Правда ведь, когда я вошел, вы составляли заговор? Хотели немножко побунтовать, а?
Старый патриций. Кай, как ты можешь!
Калигула. Это не имеет значения, моя радость. Нужно чем-то заниматься на старости лет. Но все это не имеет значения. Вы не способны к решительным действиям... Кстати, мне пришло в голову, что нужно еще урегулировать несколько государственных дел... Но вначале отдадим дань тем властительным желаниям, коими наделила нас природа.
Поднимается и уводит жену М у ц и я в соседнюю комнату.
Сцена шестая
М у ц и й порывается встать.
Цезония. Ах, Муций! Я бы выпила еще этого прекрасного вина.
М у ц и й покорно наливает ей. Общее неловкое молчание. Сиденья поскрипывают. Следует несколько натянутый диалог.
Цезония. Так. Керея. Может быть ты теперь скажешь, почему вы дрались?
Керея (холодно). Все началось, дорогая Цезония, с того, что мы заспорили, может ли быть поэзия опасной.
Цезония. Это ужасно интересно. Хоть и недоступно моему женскому пониманию. Все же меня восхищает, что ваша страсть к искусству довела вас до драки.
Керея (так же). Да; к тому же Калигула говорил мне, что истинная страсть не бывает без некоторой жестокости.
Геликон. Равно как и любовь - без капельки насилия.
Цезония (ест). Вполне справедливо. А вы что думаете, господа?
Старый патриций. Калигула бесстрашный психолог.
Первый патриций. Он красноречиво говорил нам о мужестве.
В т о р о й п а т р и ц и й. Он должен обобщить свои идеи. Это будет бесценное сокровище.
Керея. К тому же это его займет. Он явно нуждается в развлечениях.
Цезония (продолжая есть). В таком случае вам приятно будет узнать, что он думал об этом и сейчас пишет объемный труд.
Сцена седьмая
Входят Калигула и ж е н а М у ц и я.
Калигула. Муций, я возвращаю твою жену. Она опять принадлежит тебе... Извините, господа, мне нужно сделать несколько распоряжений.
Быстро выходит. М у ц и й, побледнев, подымается на ноги.
Сцена восьмая
Цезония (Муцию). ...Без сомнения, это будет один из величайших научных трудов.
М у ц и й (по-прежнему глядя на дверь, за которой скрылся Калигула). И о чем в нем будет говориться, Цезония?
Цезония (равнодушно). О, это выше моего понимания.
Керея. Надо думать, это будет труд об убийственной силе поэзии.
Цезония. Я думаю, что да.
Старый патриций (игриво). Что ж, это его займет, как сказал Керея.
Цезония. Да, моя ненаглядная... Но вас, должно быть, смутит название этого произведения.
Керея. И как же оно называется?
Цезония. "Меч".
Сцена девятая
Быстрым шагом входит Калигула.
Калигула. Извините, но дела государства тоже не терпят отлагательств. Управитель, ты прикажешь закрыть хлебные склады; я только что подписал указ. Ты найдешь его в спальне.
У п р а в и т е л ь. Но...
Калигула. Завтра будет голод!
У п р а в и т е л ь. Но народ возмутится!
Калигула (громко и отчетливо). Я сказал: завтра будет голод! Что такое голод знают все. Это - бич. Завтра все почувствуют, как он бьет. И я остановлю его когда мне вздумается. (Объясняет остальным.) В конце концов, у меня не так уж много способов доказать, что я свободен. Человек свободен всегда за счет других. Это досадно, но естественно. (Бросает взгляд на Муция.) Применяя это правило к ревности, сразу видишь, как уродливо это чувство. (Мечтательно.) Страдать из-за собственного воображения и тщеславия! Видеть, как твою жену... (Муций сжимает кулаки и открывает рот. Калигула, очень быстро.) Ну, давайте есть, господа. Кстати, мы с Геликоном много работали в последнее время и завершили небольшой трактатец о казнях... Вы для него еще добавите материала.
Геликон. При том условии, что у вас спросят мнение.
Калигула. Будем великодушны, Геликон. Откроем им наши маленькие секреты. Давай: раздел третий, параграф первый.
Г е л и к о н (встает, читает монотонно, нараспев). "Казнь облегчает и освобождает. Как в теории, так и на практике казнь является универсальным и общеукрепляющим средством. Люди умирают, ибо они виновны. Виновны они потому, что они - подданные Калигулы. Подданными Калигулы являются все. Следовательно, все виноваты. Откуда вытекает, что все умрут. Это вопрос лишь времени и терпения".
Калигула (смеясь). Ну, что вы думаете об этом? Терпение - вот в чем штука. Призн(юсь вам, оно-то больше всего меня в вас и восхищает. А теперь, господа, я вас больше не задерживаю. Керея больше не нуждается в вашем присутствии. Но Цезония пусть остается. Лепидий и Октавий тоже. И Мерея. Мне хотелось бы с вами обсудить вопросы организации моего публичного дома. Он доставляет мне много хлопот.
Остальные медленно выходят. Калигула провожает М у ц и я взглядом.
Сцена десятая
Керея. Я к твоим услугам, Кай. Что случилось? Плохой персонал?
Калигула. Нет, но малы доходы.
М е р е я. Нужно поднять тариф.
Калигула. Ты упустил прекрасный случай помолчать, Мерея. В твоем возрасте такие вопросы не должны тебя беспокоить. Кроме того, я не спрашивал твоего мнения.
М е р е я. Тогда зачем ты приказал мне остаться?
Калигула. Затем, что мне скоро будет нужен бесстрастный взгляд.
М е р е я отходит.
Керея. Если бы я мог говорить об этом с необходимой страстью, Кай, я бы советовал тарифы не трогать.
Калигула. Ну, посмотрим. Но мы должны восстановить доход. Я уже рассказал свой план Цезонии, и она вам его сейчас изложит. Что до меня, то я выпил лишнего, и мне что-то хочется спать. (Ложится и закрывает глаза.)
Цезония. Это совсем просто! Калигула учредил новую награду.
Керея. Не вижу связи.
Цезония. И все же она есть. Эта награда представляет собой орден гражданского героизма. Ее получат те граждане, которые будут особенно часто посещать публичный дом Калигулы.
Керея. Великолепно.
Цезония. Мне тоже так кажется. Награды будут присуждаться каждый месяц согласно количеству предъявленных входных билетов. Граждане, не удостоившиеся награды в течение года, будут высланы или казнены.
Т р е т и й п а т р и ц и й. Почему - "или"?
Цезония. Калигула сказал, что это не имеет значения. Главное то, что он сможет выбирать.
Керея. Браво! Наконец-то решился вопрос с публичной казной.
Геликон. И заметьте - в соответствии со всеми требованиями морали. Лучше установить твердую расценку на порок, чем драть три шкуры с добродетели, как это делают при республиканском образе правления.
Калигула приоткрывает глаза и смотрит на старого М е р е ю, который, стоя поодаль, достает флакон и отпивает из него глоток.
Калигула (все еще лежа). Что ты пьешь, Мерея?
М е р е я. Это от астмы, Кай.
Калигула, расталкивая остальных, подходит к нему и принюхивается.
Калигула. Нет. Это противоядие.
М е р е я. Что ты, Кай! Ты смеешься? У меня кашель по ночам, и я давно лечусь.
Калигула. Итак, ты боишься, что тебя отравят.
М е р е я. Моя астма...
Калигула. Нет. Давай называть вещи своими именами: ты боишься, что я тебя отравлю. Ты меня подозреваешь. Ты шпионишь за мной.
М е р е я. Клянусь всеми богами, нет!
Калигула. Ты меня подозреваешь. Ты в некотором роде не доверяешь мне.
М е р е я. Кай!..
Калигула (жестко.) Согласись. (Веско.) Принимая противоядие, ты приписываешь мне намерение тебя отравить.
М е р е я. Да... то есть, я хочу сказать... нет...
Калигула. С тех пор как ты вбил себе в голову, что я решил тебя отравить, ты делаешь все возможное, чтобы противиться моей воле.
Молчание. С самого начала этого диалога Цезония и Керея уходят в глубь сцены. Оставшись в одиночестве, Л е п и д и й с тревогой следит за развитием действия.
Калигула (все более упирая на слова.) Тут возможны два преступления, что рождает альтернативу, из которой тебе не выпутаться. Или я не хотел тебя убить, и ты несправедливо подозревал меня. Меня - своего императора! Или же я этого хотел, и ты, насекомое, смел противиться моей воле. (Пауза. Калигула удовлетворенно рассматривает старика.) Ну что, Мерея, логично?
М е р е я. Твоя логика безупречна, но неприменима к этому случаю.
Калигула. И третье преступление: ты считаешь меня дураком. Слушай теперь хорошенько. Из этих трех преступлений только второе делает тебе честь: приписав мне определенное решение, ты противишься ему. Это делает тебя заговорщиком. Стало быть, ты предводительствуешь людьми, ты - революционер. Это хорошо. (Грустно.) Я очень тебя люблю, Мерея. И потому ты будешь осужден за твое второе преступление. Ты умрешь достойно - за то, что был революционером.
В продолжение этой речи М е р е я все больше съеживается на своем сиденье.
Не благодари меня. Все в порядке вещей. Держи. (Подает ему флакон. Миролюбиво.) Выпей. Это яд.
М е р е я, дрожа от рыданий, отрицательно трясет головой.
Калигула (с нетерпением). Давай, давай.
М е р е я пытается бежать. Калигула молниеносным прыжком настигает его. Валит на низкое сиденье, после недолгой борьбы впихивает ему флакон между зубов и ударом кулака разбивает его. Краткая конвульсия. М е р е я умирает. По лицу его течет кровь, смешанная с ядом. Калигула поднимается м машинально вытирает руки. Ц е з о н и и, подавая осколок пузырька М е р е и.
Что это? Противоядие?
Цезония (спокойно). Нет, Калигула. Это лекарство от астмы.
Калигула (глядя на Мерею, после паузы). Это ничего не значит. Все идет к одному. Немного раньше - немного позже...
Быстро выходит с деловым видом, вытирая на ходу руки.
Сцена одиннадцатая
Л е п и д и й (подавленно). Что же делать?
Цезония (просто). Я думаю, для начала убрать тело. На него страшно смотреть.
Керея и Л е п и д и й берут тело и уносят его за кулисы.
Л е п и д и й (Керее). Придется действовать быстро.
Керея. Потребуется двести человек.
Входит Сципион. Заметив Ц е з о н и ю, хочет уйти.
Сцена двенадцатая
Цезония. Иди сюда.
Сципион. Чего тебе?
Цезония. Подойди ко мне.
Берет его за подбородок и смотрит ему в глаза. Пауза.
(Холодно.) Он убил твоего отца?
Сципион. Да.
Цезония. Ты его ненавидишь?
Сципион. Да.
Цезония. Ты хочешь его убить?
Сципион. Да.
Цезония (отпуская его). Почему ты мне это говоришь?
Сципион. Потому что я ничего не боюсь. Есть два способа покончить с этим делом: убить его или самому быть убитым. Впрочем, ты меня не предашь.
Цезония. Ты прав; я тебя не предам. Но я хотела бы кое-что сказать тебе. Вернее, я хотела бы поговорить с тобой о главном, что в тебе есть.
Сципион. Главное во мне - моя ненависть.
Цезония. Выслушай меня. Я хочу сказать тебе одну вещь, которая одновременно и сложна и очевидна. Но если ты поймешь ее, она бесповоротно переменит мир - только она способна это сделать.
Сципион. Ну? говори.
Цезония. Подожди. Вначале представь себе искаженное лицо твоего отца, которому вырвали язык. Представь его рот, наполненный кровью, и звериный вой, когда его пытали.
Сципион. Да.
Цезония. Теперь представь Калигулу.
Сципион (с ненавистью). Да.
Цезония. А теперь слушай: попытайся его понять.
Выходит, оставив Сципион а в растерянности. Входит Геликон.
Сцена тринадцатая
Геликон. Сейчас вернется Калигула. Желаете ли вы остаться и отобедать, поэт?
Сципион. Геликон, помоги мне.
Геликон. Это небезопасно, голубчик. К тому же я ничего не смыслю в поэзии.
Сципион. Ты мог бы мне помочь. Ты многое знаешь.
Геликон. Я знаю, что дни идут, и нужно успеть наесться. Я знаю также, что ты бы мог убить Калигулу... и что он не имел бы ничего против.
Входит Калигула. Геликон выходит.
Сцена четырнадцатая
Калигула. А, это ты.
Останавливается словно в нерешительности.
Я давно тебя не видел. (Медленно приближается.) Чем ты занимаешься? Все еще пишешь? Мог бы ты показать мне свои последние стихи?
Сципион (неловко, словно колеблясь между ненавистью к Калигуле и каким-то, ему самому непонятным чувством). Я написал поэму, Цезарь.
Калигула. О чем?
Сципион. Не знаю, Цезарь. Может быть, о природе.
Калигула (преодолев неловкость). Прекрасная тема. И обширная... А какое тебе дело до природы?
Сципион (овладев собой, иронически). Она утешает меня, когда я вспоминаю, что я не Цезарь.
