-нибудь событие с
совершенно определенным местом действия, точной датой и конкретными
участниками), может быть порой проанализировано и оценено несколько иначе
из-за того, что открылись какие-то новые, неизвестные ранее обстоятельства.
А может появиться - и у меня, пишущего, и у вас, читающих,- желание чему-то
возразить, высказать свое суждение и оценку, опираясь на те же самые факты и
события.
Маршал - полководец на поле сражения, а за письменным столом
маршальские звезды сил не прибавляют. Перед чистым листом бумаги трепещут
даже профессиональные литераторы. Чистый лист - проверка и уровня личности,
пожалуй не менее строгая, чем в бою. В сражении, если даже совершен огрех,
прошла, отгремела битва, и если ты не хочешь, то можешь никому не говорить о
своей ошибке или минутной слабости, а то, что написано на бумаге, этого не
позволяет - написанное остается навсегда и становится уже не твоим, а
общенародным достоянием, и если солжешь - это так и останется и будет видно
всем и всегда. Тут тебе и оценка, и приговор - получишь то, что заслужил.
Нелегко справиться с трепетом и чувством ответственности перед чистым
листом. Не всем удается преодолеть этот барьер в себе. При жизни нашего
поколения мы много раз были свидетелями, когда люди с очень высоким
общественным положением и, казалось бы, очень крупные не устояли перед
чистым листом и написали на нем такое, за что не примет их в свое лоно
история как порядочную, честную личность.
Много удивительных изобретений совершили люди. Ухитрились они
преодолевать и трудность написания мемуаров. Часто бывало так - человек
прожил сложную жизнь, много видел, а написать об этом не может, не дала ему
природа литературных способностей. Вот и придумали: объединяются двое, у
одного опыт, большая жизнь, а другой свободно выкладывает мысли на бумагу,
так рождается своеобразный литературный кентавр. Много у нас появилось за
послевоенные годы таких кентавров. Как правило, это искусственное
объединение порождало вещи неполноценные, но все же, с одной стороны, надо
сказать спасибо литзаписчикам за то, что они сохранили для потомков хотя бы
рельеф событий. Но, с другой стороны, им же и упрек за то, что многие из них
вытравили душу рассказчика, его личные переживания, отношение к событиям,
язык (пусть не литературный, но у каждого свой). Вот в этом смысле
литературные обработчики, как на лесопильном заводе, делали из разных
деревьев одинаковые столбы. Да еще каждый, в зависимости от степени своего
мужества или трусости, заботился о благополучии и "проходимости" своего
творения, вытравляя из воспоминаний то, что, на их взгляд, не нужно или еще
не время рассказывать, а тем самым они вытравляли самую душу, самый смысл из
тех воспоминаний, которые они литературно обрабатывали.
Приложили свои въедливые перья дописчики и советчики и к воспоминаниям
Жукова. Это не предположение - я даже беседовал с некоторыми из них. Жуков
незадолго до смерти с грустью сказал: "Книга воспоминаний наполовину не
моя". Это подтверждается в статье доктора исторических наук,
генерал-лейтенанта Н. Г. Павленко, опубликованной в No 11, 1988 г.,
"Военно-исторического журнала". Профессор Павленко был в шестидесятых годах
главным редактором этого журнала, он человек широко информированный об
официальных и неофициальных делах и разговорах в военной среде после войны.
Николай Григорьевич не раз встречался с Жуковым. В застойные времена о
многих закулисных делах, касающихся книги Жукова, говорить было нельзя. Вот
что наконец смог написать Павленко лишь в 1988 г.: "...из рукописи вопреки
авторской позиции выбрасывались многие критические мысли, связанные с
деятельностью И. В. Сталина, репрессиями, недостатками и просчетами в войне
и т. д.
Еще до выхода в свет мемуаров Г. К. Жукова у руководства на Старой
площади были разные точки зрения на труд полководца. Например, член
Политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов, ведавший в те годы идеологией, считал, что
никакими купюрами изменить содержание книги Г. К. Жукова нельзя. Ее лучше не
издавать совсем. Других взглядов придерживался Л. И. Брежнев. Он в конечном
итоге и дал разрешение на публикацию Но раньше, чем это произошло, над ней
довольно основательно "потрудились" две группы доработчиков (из Главного
политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота и из
Военно-научного управления Генштаба)... они выписывали и вычеркивали все то,
что считали нужным Как потом вспоминал один из руководителей группы
доработчиков генерал М. X. Калашник, они "устраняли" недооценку
партийно-политической работы в мемуарах Г. К. Жукова.
После того как усердно потрудились доработчики, готовая рукопись долго
не посылалась в набор. Редактор А. Д. Миркина, работавшая над рукописью
Жукова, рассказывала и в печати и мне, почему происходила задержка. (Кстати,
с благодарностью должен сказать о том, что Анна Дмитриевна Миркина читала и
рукопись этой моей книги.) Она рассказывала: работникам редакции дали понять
- Брежневу очень хочется, чтобы маршал упомянул его в своих воспоминаниях.
Но вот беда, за все годы войны Жуков ни разу на фронте не встречался с.
Брежневым. Георгий Константинович просто не знал, что в какой-то армии
существует такой полковник-политработник. Как быть? Без выполнения просьбы
Генерального книга не пойдет. Тогда написали, что, находясь в 18-й армии
генерала К. Н. Леселидзе, Жуков якобы хотел "посоветоваться" с начальником
политотдела армии Л. И. Брежневым, но, к сожалению, его в штабе армии не
было, "он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои". Миркина
сказала, что, когда Жукову показали этот "довесок" и попросили согласиться,
чтобы ускорить выход книги, маршал уступил и горько усмехнулся: "Умный
поймет".
Еще до того, как мне стали известны вышеприведенные подробности
"доработки" рукописи Жукова, я, внимательно читая и перечитывая воспоминания
маршала, видел многие страницы "не его текста", они выделяются своей
чужеродностью, казенностью, тенденциозностью содержания. Встречаются и такие
суждения, которые невозможно посчитать за жуковские, они противоречат его
взглядам, характеру, убеждениям. При чтении и анализе таких мест у меня все
сильнее укреплялось желание познакомиться с первоначальной рукописью Жукова.
Я предпринял немало усилий, чтобы найти ее, но обнаружить рукопись не
удавалось ни у родственников, ни в архивах. Это само по себе еще больше
распаляло не только мое любопытство, но и убеждение - что-то не так в этом
исчезновении рукописи. Почему ее прячут? Кто и зачем? И если это так, то в
рукописи, наверное, много такого, что не случайно прячется.
И я стал искать Искал долго, упорно и терпеливо. Несколько лет.
И вот однажды очень хороший и добрый человек мне сказал:
- Я знаю, вы работаете над книгой о Жукове, может быть, вам интересно
будет познакомиться с его первоначальной рукописью. Ксгати, в ней многое
поправлено, а вам, наверное, небезынтересно узнать подлинные суждения
Георгия Константиновича.
Я не верил своим ушам! Неужели это не сон? Стараясь быть сдержанным (а
внутри все кричало:
Неужели? Неужели нашел?!), я ответил, что мне будет и полезно и
интересно познакомиться с рукописью. Но точно ли это оригинальный вариант?
- Не сомневайтесь,- самый первый, с замечаниями на полях лиц очень
высокопоставленных и с ответами на эти замечания самого Жукова
Я готов был оставить все дела и кинуться за этой рукописью, но разговор
этот произошел во время заграничной командировки, в далеком Буэнос-Айресе. Я
потерял покой, не мог дождаться возвращения на родину. Мне не верилось, я
боялся, что не сбудется, что-то помешает мне получить рукопись для
ознакомления.
Опасения мои оказались не напрасны - хороший, добрый человек
засомневался, его смущали замечания на полях рукописи, сделанные людьми и
сегодня очень влиятельными Я дал слово никогда никому не называть имени
хорошего, доброго человека, что свято выполняю. Еще и еще раз выражаю ему
благодарность от себя и от читателей за то, что он сохранил и дал
возможность нам ознакомиться с подлинными мыслями и суждениями Жукова,
