Сципион. Потому что тебе плевать на величие Рима.
Калигула. Нет. Потому что я ценю человеческую жизнь.
Сципион. Ты смеешься надо мной, Кай.
Калигула. Или, по крайней мере, я ставлю ее выше, чем идеал завоевания. Но правда и то, что не выше, чем собственную жизнь. И мне легко убивать потому, что мне легко умереть. Нет, чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что я - не тиран.
Сципион. Какая разница! Нам это ст(ит столько же, как если бы ты им был.
Калигула (нетерпеливо). Если бы ты взялся подсчитать, ты убедился бы, что и самое незначительное военное предприятие рассудительного тирана обошлось бы вам в тысячу раз дороже, чем капризы моей фантазии.
Сципион. По крайней мере, это было бы разумно и, главное, понятно.
Калигула. Судьбу нельзя понять - поэтому я творю судьбу. Я принял личину богов, глупую и непостижимую. И только что твои товарищи учились обожать ее.
Сципион. И это тоже богохульство, Кай.
Калигула. Нет, Сципион, это драматическое искусство. Ошибка всех этих людей в том, что они недооценивают силу театра. Иначе они знали бы, что любому человеку позволено разыграть небесную трагедию и стать богом. Для этого достаточно ожесточить сердце.
Сципион. Может быть это и так, Кай. Но если это правда, то ты сделал первый шаг к тому, чтобы однажды легионы очеловеченных богов восстали вокруг тебя, беспощадные, как и ты, и в один миг потопили в крови твое божество.
Цезония. Сципион!
Калигула (жестко, с расстановкой). Помолчи, Цезония! Сципион, ты сам не знаешь, как хорошо ты сказал. Я с трудом представляю себе день, о котором ты говоришь. Но несколько раз я видел его во сне. И на всех лицах, которые подступали ко мне из глубины горькой ночи, в их чертах, искаженных ненавистью и злобой, я с восторгом узнавал единственного бога, которого я признаю в этом мире: подлого и трусливого, как человеческое сердце. (Раздраженно.) А теперь убирайся. Ты сказал слишком много. (Меняя тон.) Мне еще нужно выкрасить ногти на ногах: вещь совершенно неотложная.
Все выходят, кроме Геликон а, который расхаживает вокруг К а л и г у- л ы, наблюдая, как тот красит ногти.
Сцена третья
Калигула. Геликон!
Геликон. Что?
Калигула. Твоя работа продвигается?
Геликон. Какая работа?
Калигула. Ну какая!.. Луна.
Геликон. Продвигается. Тут вопрос терпения. Но я хотел бы поговорить с тобой.
Калигула. Может быть, терпения у меня бы и хватило. Но у меня мало времени. Нужно действовать быстро, Геликон.
Геликон. Я уже говорил тебе, я буду стараться изо всех сил. Но прежде мне нужно сообщить тебе важные вещи.
Калигула (словно не слыша его). Знаешь, что я ее уже имел.
Геликон. Кого?
Калигула. Луну.
Геликон. Да, конечно. Но знаешь ли ты, что против тебя составляют заговор?
Калигула. И все же я ее имел. Правда, всего два или три раза. Но, как бы там ни было - я имел ее.
Геликон. Я уже давно пытаюсь поговорить с тобой.
Калигула. Это было прошлым летом. После того, как я смотрел на нее и сжимал в объятиях в колоннаде сада, она все поняла.
Геликон. Прекратим эту игру, Кай. Мой долг говорить с тобой, даже если ты не хочешь меня слушать. Тем хуже, если ты не слышишь.
Калигула (по-прежнему занятый окраской ногтей). Этот лак никуда не годится. Что касается луны, то это произошло ночью, в августе. (Геликон оборачивается с досадой и замолкает, неподвижно стоя перед Калигулой.) Я уже лег. Она менялась. Вначале она была у горизонта, вся в крови. Потом стала подниматься все быстрей и легче. И чем выше подымалась она, тем становилась светлее. Она была подобна озеру молочной воды посреди ночи, полной дрожания звезд. И тут она предстала передо мной - пылкая, нежная и голая. Она достигла порога комнаты и медленно и уверенно приблизилась к моей кровати, затопив меня улыбкой своего сияния... Решительно, этот лак никуда не годится! Но ты видишь, Геликон: я могу сказать не хвастаясь, что владел ею.
Геликон. Неужели ты не хочешь услышать, чт( тебе угрожает?
Калигула (остановясь и пристально глядя на него). Я хочу только луну, Геликон. Я с самого начала знал, чт( меня убьет. Но я не исчерпал еще того, что вынуждает меня жить. И поэтому я хочу луну. Не смей появляться здесь до тех пор, пока не исполнишь моего поручения.
Геликон. Я исполню свой долг и скажу то, что я должен сказать. Против тебя составлен заговор. Керея воглаве. Я нашел табличку, в которой ты прочтешь остальное. Я оставляю ее здесь.
Кладет табличку на одно из сидений и уходит.
Калигула. Куда ты, Геликон?
Геликон (с порога). Искать тебе луну.
Сцена четвертая
В противоположную дверь тихо скребутся. Калигула резко оборачивается и видит с т а р о г о п а т р и ц и я.
Старый патриций (колеблясь). Ты позволишь, Кай?
Калигула (нетерпеливо). Давай, входи. (Глядя на него.) Входи, моя радость. Что, пришел еще раз полюбоваться Венерой?
Старый патриций. Нет, я пришел не за этим. Тс-с-с... О, извини, Кай!.. Я хотел сказать... ты знаешь... Я очень тебя люблю... И потом я прошу только одного... Я хочу только одного: спокойно дожить свои дни.
Калигула. Не тяни! Скорей!
Старый патриций. Да, конечно... В конце концов... (Поспешно.) Это очень важно, вот и все.
Калигула. Нет, это не важно.
Старый патриций. Как же так, Кай?
Калигула. О чем мы толкуем, моя любовь?
Старый патриций (озираясь по сторонам). В общем... то есть... (Суетится, мнется и наконец выпаливает.) Заговор против тебя!
Калигула. Вот видишь! Что я говорил? Это совсем не важно.
Старый патриций. Кай, они хотят тебя убить!
Калигула (подходит к нему и берет за плечи). Знаешь, почему я не могу верить тебе?
Старый патриций (отчаянно жестикулируя). Клянусь всеми богами, Кай!..
Калигула (тихо, подталкивая его к двери). Главное, не надо клясться. Лучше послушай. Если то, что ты сказал, правда, я вынужден допустить, что ты предаешь своих друзей, не так ли?
Старый патриций (растерянно). Я хотел сказать, Кай... моя любовь к тебе...
Калигула (тем же тоном). Но я не могу смириться с таким предположением. Я так ненавижу подлость, что мне было бы трудно удержаться и не убить предателя. Я знаю, чт( ты за человек. И уж конечно, ты не захочешь ни предать, ни умереть.
Старый патриций. Конечно, Кай, конечно!..
Калигула. Итак, ты видишь, что у меня есть причины не верить тебе. Ведь ты не подлец, как ты считаешь?
Старый патриций. Нет, конечно нет!
Калигула. И не предатель?
Старый патриций. Об этом не может быть и речи, Кай!
Калигула. И, следовательно, заговора нет и это только шутка?
Старый патриций (с искаженным лицом). Шутка, обыкновенная шутка!..
Калигула. Значит, никто не хочет меня убить?
Старый патриций. Никто, разумеется, никто!
Калигула (глубоко вздохнув, медленно). Тогда исчезни, моя радость! Честный человек в этом мире - столь редкое животное, что я не могу слишком долго им любоваться. Мне нужно остаться одному, чтобы вкусить всю сладость этого великого момента.
Сцена пятая
Калигула некоторое время глядит на табличку, оставленную Г е л и к о- н о м; потом берет ее и читает. Глубоко вздохнув, зовет с т р а ж н и к а.
Калигула. Приведи Керею.
С т р а ж направляется к выходу.
Подожди.
С т р а ж останавливается.
Будь почтителен с ним. (Страж уходит.)
Калигула некоторое время расхаживает по сцене, потом направляется к зеркалу.
Ты решил быть логичным, идиот. И нужно лишь определить, до каких пор. (С иронией.) Если тебе принесут луну, все изменится, не так ли? И в тот же миг невозможное станет возможным и все преобразится. Почему бы и нет, Калигула? Кто может знать? (Озирается.) Вокруг меня все меньше и меньше людей, и это забавно. (Своему отражению, глухо.) Слишком много мертвых. Слишком много. Это опустошает. И даже если мне принесут луну, мне уже не вернуться назад, к тому, с чего я начал. И пусть даже мертвые вновь встрепенутся под нежным лучом солнца, земля не поглотит совершенных убийств. (С яростью.) Логика, Калигула! Нужно следовать логике. Власть до конца. Одиночество до конца. Назад не вернуться. Нужно идти, пока все не окончится само собой.
Входит Керея.
Сцена шестая
Калигула сидит, откинувшись на сидении, в неудобном и словно бы тесном ему плаще. Лицо его измождено.
Керея. Ты звал меня, Кай?
Калигула (слабым голосом). Да, Керея. Стража! Огня!
Молчание.
Керея. Ты хотел что-то сказать мне?
Калигула. Нет, Керея.
Молчание.
Керея (несколько раздраженно). Ты уверен, что мое присутствие необходимо?
Калигула. Совершенно уверен, Керея. (Снова молчание. Внезапно, с поспешностью.) Извини меня, я рассеян и плохо тебя принимаю. Садись. Давай поговорим как друзья. Мне необходимо поговорить с умным человеком.
Керея садится; держит себя непринужденно - кажется, впервые за все время пьесы.
Керея, веришь ли ты, что два человека, равные между собою гордостью и душой, могут хотя бы раз в своей жизни поговорить от всего сердца, так, словно они наги друг перед другом, словно содрали с них их предрассудки, мелкие интересы и ложь, в которой они живут?
Керея. Я думаю, что это возможно, Кай. Но, по-моему, ты не способен на это.
Калигула. Ты прав. Я только хотел знать, думаешь ли ты так же, как я. Итак, наденем маски. Пустим в ход нашу ложь. Будем говорить - словно сражаться, прикрываясь ею, как щитом. Керея, почему ты меня не любишь?
Керея. Потому что в тебе нет ничего, достойного любви, Кай. Потому что нельзя принудить себя к любви. Потому что я слишком хорошо тебя понимаю. Наконец, потому что нельзя любить одно из своих собственных лиц, которое стараешься спрятать от самого себя.
Калигула. Но за что ты меня ненавидишь?
Керея. Ты ошибаешься, Кай. У меня нет к тебе ненависти. Я считаю, что ты приносишь вред, что ты жесток, эгоистичен и тщеславен. Но я не могу ненавидеть тебя, потому что вижу, что ты несчастлив. И не могу тебя презирать, потому что ты не подлец.
Калигула. Тогда почему ты хочешь меня убить?
Керея. Я сказал тебе: я считаю, что ты приносишь вред. Я люблю безопасность. У меня потребность жить в безопасности. Большинство людей подобны мне. Они не способны жить во вселенной, где самая причудливая мысль в единый миг может стать реальностью. Я тоже, я не могу жить в такой вселенной. Я хочу сам распоряжаться собой.
Калигула. Безопасность и логика несовместимы.
Керея. Это правда. Это нелогично, но разумно.
Калигула. Продолжай.
Керея. Мне нечего больше сказать. Я не хочу принимать твою логику. У меня другое представление о моем человеческом долге. Я знаю, большинство твоих подданных думают так же, как я. Ты мешаешь всем. Будет естественно, если ты исчезнешь.
Калигула. Все это очень понятно и вполне законно. Для большинства людей это очевидно. Однако не для меня. Ты умен. Ум должен дорого платить за себя либо себя уничтожить. Я плач(. А ты, почему ты не уничтожаешь себя и не хочешь платить?
Керея. Потому что я хочу жить и быть счастливым. И я думаю, что ни то ни другое невозможно, когда собственная логика все время приводит к абсурду. Я такой, как все. Для того, чтобы чувствовать себя свободным, я иногда желаю смерти тем, кого люблю; желаю тех женщин, которых законы семьи и дружбы запрещают мне желать. Чтобы оставаться логичным, я должен был бы убивать или насиловать. Но я считаю, что все эти смутные желания значения не имеют. Если бы все стали их осуществлять, мы не смогли бы ни жить, ни быть счастливыми. А только это мне и нужно.
Калигула. Тогда надо верить в какие-то высшие идеи.
Керея. Я верю, что можно поступать лучше и хуже.
Калигула. Я думаю, что все равны.
Керея. Я это знаю, Кай. Именно поэтому у меня нет к тебе ненависти. Но ты всем мешаешь, и нужно, чтобы ты исчез.
Калигула. Это вполне справедливо. Но почему ты объявляешь это мне и рискуешь своей жизнью?
Керея. Потому что другие встанут на мое место, и потому что я не люблю лгать.
Молчание.
Калигула. Керея!
Керея. Да, Кай.
Калигула. Веришь ли ты, что два человека, равные между собою гордостью и душой, могут хотя бы раз в своей жизни поговорить от всего сердца?
Керея. Я думаю, что мы сейчас этим и занимаемся.
Калигула. Да, Керея. Однако тебе казалось, что я на это не способен.
