до которой были билеты у Гены и Валечки, и вошел в запретную для них всех
приграничную зону. Оля и Валечка сели в служебке рядышком, стараясь не
слышать, как на верхней полке кто-то, кажется, ворочается и стонет. Поезд
уже вкатывался тем временем на станцию, на перроне в густых сумерках
замелькали зеленые фуражки, проехала мимо окна крупная надпись "Интурист".
Самое страшное начиналось, и только теперь Оля почувствовала, как ужасно
может быть то, что случится через несколько минут. В купе Сергей Ильич
отчаянным шепотом будил Елену Валентиновну - она ничего не могла с собой
поделать, глаза слипались, голубые таблетки, в течение двух суток
принимаемые регулярно, давали себя знать непредусмотренным образом. Гена
догадался - схватил шприц, вкатил прямо через брюки, в которых Елена
Валентиновна ходила практически всегда, забыла уже, как и надевают-то
юбку, укол, ввел то же стимулирующее средство, которым поддерживалась
жизнь Сомсика, - неожиданно подействовало, Елена Валентиновна немного
оживилась...
Тем временем Валечка, как положено, перекрыла переходы в соседние
вагоны и открыла тамбур. "Новенькая?" - спросил, взлетая по ступенькам,
перетянутый, как танцор, сержант. "Ну", - ответила Валерика. Ольга молча,
строго по плану, протянула пачечку паспортов. Сержант покосился на нее: "А
разноску по купе?" "Вот же и тая разноска, под хазэтой, - тут же
вывернулась из-под его локтя Валечка, актерских данных у нее оказалось не
на кордебалет в Станиславского, а на хорошую Сатиру. - Вот же и тая
разноска, товарищ сержант!" Сержант хмыкнул, взял по форме заполненную
бумажку, паспорта, вышел. "Хто желает похулять - пожалуйста, будэмо через
час на этой же пути!" - прокричала Валечка в коридор. Пассажиры повалили
на вокзал к сувенирным киоскам и буфетам, Сергей Ильич, Гена и Елена
Валентиновна сидели в закрытом купе с задернутыми занавесками. За окном
переговаривались рабочие, вагон дернулся, недолго проехал, встал, что-то
лязгнуло, вдруг железные балки за окнами плавно поехали вниз, потом
вернулись на место - все, узкая колея, Европа!..
Когда дверь купе с грохотом откатилась, и на пороге появился стройный
сержант со словами: "Попрошу всех на минуту выйти..." - Сергей Ильич
сидел, сжимая вентиль, Гена тоже сидел, направив на дверь ствол не слишком
внушительной даже на вид газовой забавы, Елена Валентиновна лежала у
стены, за мужчинами - так было задумано. "Товарищи, вас же нету в
разноске..." - растерянно проговорил сержант. "Быстро зовите сюда
начальника наряда, но не поднимайте тревогу - я взорву вагон", - негромко,
но очень внятно сказал Сергей Ильич. В то же мгновение Гена увидел, что
сержант подносит к губам висящий на запястье свисток - Об этих свистках
все было известно заранее, пограничники пользуются ими, когда отправляют
осмотренный поезд, но никто не мог предположить в сержанте такого
упрямства - и Гена, спиной упершись в стенку купе, над сжавшейся Еленой
Валентиновной, а правой рукой - в угол столика, прыгнул, выбросив
вперед-вверх левую ногу. Сержант рухнул в коридор, зеленая фуражка
покатилась по белой холщовой дорожке. Второй пограничник недоуменно
выглянул из соседнего купе, но Гена уже был в коридоре - перепрыгнул через
лежащего, ровно сложенными пальцами ткнул розоволицего ефрейтора точно на
сантиметр выше пряжки тугого ремня, ефрейтор открыл рот еще шире, вдохнул
со всхлипом и упал на сержанта, окончательно перегородив проход. В
соседнем купе раздался визг, Сергей Ильич тут же рванул книзу раму окна,
закричал так, что слышно было наверняка во всех концах перрона: "Если
ровно через пять минут поезд не двинется в сторону границы, я взорву
вагон! Вагон эсвэ заминирован и будет взорван, если нас не пропустят
беспрепятственно через границу! Я требую, чтобы немедленно установили
связь с румынскими пограничниками, по ту сторону границы нас должна ждать
машина с запасом бензина! Через пять минут поезд должен отправиться!"
Сергей Ильич замолчал, и стало слышно, какая тишина установилась на
станции - с дальних перестановочных путей доносились голоса
перекликающихся вагонников, да диспетчер охнул прямо в громкую связь: "Ох
ты, етит твою так..." Тем временем Гена уже подтащил к двери вагона одного
за другим пограничников, оба еще не совсем очухались, но на всякий случай
были перетянуты по локтям собственными ремнями - дембельскими, кожаными.
Осторожно, прикрываясь вагонной дверью, Гена потихоньку спихнул их на
перрон. К ним тут же бросились солдаты и капитан. У обоих связанных кобуры
были пусты. "Капитан!" - раздался голос Гены из тамбура. Офицер резко
выпрямился, завел руку за спину - к оружию. В раме двери стоял насмерть
перепуганный, на глазах трезвеющий мужчина в шикарном тренировочном
костюме и шлепанцах, аккуратно подстриженные, с красивой сединой волосы
его, кажется, стояли дыбом, полноватые гладкие щеки прыгали - рот
кривился, как у собирающегося зареветь ребенка. "Капитан! - снова раздался
голос Гены из-за спины человека в тренировочном костюме. - Перед вами
секретарь Краснопресненского райкома КПСС города Москвы, направляющийся в
братскую Болгарию на отдых..." Все, кто на станции, в поезде, в вокзале в
эти минуты тишины услышал сказанное, вздрогнули - всем показалось, что
человек творит, улыбаясь. "Капитан, - продолжал Гена, - я снова доверяю
свою жизнь партии. В спину товарища секретаря, прямо в его усталую
поясницу упираются два отлично вычищенных вашими подчиненными "макарова".
Отправляйте поезд, капитан, если вам дорога жизнь отличного коммуниста и
отзывчивого человека. Он полностью сочувствует нашей просьбе, можете сами
спросить... И, пожалуйста, поменьше формализма в занятиях с личным
составом физической подготовкой!"
И еще более жуткая тишина повисла над станцией. Несчастный секретарь
открыл и закрыл рот, издав едва слышный писк, в котором можно было,
прислушавшись, угадать слова "Ради Христа!.." - и откуда вспомнилось
убежденному атеисту? "Дайте еще десять минут, - закричал хрипло капитан, -
необходимо прицепить локомотив!" После недолгой паузы ответил ему Сергей
Ильич - он тоже хрипел, первым криком сразу же сорвав глотку: "Не больше
пяти! Не морочьте нам голову, локомотив давно готов, а прицепить можно и
за пять! Через пять минут я все здесь взорву, клянусь, капитан! Вы
понимаете, что теперь нам терять уже нечего!" И опять пауза. "Хорошо, -
закричал офицер, - поезд сейчас отправится, локомотив уже подают!"
Последнее его слово заглушил довольно сильный удар - будто на перрон
рухнуло небольшое дерево. Капитан дернулся, обернулся назад всем телом.
Гена едва заметно выглянул из-за плеча колеблющегося на совсем уже
нетвердых ногах функционера, и даже Сергей Ильич чуть отодвинул занавеску
- любая неожиданность могла мгновенно изменить ситуацию. Но событие
произошло незначительное - просто повалилась в обморок восьмипудовая
дама-таможенница, стоявшая на протяжении всего происшествия за спиной
одного из пограничников и, наконец, не выдержавшая наплыва впечатлений и
переживаний из-за небывалого срыва в выполнении ее обязанностей, - вагон
СВ так и остался недосмотренным...
В ту секунду, когда кто-то из пограничников попытался поднять
тяжеловесную защитницу государственных экономических интересов, поезд
вздрогнул от толчка и прицепленный локомотив пронзительно и долго загудел.
Общее внимание сразу отвлекло от таможенницы, Гена напрягся за спиной
секретаря, Сергей Ильич от напряжения сам едва не потерял сознания. Елена
Валентиновна, как-то вяло - голубые таблетки, да и общее состояние
последних месяцев все-таки сказывались - рассеянно реагирующая на все,
вдруг спросила у Сергея Ильича нелепо спокойно и громко: "Одного не пойму
- зачем надо было Оле и Валечке подменять проводниц? В этом был какой-то
особый смысл?" От изумления Сергей Ильич едва не потерял дара речи - более
неподходящего момента для бессмысленных вопросов нельзя было выбрать
специально. "Мама, - зашипела Ольга - да ты что?! Они же следят по
билетам, чтобы не имеющие права не ехали в пограничную зону... И вообще -
нашла ты время!.." Поезд опять дернулся, опять долго и протяжно загудел
тепловоз, с соседнего пути ему откликнулся другой, откуда-то повалил белый
пар... Сергей Ильич мельком подумал: "Чего они разгуделись, обычно так на
станциях не гудят..." - что-то в этом было тревожное, но мысль тут же
ускользнула, потому что с перрона раздался крик капитана: "Отправлять!" -
тут же стоящий рядом с ним солдат резко засвистел в свой свисток. Поезд
медленно тронулся, с подножек вагонов, идущих перед СВ, посыпались солдаты
в зеленых фуражках, было видно, как они спрыгивают на перрон, делан по
инерции пару шагов в сторону движения... Мимо них плыл бедный секретарь, в
полуобмороке цепляющийся за поручень.
Через пятнадцать минут поезд, - может, впервые в истории не до конца
осмотренный, и против воли властей - пересек границу великой страны.
Вдоль румынской платформы выстроились перекрещенные ремнями, в
высоких ботинках солдаты. В руках у них были направленные на поезд
десантные "калашниковы". Едва вагон СВ поравнялся с платформой, раздался
усиленный репродуктором голос с шепелявым акцентом: "Внимание, террористы!
Автомобиль находится на станции! Автомобиль для вас на станции!
Правительство социалистической Румынии гарантирует вам безопасность! Вы
без опасности направитесь в Австрию! Избегайте кровопролития, автомобиль
на перроне!" Поезд остановился, ни одна дверь не открылась. Солдаты стояли
неподвижно, в одном месте в их строю был разрыв метров в пить - там,
развернутый к ведущему куда-то в степь шоссе, стоял микроавтобус
"фольксваген". Быстро темнело, над станцией зажглись редкие желтые фонари.
Через приоткрытое окно раздался резкий крик Сергея Ильича: "Солдатам
отойти на сто метров, убрать оружие! Отойти на сто метров, иначе мы
взрываем вагон и все вокруг!" Репродуктор кашлянул и затих. Минуту спустя
раздалась команда, румынский офицер пробежал вдоль строя, вдруг ударил
кого-то из солдат кулаком по лицу - у того слетела пилотка. Шеренга
развернулась кругом, солдаты закинули автоматы стволами вниз за спину,
перестроились в колонну и протопали с платформы, плотным квадратом стали
за маленьким вокзалом. Тогда дверь вагона растворилась, из нее, спотыкаясь
и теснясь, выдавилась какая-то странная группа. Когда все оказались
снаружи, стало понятно, почему они двигаются так неуклюже: туго связанные
полотенцами рука к руке люди образовали кольцо, в середине которого,
сильно согнувшись, шли Елена Валентиновна с собакой на руках, Ольга с
газовым пистолетом, направленным на ближайших к ней заложников, Валечка и
Гена с готовыми к стрельбе "макаровыми" и Сергей Ильич, тяжело хромая,
несущий громоздкую коробку, от которой в вагон тянулись постепенно
разматывающиеся провода. Опять раздался крик - на этот раз это был голос
Гены: "Мы отключим взрыватель, только сев в машину! Мы заберем с собой
четырех заложников! Они будут освобождены после переезда в Австрию! Никому
не двигаться - взрыватель не отключен!" Кольцо людей медленно топталось,
постепенно приближаясь к автомобилю. Вот они уже рядом, вот уже Гена,
поднырнув под связанные руки, резко открыл сдвижную дверь микроавтобуса,
вот уже Елена Валентиновна в машине, Ольга, Валечка... "Ну, вот и все", -
подумал Сергей Ильич, и ему показалось, что зри они все так боялись -
почти до остановки сердца, до тьмы в глазах - план не мог не сработать в
