варварских женщин и варварскую музыку любит. Заметил ты это?
ЛАЭРТ. Да, я заметил. Зара хороша. Но супруга Дарейоса лучше.
ДРАКИЛ. Супруга Дарейоса лучше? Вот лгун! Вот надувала! Вот клещ! Что
бы ты понимал в женщинах, скопидом? Я бы за эту Зару отдал половину своего
имущества. А ты, Лаэрт, отдал бы?
ЛАЭРТ. Отдал бы Дракил.
ДРАКИЛ. Ну и дурак же ты, братец! Ты ветреник, срамник, мот и больше
никто. Разве женщины стоят того, чтобы за них отдавали половину имущества?
Отвечай, когда тебя спрашивают!
ЛАЭРТ. Нет, не стоят, Дракил.
ДРАКИЛ. То-то же. Береги золото. Будет золото - женщина найдется. Ик!
Но где же мой шатер? Куда ты ведешь меня, разбойник? Ты сдается мне,
хочешь убить меня и ограбить, громила? Эй, гетайры!
ЛАЭРТ. Мы уже в шатре, дорогой Дракил, и ты лежишь на своей постели.
ДРАКИЛ. Да? Что же ты молчал, негодяй? Неси скорей таз. Та-а-аз!..
Да, Спантамано оказался не таким глупцом, как ожидал сын бога Аммона.
Больше всего Александра смущали глаза согдийца. В них не было страха и
раболепия. Они таили угрозу. Спантамано казался македонцу зверем, который
высматривает в нем, Александре, место повкусней, чтобы начать его есть.
Сын Филиппа догадался: его терпят здесь лишь как освободителя от персов.
Сделай Александр один неверный шаг - и улыбка на лице Спантамано тотчас же
сменится злобой. Вместо цветов на головы македонцев посыплются камни.
Тревожные мысли одолевали Александра. Проводя ночи в развлечениях,
осушая кубки с вином, царь не переставал всматриваться и вслушиваться. Он
думал и решал.
Однажды утром, после очередного пира, Александр призвал к себе
приближенных. Невыспавшиеся советники явились один за другим, нехотя
преклоняли, по новому обычаю, перед царем колени и садились у стен, всем
своим видом выражая неудовольствие. "Что еще забрело в твою безумную
голову?" - сердито спрашивали их глаза. Светловолосый Клит, молочный брат
Александра, с издевательским почтением согнул спину, бросил хитрый взгляд
на полосатый варварский плащ, свисающий с царского плеча, и ядовито
заметил:
- Я и не узнал тебя сначала. Думал, это азиат какой-нибудь сел над
нами вместо тебя.
По губам присутствующих, будто солнечный зайчик, пробежала веселая
улыбка. Хороший щелчок по носу получил сын Филиппа! Александр покраснел и
сдвинул брови. Но так как молодой красавец Клит спас его при Гранике, царь
только процедил сквозь зубы:
- Не болтай!
Помолчав и собравшись с мыслями, он обратился к советникам:
- Вы хорошо накормили воинов?
Приближенные царя с недоумением переглянулись. Вопрос повелителя был
явно неуместен - только вчера главные силы македонского войска, после
утомительного перехода, подступили к Мараканде; сейчас люди спали. Не
получив ответа, Александр, глядя в ажурное окно, холодно сказал:
- Если не накормили, то поднимайте и кормите. Через три часа мы
выступаем.
Все так и остолбенели. Никто не решался спросить, куда собирался
Александр. Наконец Клит отважился:
- Далеко?
- На Киресхату [Киресхата - ныне Ленинабад в Таджикистане], - коротко
пояснил царь. Его ответ вызвал бурю возмущения. Отбросив страх, все
загалдели и затоптали ногами; Киресхата, город, основанный по преданию,
иранским царем Киром, стояла где-то далеко, возле реки Яксарт, и новый
поход по горам и пустыням не прельщал никого.
- Зачем? - воскликнул Клит, когда гвалт прекратился. - Я не вижу в
твоей затее никакого смысла.
- Сейчас увидишь, - проворчал царь еще более холодно. - Слушайте, вы!
Только безмозглый дурак может думать, что в Согдиане мы будем вечно
нежится, точно олимпийцы. Пока мы не трогаем согдийских зернохранилищ, и
нас никто не трогает. Но вам и вашим головорезам надо есть, пить,
одеваться и что-нибудь принести домой. Поэтому, когда кончатся запасы,
взятые в Бактре, мы будем вынуждены обратиться к достоянию местных
жителей. Собственно, для этого мы и пришли сюда. И как только от
македонского или греческого ножа погибнет хоть один согдийский петух,
начнется война! Кто не глуп, тот поймет: согдийцы - не персы, они не дадут
себя стричь, как овец.
Если начнется война, на помощь согдийцам придут их друзья скифы,
обитающие за Яксартом. А вы все слышали, что такое скифы. Мы займем
Киресхату, что-бы не пропустить их на согдийскую сторону. Понятно? Это
одно. Если начнется война, согдийцам потребуется оружие. А железа у них
мало. Его добывают, как мне удалось узнать, только в одном месте за рекой
Яксарт, напротив Киресхаты. Понятно? Мы должны или захватить рудники, где
добывается железо, или отрезать их от согдийцев. Но самое главное - мы
займем узел торговых дорог; здесь, в Согдиане, переплетаются пути всех
стран мира. Вот для чего я призываю вас не медля, пока согдийцы не
разгадали наших замыслов, идти на Киресхату. Кто хочет возразить, пусть
выскажется.
И Александр снова равнодушно уставился в окно. Советники смущенно
молчали. Он всегда тремя словами умел доказать им, как они тупоголовы. И
это отнюдь не льстило их самолюбию.
- А стоит ли добираться до этой проклятой Киресхаты? - нерешительно
начал пэон Аминта. - Не хватит ли с нас походов по чужой земле? Не пора ли
вернуться домой? Воины моего отряда не хотят больше сражаться.
Легкой пехоте пэонов доставалось в битвах больше всех. Неудивительно,
что она устала. Александр побагровел от гнева, но взял себя в руки. Пока
еще, до лучших времен, следовало отдавать дань македонским обычаям. А по
ним гетайры стоят на одном уровне с царем.
- Воины твоего отряда, Аминта, - сказал повелитель сдержанно, - будут
делать не то, что они хотят, а то, что хочу я.
Наступила гнетущая тишина. Все чувствовали себя униженными и глубоко
оскорбленными. Но ни у кого не хватило смелости возразить царю. И вдруг
самонадеянный Клит сорвался с места.
- Почему? - Он замахал кулаками. - Почему мы должны поступать так,
как хочешь ты, а не наоборот? Ведь нас много, а ты один. Если ты надел
варварскую одежду и вообразил себя властелином азиатов, то мы-то остались
македонцами! А македонцам опротивело ползать на коленях перед тобой, как
это делают персы, перешедшие на твою сторону. Ты хочешь идти на Киресхату?
Иди один! Мы отправляемся домой!
- Домой! - подхватил Кайнос.
- Домой! - повторил Аминта.
- Домой! - завопили все.
Гетайры гремели доспехами, били в ладоши, свистели, визжали, мяукали.
Крик "домой" вырвался через окна зала во двор. Удивленные согдийцы
задирали головы, пытаясь определить, отчего расшумелись юнаны.
В глазах Александра потемнело. От внезапного приступа ярости,
вызванной наглым поведением советников, царь, казалось, ослеп. Лица
"товарищей царя" расплывались перед ним бледными пятнами. Дрожащей рукой
Александр нащупал пику, крепко - не оторвешь - стиснул древко и поднялся.
- Ты хочешь домой, Клит? - сказал он, скрежеща зубами. - Так
отправляйся!
Глаза его на миг прояснились. Не успел Клит отскочить в сторону, как
пика со страшной силой пропорола его живот и пронзила насквозь. Советники
замерли, как идолы, установленные в нишах зала.
Гоните всех! - взревел царь, сверкнув зелеными глазами на
телохранителей. - Поднимайте войско! Убивайте на месте всякого, кто
ослушается! Живо!
Фердикка и другие телохранители выдернули из ножен махайры и
бросились на военачальников. Зал разом опустел. Возле Александра остался
вечно улыбающийся Птолемайос Лаг.
- Вели убрать и бросить на свалку, - Александр кивнул на тело Клита.
- Передай Спитамену: мы идем на Киресхату, чтобы уничтожить закрепившихся
там персов. Извести его: я оставлю в Мараканде отряд... э... недомогающих
воинов. Скажи еще, что такой великий человек, как Искендер, не может
вернуться домой, не достигнув места, до которого добирался какой-то иранец
Кир. Ясно?
- Да Александр.
- Подай мое походное снаряжение!
- Сейчас.
- Но тут Фердикка доложил:
- К тебе грек.
- Откуда?
- Из милетцев, переселившихся сюда при Ксерксе.
- А-а! - протянул сын Филиппа зловеще. - Зови его сюда!
Вошел благообразный, седобородый, высокой эллин в полугреческой
одежде.
- О великий царь! - Он поклонился низко, по-согдийски. - Радуйся.
Сумею ли я поведать о том восторге, с которым мы ждали тебя? Наше племя
нижайше просит повелителя мира отведать хлеб и воду Юнана.
- Хлеб и воду? Ты скажи: вы из выселенных карийцев?
- Да, царь.
- Вы сражались против меня при Гавгамелах?
- Помимо своей воли, царь.
- Помимо своей воли? Хорошо, я отведаю твой хлеб и воду. Далеко ваш
город?
- Недалеко, царь, - пробормотал старик. От резких слов Александра ему
стало не по себе.
- Мы заедем туда.
- Премного благодарен, славный царь!
Эй, Мараканда, город сбывающихся надежд! Эй вы, старейшины, беспечно
дремлющие в темных дворцах! Эй, жрецы, бормочущие заклинания над
неугасимым огнем в закопченных храмах! И вы, воины, мерно шагающие на
городских стенах и считающие звезды на черном небе! И вы, купцы,
перебирающие в ночной тишине золото и алмазы! И вы, ремесленники,
отдыхающие после дневного труда! Эй, Мараканда!
Ты погружена в сон и не знаешь, что здесь в крутой башне под плоскими
крышами твоих домов, я не смыкаю глаз до поздней ночи. Я, Спантамано,
потомок Сиавахша, мысленно говорю тебе: если бы половина радости, поющей в
моем сердце, перешла бы в сердца твоих жителей, ты не безмолвствовала бы,
как сейчас, Мараканда! Тысячи факелов озарили бы стены твоих дворцов, на
перекрестках пылали бы веселые костры и прекрасные девушки плясали бы на
твоих площадях.
Кто в Согдиане счастливей Спантамано? О Мараканда, город сбывающихся
надежд! Пришел конец унижениям, которые я испытывал с детских лет. Никогда
уже не повторятся косые взгляды, ядовитые усмешки, обидные намеки и прямые
оскорбления, которые мне отравили юность. Как семуг, воспарил я над твоими
древними башнями, город Двуглавых Птиц. Не зачах род Сиавахша, проросло
его семя для новой славы. О предки, скитающиеся во мраке! Пусть ваши
печальные лица озарятся на мгновение радостной улыбкой - имя вашего
потомка Спантамано звучит ныне в устах всякого живущего.
Кто во всей Согдиане сегодня счастливей Спантамано? Вот я сижу у
широкого окна, и первая женщина Согдианы, богиня, достойная рода Сиавахша,
склонила голову свою на мои колени. Я слышу ее взволнованное дыхание. Она
покрывает мою руку поцелуями. Око доброго бога Охрамазды остановило на нас
лучезарный взор, и голубой туман обволакивает нас мягкой пеленой, и
грезится нам, будто мы витаем в облаках далеко над бренной землей.
Прохладный ветер с берегов Зарафшана овевает наши нагие плечи. И мы,
замирая, слушаем голос рождающей все живое Анахиты.
Кто в Согдиане счастливей Спантамано? Сам Искендер Зулькарнейн, царь
царей и сын бога Аммона, обнимает меня, как брат любимого брата. Я получил
от него богатые дары. Я пил вместе с ним из одной чаши. Да живет века и
тысячелетия имя благородного Искендера! О мудрец Паллант, благодарение
тебе, ты рассеял мои сомнения. Да, Согдиана при Искендере вздохнула
свободно, и Мараканда ликует, славя освободителя. О Мараканда, город
сбывающихся надежд! О Мараканда...
Тишину рассек чей-то вопль:
- Спитаме-е-ен!
Спантамано вздрогнул. Зара испуганно подняла голову. Десятки собак
разразились внизу свирепым лаем. Казалось, там, у входа во дворец, кого-то
ударили палицей, так отчаянно закричал он во второй раз:
- Спи-та-ме-е-ен!..
