-- Видящей во Тьме здесь нет, -- заметил Педро.
-- Тогда ты защитишь меня.
-- Да, у меня это так хорошо получилось, но -- в этот раз.
Педро не сможет защитить ее, а она не хотела уходить. И это означало,
что он будет теперь жить в постоянной тревоге, наблюдая, как мужчины смотрят
на Чипу, как они шепчутся за спиной главнокомандующего, как они всячески
дают понять Пинсону, что они на его стороне. Педро чувствовал, что в воздухе
носится угроза неизбежного бунта. Не хватало только повода. Когда Педро
пытался заговорить об этом с главнокомандующим, тот отказался его слушать,
сказав только, что ему известно, как матросы относятся к Пинсону. Но они не
посмеют восстать против королевской власти. Если бы только Педро смог
поверить в это!
В тот вечер Педро руководил корабельными юнгами, обслуживавшими
офицеров. Неведомые раньше фрукты стали уже привычными, и каждая трапеза
превращалась в пир. Все выглядели теперь куда лучше, чем во время
путешествия. Для постороннего взгляда отношения между главнокомандующим и
Пинсоном были превосходными. Но, по мнению Педро, единственным, на кого мог
рассчитывать Колон в случае бунта, был он сам, Сеговия, Арана, Гутьеррес,
Эскобедо и Торрес. Иными словами -- королевские офицеры и личный слуга
главнокомандующего. Корабельные юнги, некоторые из судовых матросов в душе
будут на стороне Колона, но не осмелятся противостоять большинству. Если на
то пошло, то и королевские офицеры не питали личной преданности по отношению
к самому Колону, они лишь будут защищать надлежащий порядок и законную
власть. Да, если грянет беда. Колон окажется практически одиноким.
А что до Чипы, то с ней сразу же расправятся. Я лучше сам убью ее,
думал Педро, чтобы не позволить Пинсону коснуться ее своими грязными руками.
Я убью ее, а потом себя. А еще лучше, -- почему бы не убить Пинсона? Раз уж
я думаю об убийстве, почему бы не пронзить шпагой того, кого я ненавижу,
вместо того, кого люблю?
Такие мрачные мысли бродили в голове Педро, когда он передавал Мартину
Пинсону чащу с нарезанной дыней. Пинсон подмигнул ему и улыбнулся. Он знает,
о чем я думаю, и смеется надо мной, понял Педро. Он знает, что мне известны
его планы. И он также знает, что я бессилен.
Внезапно страшный взрыв расколол тишину вечера. Почти одновременно
земля под ним закачалась, и сильный порыв ветра свалил Педро с ног. Он упал
прямо на Пинсона, и тот сразу начал проклинать и бить его. Педро поспешно
вскочил на ноги. Вскоре, однако, даже Пинсон понял, что Педро не виноват в
случившемся. Взрыв повалил на землю множество матросов, и сейчас воздух был
наполнен дымом и пеплом. Самое плотное облако висело над водой.
-- "Пинта!" -- закричал Пинсон. Его крик подхватили остальные, и сквозь
сгущавшийся дым все бросились к воде.
"Пинта" уже догорала. От нее почти ничего не осталось.
Вечерний бриз постепенно разогнал дым, и они, наконец, обнаружили двух
матросов, которые должны были находиться на вахте. Пинсон уже избивал их,
нанося плашмя удары мечом, прежде чем двое матросов по приказу Колона
оттащили его.
-- Мой корабль! -- кричал Пинсон. -- Что вы сделали с моим кораблем?
-- Если вы перестанете их избивать и кричать на них, -- сказал Колон,
-- возможно, они объяснят нам, что случилось.
-- Мое судно погибло, а они должны были охранять его! -- кричал Пинсон,
пытаясь вырваться из рук удерживавших его матросов.
-- Это было мое судно, которое мне дали король и королева, -- сказал
Колон. -- Вы можете взять себя в руки и вести, как подобает сеньору?
Пинсон яростно кивнул, и матросы отпустили его. Один из матросов,
стоявших на вахте, по имени Раскон, и бывший совладелец "Пинты", сказал:
-- Мартин, мне очень жаль, но что мы могли сделать? Он заставил нас
спуститься в шлюпку и грести к берегу, а затем укрыться за этой скалой. А
потом судно взорвалось.
-- Он? -- спросил Колон, не обращая внимания на то, что Раскон
докладывает Пинсону, а не ему, главнокомандующему.
-- Человек, который это сделал.
-- Где он сейчас? -- спросил Колон.
-- Он не мог уйти далеко, -- ответил Раскон.
-- Он скрылся в том направлении, -- сказал Хиль Перес, второй
вахтенный.
-- Сеньор Пинсон, не соблаговолите ли организовать поиски?
Когда его ярость обрела цель, Пинсон немедленно начал действовать: он
разделил людей на поисковые партии, не забыв оставить достаточное количество
матросов для охраны форта на случай воровства или саботажа. Педро не мог не
признать, что Пинсон -- хороший руководитель, быстро соображающий и отдающий
приказы так, что люди понимали их и подчинялись без промедления. Для Педро
это делало его еще более опасным.
Вскоре Колон остался один на берегу. Он внимательно всматривался в
куски дерева, прыгавшие на волнах.
-- Даже если бы весь порох на "Пинте" взорвался одновременно, --
произнес главнокомандующий, -- то и тогда судно не могло бы быть разрушено с
такой силой.
-- Так что бы это могло быть? -- спросил Педро.
-- Может быть. Бог, -- сказал главнокомандующий.
-- А может быть, дьявол. Индейцы незнакомы с порохом. Если нам удастся
поймать человека, который, предположительно, сделал это, не думаешь ли ты,
что он окажется мавром?
Значит, главнокомандующий вспомнил проклятье горной ведьмы. Одно
несчастье за другим. Что может быть хуже, чем лишиться последнего корабля?
Однако, когда они нашли этого человека, он оказался не мавром. Не был
он и индейцем. Это был крупный, сильный белый мужчина с бородой. Одет он был
весьма необычно, о чем можно было судить даже по тем клочьям, которые
матросы оставили на нем. Они привели его с гарротой на шее, и заставили
стать на колени перед главнокомандующим.
-- Мне с большим трудом удалось привести его живым сюда, чтобы вы его
допросили, сеньор, -- сказал Пинсон.
-- Почему ты это сделал? -- спросил Колон. Мужчина ответил по-испански
-- с сильным акцентом, но вполне разборчиво.
-- Когда я впервые услышал про вашу экспедицию, то поклялся, что, если
она увенчается успехом, вы никогда не вернетесь в Испанию.
-- Почему? -- нахмурился главнокомандующий.
-- Меня зовут Кемаль, -- сказал мужчина. -- Я турок. Нет Бога, кроме
Аллаха, и Магомет пророк его.
Люди зароптали в гневе. Неверный. Язычник. Дьявол.
-- Я все-таки вернусь в Испанию, -- сказал Колон. -- Ты не остановишь
меня.
-- Дурак, -- усмехнулся Кемаль. -- Как ты вернешься в Испанию, когда ты
окружен врагами? Пинсон немедленно взревел:
-- Ты здесь единственный враг, неверная собака!
-- А как ты думаешь, как бы я проник сюда, если бы мне не помогли
кое-кто из этих? -- он кивнул на окружавших его людей. Затем посмотрел на
Пинсона и подмигнул.
-- Лжец, -- закричал Пинсон. -- Убейте его! Убейте его.
Люди, державшие турка, немедленно повиновались, хотя Колон громко
крикнул им, приказывая остановиться. Возможно, из-за собственных криков
ярости они не услышали его. Турок мучился недолго. Вместо того чтобы удушить
его, они стянули гарроту так плотно, затянули винты с такой силой, что
сломали ему шею, и, дернувшись раза два, он умер.
Наконец, возбужденная толпа успокоилась. В наступившей тишине
послышались слова главнокомандующего:
-- Дурачье, вы убили его слишком быстро. Он не успел нам ничего
сказать.
-- А что мы могли услышать, кроме лжи? -- спросил Пинсон.
Колон посмотрел на него долгим пронизывающим взглядом.
-- Мы теперь никогда не узнаем этого. Единственное, что я могу сказать,
это то, что его смерть на руку тем, кого он мог бы назвать, как своих
соучастников.
-- В чем вы меня обвиняете? -- потребовал объяснений Пинсон.
-- Я вообще вас ни в чем не обвиняю. Только теперь до Пинсона, кажется,
дошло, что его собственные действия не могли не навлечь на него подозрения.
Он несколько раз кивнул, а затем улыбнулся.
-- А-а, понятно, главнокомандующий. Вы, наконец, нашли способ подорвать
ко мне доверие, и ради этого вы не остановились перед тем, чтобы взорвать
мою каравеллу.
-- Думайте, о чем говорите, -- как удар бича хлестнул по толпе голос
Сеговия.
-- Лучше бы он подумал, прежде чем обвинять меня. Я не обязан был
приводить сюда "Пинту". Но я доказал свою преданность. Здесь меня знают все.
Я не чужеземец. Откуда нам знать, что этот Колон и в самом деле христианин и
генуэзец? Ведь эта черная ведьма и маленькая шлюха-переводчица знают его
родной язык, который не может понять ни один уважающий себя испанец.
Педро отметил про себя, что оба раза, когда звучала генуэзская речь,
Пинсона там не было. Очевидно, с тех пор было много разговоров о том, кто и
с кем говорил, и на каком языке.
Колон смотрел на Пинсона, не отводя глаз.
-- Если бы я не потратил полжизни, добиваясь организации этой
экспедиции, она вообще бы не состоялась. Разве стал бы я уничтожать ее
сейчас, когда удача была так близка?
-- Вы все равно никогда бы не доставили нас домой, вы, напыщенный
дурак! -- крикнул Пинсон. -- Я вернулся, потому что убедился, как трудно
плыть на восток против ветра. Я знал, что вы -- никудышный моряк, и
доставить моего брата и моих друзей домой вам будет не по плечу.
По лицу Колона пробежала тень легкой усмешки.
-- Если вы такой уж хороший моряк, то должны бы знать, что к северу от
нас господствующие ветры дуют с запада.
-- А вы-то откуда это знаешь? -- спросил Пинсон с вызывающей издевкой.
-- Вы разговариваете с главнокомандующим флотом их королевских
величеств, -- вмешался Сеговия.
На мгновение Пинсон умолк. Возможно, он понял, что в своих разговорах
зашел дальше, чем намеревался, по крайней мере, в данный момент.
-- Когда вы были пиратом, -- спокойно сказал Колон, -- я плавал вдоль
побережья Африки с португальцами.
Матросы недовольно заворчали, и Педро понял, что Главнокомандующий
сейчас допустил серьезную ошибку. Соперничество между моряками из Палоса и с
португальского побережья всегда остро ощущалось, -- тем более, что
португальцы были опытными моряками, заходившими так далеко, как не
осмеливались делать испанцы. И открыто напомнить Пинсону о днях его
пиратства -- это уже задевало всех жителей Палоса, поскольку это было их
основным занятием в самые трудные дни войны с маврами, когда обычная
торговля просто невозможна. Колон, возможно, и укрепил свою репутацию
моряка, но тут же утратил те остатки преданности, которую еще питали к нему
матросы.
-- Закопайте тело, -- распорядился главнокомандующий. Затем он
повернулся спиной к собравшимся и вернулся в лагерь.
Гонец от Гуаканагари не мог удержаться от смеха, рассказывая историю
смерти Молчащего Человека.
-- Белые люди настолько глупы, что сначала убили его, а пытали --
потом!
Дико услышала эти слова и вздохнула с облегчением. Кемаль умер быстро.
А "Пинта" была уничтожена.
-- Мы должны внимательно следить за деревней белых людей, -- сказала
Дико. -- Белые люди скоро восстанут против своего вождя, и мы должны сделать
так, чтобы он пришел в Анкуаш, а не в какую-нибудь другую деревню.
ГЛАВА XII. УБЕЖИЩЕ
Женщина там, в горах, прокляла его, но Кристофоро понимал, что это не
было колдовством. Проклятие было в том, что он не мог думать ни о чем, кроме
нее, ни о чем, кроме того, что она сказала. Все возвращало его к ее
пророчеству.
Неужели все-таки Бог послал ее? Не была ли она наконец-то первым
подтверждением, которое он получил, после того видения на берегу? Она знала
так много: слова, с которыми обратился к нему Спаситель. Язык его детства и
