убийство в атомном веке ничем не отличается от убийства в веке
каменном. И сыщется ли человек с нормальными чувствами,
которого не затошнило бы при одной мысли об этой чудовищной
хирургии? /Если/ французскому государству не под силу сладить в
этом вопросе с самим собой и одарить Европу целительным
средством, в котором она сама так нуждается. пусть оно начнет
хотя бы с изменения процедуры смертной казни. Наука, с таким
рвением помогающая убивать, могла бы, по крайней мере,
посоветовать, как убивать более пристойно. Снадобье,
превращающее сон узника в смерть и находящееся у него под рукою
хотя бы в течение суток, чтобы он мог свободно им
воспользоваться, или еще какое-то средство, необходимое в
случае злой или ослабшей воли, обеспечат его устранение, если
оно так уж необходимо, и привнесут хоть малость
благопристойности в то, что сегодня предстает гнусным и
бесстыдным балаганом.
----------
[*] Тард.
----------
Я указываю на это компромиссное решение, поскольку иногда
кажутся несбыточными все надежды на то, что мудрость и
подлинная человечность осенят людей, ответственных за наше
будущее. Некоторым людям -- их куда больше, чем обычно считают,
-- физически невыносимо знать, что такое на самом деле смертная
казнь, и не иметь возможности помешать ее применению. Они на
свой лад претерпевают ее, не нуждаясь ни в каком суде. Так
пусть же они избавятся от гнусных кошмаров, которые их томят,
-- обществу это ничего не будет стоить. Но по большому счету
этого недостаточно. Ни в человеческих сердцах, ни в обществе не
воцарится постоянный мир, пока смертную казнь не объявят вне
закона.
/Перевод Ю. Стефанова/
Примечания
Эссе, рассматривающее смертную казнь как проявление
социальной нетерпимости, связанное с абсолютным возмездием в
мире, где абсолютная вина невозможна, было опубликовано в 1957
году дважды: в "Нувель ревю франсез" и в книге, выпущенной
совместно с Артуром Кестлером, выступавшим против повешения.
"Размышления о гильотине" соответствует третьему периоду
творчества А. Камю, связанному с формированием философии Бунта
как социально-исторического аспекта абсурдистского опыта.
/А. Филоненко/
