Воровство с обманом? Нет, дорогие мои! Тысяча раз нет! В подлости и
воровстве присутствует игра, а с нею - правила. О! Подлость прелестна!
Приятно щекотит! Чего только стоит чарующий прилив стыда при простоватом
оппоненте! Когда вас кто-то, например, обворожит вниманием или заботой, а
выяснится позже, что злодей использовал обЦект, как туалетную бумагу, помяв
руками нежно для счастья зада своего, так словно вы не знали ничего о
правиле круговорота мнений и вещей! А вы-то думали, вас приглашают в
вечность! Прелестная наивность в замкнутом обЦеме виртуального пространства!
Глупцы.
Да разве виноват подлец, что он рожден слегка неполноценным и задница,
простите, тельце - предмет его забот от матери-природы? Ведь он не знает
ничего о том, что есть там - за пределом круга пустеньких его забот. И знать
не хочет. Плевать на догматизм морали. Какая же вина на нем? Нет, подлость и
бесчестие всего лишь шар в игре, катаемый налево и направо, как маятник в
движении отлаженных часов, ведущих беспристрастный счет веков.
А низость, милые мои, великий искус Сатаны. Оружие безапелляционной
силы. Вот если руки мастера возьмут его в употребленье, то там неотвратимо
будет смерть. Законы низости уходят в неизвестность. Она сродни любви, добра
и жажды счастья. Кто может отделить текст от подтекста, когда они сплелись в
сплошную вязь?
Так говорил Аскольд Васильевич Козлодоев, бомж по духу и мыслитель,
двум своим товарищам, беспринципным тварям божьим, сидящим в ожидании
сумерек на опушке леса с саперными лопатками и авоськами у жалкого костра.
Блудливые язычки пламени лизали затаенную идею и тем завораживали гибнущую
совесть. Чувство неловкости от перевоплощения интеллигенции в уркаганский
кичман требовало логической дизЦюнкции.
Аскольд Васильевич достал из портсигара подобранный накануне удачный
чинарик и прикурил от уголька, опалив мохнатый покров лица. Потому что эта
процедура потребовала погружения физиономии в костер. Все понимали, что ему
на это наплевать. Не в этом дело.
- Так вот. - Продолжил он свои изыскания, вращая носом на ветру. Борода
чадила паленым чертом. - В сущности, все люди подлецы. За исключением
бродяг. Разве есть цель, за которой не усматривалось бы благополучие
собственной персоны, господа? Ну, не своей, так чьей-то там, жены, детей. Не
сейчас, так потом. Для чего новая техника, например? Или наука? Социальные
преобразования? Для свободы? А она зачем? Не для того же? Не для страсти по
себе? Рвемся вперед, а якорь словно вбит. И ходим по цепи, как кот ученый. В
житейской философии царствует одна кума - задница, как крепкий тыл ума.
На, курни. - Спохватился вдруг и протянул инженеру Петровичу тлеющий
бычок.
Тот взял, затянулся пару раз и ткнул остаток в землю. Потянулся и
выдумал вопрос. Время позволяло.
- Чего ж они обращаются друг к другу: "Господа! Товарищи!", а не
называют друг дружку подлецами? Ну и начиналось бы обращение президента к
народу: "Граждане подлецы!" Так нет же. Вот и скажи: есть среди людей
уважение друг к друг или нет? А если есть, на чем оно стоит?
- Ну как на чем? - Вмешался дядя Федор, в прошлом мастер театральной
бутафории, болезненно переносящий бескультурье. - На уважении закона. А без
него как обойтись без мордобоя? На уважении закона покоится мораль. Вот
воровать, к примеру, аморально. Разве нет, профессор?
Аскольд Васильевич в прошлом преподавал обществоведение. И как
профессионал, видел нравственность насквозь. Это обуславливало диалектику
его позиций и выявляло простительный для аналитика цинизм.
- Видишь ли, - задумался лектор, вытряхивая мусор из бороды, -
абсолютной морали не бывает. В морали большинства всегда присутствует
насилие над прочими. Из всех моралей побеждает та, которая с дубинкой. При
Сталине нормальным и культурным было бить жлобов, хвалить общественников,
сейчас - наоборот. При общем горе хлеб делили поровну на всех, чтоб
обЦединить людей. Как поступал Христос на тайной вечери своей. Ну вынули
Христа из душ, понаставив храмы в память. И стало можно воровать. Потому что
для слияния нужна высокая идея. А если нет ее? Что ее родит? Антикультура -
логическое продолжение любой культуры.
- Не скажите, доктор, религия в почете.
- Как преданный монарх, ведомый в ночь, где эшафот.
Разум светился, а вечер угасал.
Тело дяди Феди затекло от пролежней. Реальность вернулась из полета.
Надо было что-то делать.
- Ну так что же, уважаемый, будем красть картошку или нет?
- А как же! Когда пришла антимораль, а совесть, как культура, умерла,
то можно все, что было предусмотрено природой.
- Совесть есть! - Заныл Петрович. - Но что с ней будем кушать?
- Ах, беспризорники мои! - Профессор встал на четвереньки -Дзержинского
на вас нет. -. Дождавшись прилива сил, поднялся и зашлепал драными ботинками
в сторону обЦекта действий.
Подельники тоже поднялись, описали костер и потянулись следом, волоча
авоськи и опираясь на лопаты.
Они вышли на дорогу, что разделяла бивак и стратегический плацдарм, и
остановились, потому что под свет шести фар будто бы прямо на них летела
безумная машина. Несколько мгновений она высвечивала бродяг и вдруг,
завизжав каждым из колес, внезапно затормозила рядом, чем несколько смутила
рыцарей потемок. Из машины выбралась фигура, которая преобразовалась во
вполне ухоженного молодого человека.
- Чтоб мне провалиться! - Провозгласил он не то намерение, не то
угрозу. - Да это же профессор Козлодоев! Здравствуйте, Аскольд Васильевич!
Не признаете забракованного вами студента? А я помню ваш вердикт: "Вшивую
головку бантик не спасет".
- Познакомьтесь, - узнал уличенный жертву педагогического произвола, -
Миша Шаров. Очень деятельный товарищ-господин.- И, чтобы не показаться
невнимательным, глупо произнес пришельцу. - Хау ду ю ду.
Но вместо предложенного диалога молодой человек забился в истерическом
припадке. "Ха-ха-ха", - плакал он, тыкая пальцем в снаряжение промысловиков.
Любители чужой картошки выглядели довольно глупо.
Из глубины автомобиля вынырнуло подобие чучела. Оно спросило прелестным
голоском.
- Миша, что нас остановило, чтобы плакать?
- Научный коммунизм в последней стадии развития.
Он вытер красным шарфиком пухлое вспотевшее лицо и отдал команду:
- Всем в машину!
С нахальной категоричностью отнял авоськи и лопаты и зашвырнул куда-то
в поле.
Удрученные концессионеры потопали выполнять распоряжение. Троица
разместилась на заднем сиденье. Чучело, сидевшее впереди, оказалось
миловидным существом женской природы. Впрочем, макияж и экипировка настолько
надежно скрывали их владетельницу, что естественным, пожалуй, оставался
только голос. Только он был малоинформативным.
- Вытирайте ножки для порядка.
"Образ деловой блудницы". - Решил мастер бутафории.
- Таня, умоляю, сделай вид, будто тебя нет, - обратился к кукле молодой
человек.
Машина дернулась и помчалась.
Рациональному инженеру опять придумался вопрос.
- Куда мы с вами едем?
- Прочь от малого порока. К большому, под названием порядочная жизнь.
Профессор, представьте ваших спутников. - Попросил водитель.
- Спросивший - инженер Петрович.
- В какой области специалист?
- В моделировании событий. Другой вот Федор Нелипович, мастер статики
из образов и стилей. Обозначься, дядя Федя!
- Чинарик не найдется?
- А сигарету?
- Вот в этом и есть различие стилей. - Пояснил мастер.
Машина подЦехала к неказистому заведению, которое внутри оказалось
закрытым рестораном не для всех. Его полость состояла из зала и нескольких
кабинок. Компанию провели в одну из них.
Миша по-хозяйски распорядился об ужине. При свете свечей все выглядило
аппетитным и участь блюд была предрешена.
Наконец Шаров начал выкладывать карты.
- Видите ли, уважаемый Аскольд Васильевич, Вы мудро поступили, когда
отчислили меня из института. Тем дали мне толчок для неформальной мысли. Я
подобрал команду из ребят, отбросивших привычные шаблоны. С мировоззрением,
не принятым Вашей той общественной моралью. Согласитесь, коммунистическая
мораль теперь непопулярна. Признана нечеловеческой, преступной. Ну, а наша
стала нормой. Фирма, в которой я являюсь президентом, брала крепость за
крепостью. И стала процветать. Подробности позвольте опустить. И все бы
хорошо. Да не совсем.
Миша выложил дорогие сигареты, закурил и предложил присутствующим не
быть рабами стиля.
- Мне не всегда хватает понимания событий и людей. Мне надо виденье
оперативного простора. Мне надо знать, к чему все приведет. Я руковожу с
закрытыми глазами. Больше как Чапаев, чем Кутузов. Поэтому мне нужен
оппонент всех моих действий, которого надеюсь видеть в Вас. Хочу усвоить
диалектику, что Вы преподавали. Короче, видеть обЦективность не ту, что
очень хочется, а ту, какая есть, если, конечно, она реально существует.
- А Вам не страшно, что уже находитесь в полете? - Поинтересовался
Козлодоев. - А ну как, если выясните, что стартовали не оттуда, не туда, да
и не так? Мораль уже задействована. Тогда как?
- Бросьте, профессор. Вся страна ошибиться не может. Путь выбран
абсолютно верным. Повредить ему совершенно невозможно. Я говорю о будущем
рационализме в рамках заданной стратегии.
- Повредить, быть может, невозможно, - задумался бродяга, - но возможно
привести в тупик.
- Что ж, постарайтесь, в этом и будет суть нашего уговора. Но только
все в открытую. Идет? Откройте лабораторию стратегии. Вы - в тупик, я - из
него. Таков заказ. Фирма платит. О конфиденциальности, наверно, не стоит
говорить.
- Ну, как, товарищи, займемся? - спросил Аскольд Васильевич у своих
друзей.
- Кто от вас будет сотрудничать с нами? - Поинтересовался Петрович.
- Таня. И зам, и бух, и грех. Она все знает.
- Если девушка согласна... - Закокетничал любитель кукол Нелипович.
- То стало быть и мы. - С нескрываемой радостью воспрянул Козлодоев. -
Итак, друзья, нас ждет рискованный до смерти пируэт.
Старик в пещере перевернул страницу. На следующей прочел.
"Не то есть сатана, что Сатана, а есть непонимание вещей".
Он склонил седую голову и надолго задумался.
Комната, предоставленная Мишей для работы, выдавала инфантильность
хозяина, не наигравшегося игрушками в детстве. Яркие ковры, амбициозные
пуфики, экзотические побрякушки, вычурный столик, какие-то висюльки,
причудливые кресла и диван. "Для театра драмы и комедии" - определил мастер
реквизита.
На диване возлежала Таня, как было, видимо, привычно для нее, а гости
занимали кресла. Полевую драную одежду сменили костюмы времен застоя,
местами в дырках от неаккуратных сигарет.
Таня удивила сменой вида. Вечерняя неопределенность одеянья, доступная
лишь только для ниндзя, вышедшего на боевое задание, преобразовалась в
строгий анфас с кокетливым профилем. Лицо изображало ясность мысли.
Происходил анализ диспозиции.
- Что определило стратегию для фирмы? - Прикидывался глупым Козлодоев.
- Политический базис государственного устройства. - Прикидывалась умной
Таня.
- На чем разбогатела фирма?
- Вопрос довольно деликатный.
- Для вас или для нас? Вам ведома двойственность оценок?
- Профессор, дурак не может быть таким глупым, чтобы быть дураком. В
глупости защита умных. - Неожиданно проскочила филигранная мысль.
- Система двойного человека. - Довольно забурчал работник от искусства.
- Это как? - Не понял рациональный инженер.
