распадалась на молекулы, практически не оставляя следа.
Вскоре в сборе были все, за исключением Саши Глазова, который
запропастился неизвестно куда. Пришлось искать его с помощью
чудо-планшета, который мог воспринимать сигналы специального датчика,
имевшегося в личном медальоне каждого милитара.
Мы нашли Глазова на опушке леса. Оказывается, при приземлении он
умудрился удариться об одинокий пень, и сейчас корчился от боли, держась
за ногу. Я быстро осмотрел Сашу. Заурядный перелом голени, но в нашем
положении это было все равно, что смерть...
Как истинный офицер я сначала выругался, а потом стал перебирать в
уме возможные варианты решения. Каюсь, в глубине души я ожидал, что
Рамиров посочувствует нам и распорядится считать Глазова убитым, но он
только сказал:
- Что ж вы стоите, парни? Шину надо накладывать.
Ясно. Посредник решил над нами поизмываться, подумал я и приказал:
- Ромпало, продемонстрируй, как следует оказывать первую помощь при
переломе нижних конечностей!
- Эх, земеля, - сетовал ефрейтор-мор, прилаживая Глазову шину "с
заморозкой" из стандартного медицинского пакета, - учили тебя прыгать, да,
видать, мало учили...
- С петшки на шесток тебе только пригат, - поддержал белоруса Плетка.
- Ну откуда же я знал, что подвернется этот долбаный пень?! -
мученически простонал Глазов.
- Какой-какой пень? - сразу поинтересовался Эсаулов. Даргинец был
убежден, что все зло идет от невоздержанности людей на язык, и исполнял в
нашем взводе обязанности нештатного устного цензора.
- Везет мне вечно как утопленнику! - продолжал сетовать Саша.
- О, эшселенте! - воскликнул Флажелу и полез за пазуху за своим
комп-нотом. - Русский язык: много интересных выражений!
- Между прочим, милитар Глазов, - вступил в разговор изящный
(несмотря на свои сто двадцать с гаком килограммов живого веса) одессит
Канцевич, - если бы такое чепэ имело место быть "а ля гер", то мы должны
были бы убрать тебя без шума и пыли, чтобы ты не затруднял нам выполнение
боевого задания.
- Это как? - не понял Глаз.
- А очень просто: "чинарик выплюнул и выстрелил в упо-ор!", - с
высотцовской хрипотцой пропел-процитировал Одессит.
Тут мои воины загалдели все разом, обсуждая, как именно следовало бы
"убрать" Глазова. Молчал лишь сибиряк Гаркавка - чем он мне всегда и был
симпатичен.
- Тихо, черти, - сказал я. - Сделаем так. Гаркавка и Свирин
уничтожают все планер-парашюты. Абакалов и Гувх несут Глазова на
плащ-палатке. Через каждые четверть часа их будут сменять другие.
Передвигаться будем в максимально возможном темпе, разговаривать и курить
без моей команды запрещаю.
Последняя фраза предназначалась для Рамирова, потому что ребята и так
знали, как следует вести себя на задании.
- Все ясно? - помедлив, осведомился я.
Всем, как всегда, было все ясно.
Через несколько минут мы гуськом углубились по тропинке в лес.
Впереди шел я с комп-планшетом в режиме "локатор". За мной следовали
Эсаулов, Гаркавка и португалец. Абакалов и Аббревиатура тащили
простынно-бледного Глазова. Наше шествие замыкали Ромпало, Канцевич и
Свирин. Рамиров шагал в самом хвосте цепочки, и я с невольным злорадством
представил себе, как через полчаса он взмолится, чтобы мы не мчались во
всю прыть.
Однако незаметно пролетели десять минут, двадцать, полчаса, час, а
наш "сопровождающий" все молчал. Я увеличил темп, но Рамиров и не думал
отставать. Он передвигался так буднично и размеренно, будто шел по
Елисейским Полям.
Между тем, по моему лицу поползли горячие капли пота, под ложечкой
назревало неприятное ощущение - будто под ребра сунули автоматный ствол и
так и оставили его там - а лицо Рамирова оставалось сухим и безмятежным.
И тогда я понял, что ошибся в оценке его выносливости. Очень может
быть, что он - из числа каких-нибудь трое- или пятиборцев...
Мы шли, и казалось: никогда не кончится непроглядная темень вокруг, и
создавалось впечатление, что развесистые лапы елей, жесткие, как кулаки,
ветви берез и колючие заросли кустарника стараются как можно больнее
отхлестать нас по лицу и как можно больше затруднить марш-бросок.
Как это бывает при длительной ходьбе, постепенно мысли мои
разбежались в разные стороны. Вспоминалось, например, как еще в лицее
приходилось участвовать в соревнованиях по спортивному ориентированию на
местности. Словно глупые кутята, носились мы тогда по лесам - мокрые,
потные, грязные, но неизменно счастливые...
Думал я и о Карине - как там она одна сейчас? - и о том, что надо бы
купить Леночке серебряную ложечку по случаю появления первого зуба
(говорят, так полагается по традиции) и что пора с ней начинать заниматься
иностранными языками: к гимназии она должна будет владеть английским не
хуже своих сверстниц из Девоншира, Лотарингии и других уголков
Объединенной Европы.
Но все время, перебивая эти мирные мысли, в голову настойчиво лезло:
как быть с такой обузой, как Глазов? Оставалось успокаивать себя лишь тем,
что "будет день и будет пища", что утро вечера мудренее, и прочими
сентенциями в этом духе авоськизма...
Что я и делал.
Когда стало светать, я решил устроить короткий привал. По моему знаку
группа свернула с тропы в чащу и расположилась под огромной елью, на
вершину которой я сразу же запустил датчик наблюдения. В случае появления
в радиусе пяти миль движущихся объектов он подаст сигнал оповещения на
комп-планшет.
Я разрешил перекусить, курить и негромко разговаривать. Ребята
поснимали с себя вещмешки - "горбы" - и, улегшись, задрали на них ноги.
Видимо, никто пока особо не притомился, потому что тут же завязалась
обычная солдатская трепотня. Обсудив начало "операции", беззлобно поругали
Глазова. Потом Эсаулов стал рассказывать, как на "гражданке" охотился с
отцом на диких кабанов, а Канцевич ни к селу, ни к городу вспомнил "прикол
про то, как тетя Соня торговала жвачкой на Привозе". Грубоватые шуточки
сыпались со всех сторон, и в итоге разговор милитаров неизбежно
сконцентрировался на двух традиционных темах: "бабы" и "дембель"...
Глазов старательно улыбался, чтобы не отставать от друзей, но я
предвидел, что когда прекратится действие антибиотика, парню будет не до
смеха. А ведь "антишок", который мы ему вкалывали через каждые полчаса,
нельзя применять до бесконечности, так что, рано или поздно, Сашка света
белого невзвидит от боли, и придется нам тогда выходить на какой-нибудь
населенный пункт, чтобы оставить там Глаза.
Я изучил электронную карту.
Ближайший поселок находился в двадцати пяти километрах к
северо-востоку, назывался он тривиально Осиновкой и, судя по условным
обозначениям, насчитывал не более двух десятков домов.
Я тут же представил себе мысленно, как мы, распугивая кур, свиней и
прочую домашнюю живность, тащим Глазова по деревенской улице в
сопровождении оравы орущих босоногих ребятишек и отмалчиваемся в ответ на
расспросы любопытных бабок, тем самым еще больше разжигая их
любознательность... Плакала тогда секретность нашей миссии горючими
слезами! Да и не известно, есть ли в таком глухом селе хотя бы подобие
медицинского учреждения или местные жители пользуются услугами
какой-нибудь столетней бабки-полуколдуньи-полузнахарки?..
Но другого выхода у меня как у командира группы не было. Не вызывать
же, в самом деле, санитарный "джамп"!.. В ушах моих прозвучал хриплый
голос бригадного комманданта: "Вы должны действовать, как на настоящей
войне, лейтенант!"...
ЯН РАМИРОВ
Почему Брилер и Дефорски выбрали именно меня?..
Этот вопрос с самого начала не давал мне покоя, хотя был явно
бессмысленным. И все-таки в голове неотрывно вертелось: "Ну, почему именно
я?.. Неужели нельзя было отправить кого-нибудь из молодых? Эккса,
например, или Моргадо... Ведь и тому, и другому подобная командировка
наверняка пришлась бы по вкусу. Пока человек молод, он совсем по-иному
воспринимает мир, нежели тот, кто повидал жизнь не только в розовых
тонах"...
Едва я вдохнул такой знакомый запах кожаных ремней, мужского пота,
гуталина, нагретого пластика и еще чего-то, что не поддается никакому
определению, кроме как "запах казармы", меня тут же чуть не вырвало прямо
на тщательно подметенные ступени штабного подъезда.
Может быть, подумалось мне тогда, именно поэтому выбор пал на меня?
Ведь мои шефы знали, не могли не знать, насколько сильно я ненавижу все
то, что связано с армией.
И тем не менее, не Эккс, не Моргадо и тем более не Принтин, а именно
я торчал вчера в Главном штабе специальных войск ОВС, дожидаясь прибытия
субкомманданта Ченстоховича.
Рядом со штабом была оборудована полоса препятствий, с которой до
меня доносились возбужденные возгласы и топот ног. От нечего делать я
подошел к проволочной сетке-изгороди и стал смотреть, как спецназовцы
занимаются самым бессмысленным и даже вредным делом для всего остального
человечества: учиться убивать.
Ближе к забору располагалась учебная точка "снятие часового".
Часового, как положено, обозначал манекен, набитый
электронно-компьютерными внутренностями. Так называемый "мешок". К нему
надо было незаметно подкрасться и "снять" его броском тяжелого десантного
ножа. А это было не так-то просто. "Мешок" имел отвратительное обыкновение
резко поворачиваться при малейшем неосторожном движении нападающего и
уклоняться от фронтальных бросков...
Из-за угла кирпичной стенки на четвереньках появился очередной воин,
с зажатым в зубах ножом. Я невольно похолодел, потому что он был
точь-в-точь похож на Серегу Махатько...
Но я тут же убедился, что обознался: Серега бы не промазал по
манекену, он и по живым-то мишеням никогда не мазал, наш бравый везунчик
Серж... А после броска его двойника нож лишь ударился рукояткой о
проволоку, по которой передвигался "мешок", и отлетел в кусты. "Часовой" в
мгновение ока вскинул ствол световода и "расстрелял" незадачливого
ножеметателя пучком слабого лазерного излучения. Тот вскрикнул и схватился
за лицо: легкий ожог от световода не опасен для жизни, но неприятен - как
слезоточивый газ...
Вскоре я убедился, что полосу препятствий проходят зеленые новобранцы
из какой-то "учебки": из десяти милитаров смогли снять "часового" лишь
двое, да и то "ненарочно", как говорили в мое время в таких случаях...
- Это вы меня ждете? - раздался вдруг голос над моим ухом.
Субкоммандант Ченстохович собственной персоной. У дверей штаба за его
спиной виновато маячил дежурный по штабу.
"Так точно", чуть было не сказал я, но в последний момент подавил в
себе импульс коленопреклонения перед высокими чинами и молча протянул
Ченстоховичу свое удостоверение.
- Пре-есса, - задумчиво и с некоторой досадой протянул субкоммандант.
- Если вы хотите взять у меня интервью, вам лучше обратиться в нашу
пресс-службу...
- Я прибыл к вам по другому поводу, господин субкоммандант, - вежливо
возразил я.
Он поднял мохнатые брови, и морщины на его суровом лице сразу
разгладились.
- Вот как? А по какому поводу вы прибыли, господин... простите?
- Ничего, - великодушно сказал я. - У меня тоже скверная память на
фамилии и имена... Меня зовут Рамиров, Ян Рамиров.
- Знакомо, - сказал он. - Где-то я уже слышал о вас... В какой газете
изволите трудиться, господин Рамиров?
