3
Сам того не зная, Карислав прожил сто лет за один короткий день. Он
видел знакомые лица товарищей и находил в них какое-то чужое обличье.
Нечаянный воин наблюдал за другими и за собой, как издали. Он не растерял
своего оружия. Лук в налучье и колчан со стрелами висели за спиной, щит -
на левой руке, а длинный нож - за сапогом. И топор был с ним, его для
Карислава отковал сам Одинец по Кариславовой силе: лезвие в полторы
четверти с низко опущенной бородкой, в блестящей медной насечке. Новое
топорище в семь четвертей Карислав вырезал из держаной березы, заслышав о
нурманнах. Он по-хозяйски попробовал, встряхнув, - не ослабла ли насадка?
Держится хорошо. А как у других с оружием?
Четверо поморян остались с одними щитами, и пятеро биарминов были
совсем с голыми руками. Карислав отнял щиты и отдал другим, а девяти
безоружным сказал без упрека, но и без жалости:
- Найдете себе оружие, придете. Уходите. Что зря стоите?
Между захваченной нурманнами пристанью и Усть-Двинцом лежал ровный,
обширный пустырь на версту по берегу и больше чем на половину версты
вглубь. Через него наискось шла дорога к городку. Выше пристани от
сведенного на постройки леса остался заросший кустами поруб с пнями и
отдельными соснами, с пробитыми людьми и скотом тропками. За порубом -
овраг, и за оврагом на берег Двины наступал лес, который было несподручно
брать из-за кручи. Где-то там высадились нурманны с низких лодей. Карислав
провел остаток своей дружины задами Усть-Двинца на поруб. В кустарниках
Карислав заметил двух безоружных поморян. На ходу он строго прикрикнул:
- Отстань! Сказано ж вам!
Те возразили:
- Мы с ножами.
Карислав хотел еще строже зашуметь на ненужных людей, но передумал:
- Поспешайте оба вперед. Как заметите нурманнов, бегите назад и
предупреждайте криком.
Двадцать три дружинника засели в кустах над оврагом. Вскоре они
услышали выкрики:
- Ой, ой! Идут, идут!
От леса скат оврага опускался полого, к этой стороне - круто. Из
лесной опушки выкатились, оглядываясь, безоружные поморяне. Карислав
свистнул, давая знать.
Сразу за поморянами из-за деревьев высыпали нурманны. Каждый нес
полные доспехи, латы или кольчугу, поножи, поручни, шлем и щит. На
перевязях висели топоры, мечи и дубины с шипастыми головами, в руках были
тяжелые копья, за спинами луки и колчаны. Они тащили на себе большую, но
привычную тяжесть и бежали легко.
На открытом месте несколько нурманнов взялось за луки. Заслышав
первую тетиву, безоружные поморяне побежали, прыгая в стороны, как над
болотом, круто мечась вправо и влево, уходит стремительная долгоносая
птица - горный барашек. И все же одного куснула стрела, и он, охромев,
побежал медленнее. А первый уже скрылся в кустах, рядом со своими.
Нурманны перестали стрелять - раненого догонял один из их бойцов,
громадный, в черненых доспехах, с медвежьими ухватками. Он бежал так
сильно, точно на нем была надета одна рубаха.
Раненый, найдя знакомую, тропку, не давался. Нурманн хотел его
перехватить, но в кустах попал в яму. Пока он выбирался на тропу, раненый
поморянин добежал до Карислава, сел и вырвал стрелу из икры ноги.
Слышалось, как в тяжелом беге нурманн грузно топтал тропу. Звякали
доспехи, меч и дубина стучали о поножи. Нурманн одолел подъем и гнал, как
собака, по горячему следу, пока не налетел на Карислава.
Нурманн не мог перебросить щит из-за спины, крикнуть не успел или не
захотел, но меч выхватил из ножен.
В руке, которая с раннего детства училась владеть топором, каленое
железо летело молнией в темное, выдубленное ветром и солью лицо нурманна.
Высекая искры, оно пало на нурманнский меч, меч опустился, но отклонился и
топор. Удар рухнул не на шлемное темя, куда метил Карислав...
Верхний угол лезвия вошел между двумя бледными, как морская вода,
глазами, просек лицо силача Галля, надвое разделил подбородок и
остановился, увязнув в высокой латной груди.
Вмиг размякшее железное тело само собой пошло назад. И на лету, не
дав нурманну лечь, Карислав выдернул топор.
Двое безоружных поморян жадно набросились на тело Галля. Один
подхватил меч с зазубриной от топора Карислава, другой захватил железную
дубину и завладел щитом. Разыскивая, как сорвать доспехи, они вертели
тяжелое тело. Хитрые, незнакомые застежки не давались, руки скользили по
латам.
Упершись ногой в плечо Галля, Карислав схватил шлем за оба рога и
дернул, разорвав подбородные ремни и зацепившуюся за латы кольчужную
навеску-бармицу, служившую для защиты шеи. Карислав поднял шлем на кулаке
над кустами, показывая отставшим нурманнам, что их товарищ находится
здесь. Он так и держал шлем до первого вскрика и бросил железный рогатый
горшок ожидавшему его поморянину.
И по одному, и по двое, и по трое накидывались поморяне и биармины на
нурманнов, искали ударить и спереди и сзади, старались подсечь ногу,
достать лицо под шлемом, находили шею над латами. Скольких валили и как
сами валились - никто не видел и не считал. Воины ломали один другого,
дикая схватка металась между пней, в чащах ольховника и тальника.
Карислав взял еще одного нурманна в одиночном бою. Третьему просек
шлем и череп, но железо завязло в железе. У Карислава едва хватило мощи
вырвать топор вместе со шлемом.
Оглушенный нурманнскими криками, Карислав отступил, отмахиваясь
топором, на котором торчал заклинившийся шлем, и сам закричал:
- Отходи! Отходи-и!
С этим криком вожак дружины бежал от реки вверх по оврагу, в лес, и
беспрестанно кричал, чтобы уцелевшие знали, куда им уходить.
К Кариславу собралось одиннадцать дружинников из двадцати пяти, все в
крови - в чужой или в своей, никто не разбирал сгоряча.
Забираясь в лес подальше, они приходили в себя. Под кольчугами,
подобно пылким ожогам, вспыхнули нурманнские удары из тех, которые, не
прорвав колец, вдавили их в кожу подкольчужных рубах и вместе с ней в
живое тело.
У Карислава отнялась левая рука, будто бы в ней все кости размололи
принятые щитом удары. И на той же левой руке вместо двух пальцев остались
раздавленные лохмотья. Как это было, как под щит попало нурманнское
оружие, Карислав не помнил и не понимал. Повалившись на мох, Карислав
смотрел без мысли в ясное, среди темной хвои, бледное небо. Вдруг над ним
появилось лицо, и он не сразу узнал отца Бэвы Тшудда.
Где же он был, старик? Уцелел... Карислав сел, обнял биармина и
заплакал. Заголосил и Тшудд. Они, как обиженные дети, смешали свои слезы и
не слышали других жалоб.
У Тшудда был рассечен лоб и отрублено ухо. Кровь в ранах уже
запеклась, и Карислав понял, что после боя прошло немало времени. Тшудд
добрался до раненой руки друга:
- Худо тебе будет, лишнее не отнять - и ты весь пропадешь.
Тшудд знахарил, знал болезни и раны. Карислав не дрогнул, когда
биармин срезал обрывки живого мяса, рассекал жилы и вылущивал из суставов
обломки косточек пальцев.
Знахарь закрыл раны зеленой мазью из жеваных трав и обвязал листьями
с ивовой корой.
Они думали о своих, об Усть-Двинце, как там бились и бьются ли еще.
Но не имели сил сдвинуться с места.
Глава седьмая
1
Судя о нурманнах, Одинец и другие поморяне были уверены, что пришлецы
будут высаживаться против Усть-Двинца на реке, что нурманны первым делом
нацелятся брать городок, перед ним и будет бой.
Не успела еще лодья с орлиной головой на носу бросить перед пристанью
якорь, а уже прибежали со взморья сказать старшине:
- Самая большая лодья ходит по морю.
Вскоре, пока застрельная дружина Карислава без дела ждала у пристани,
к Одинцу пришла новая весть:
- Нурманны на большой лодье подошли ближе к берегу, спустили лодки и
меряют воду.
От взморья до Усть-Двинца путь близкий. Понял Одинец, поняли Сувор,
Вечерко, Гинок и другие: глупо они рассудили, будто на Усть-Двинец нет
другой дороги, как от пристани, с Двины. Нет, дорог много, и нурманны
хитры. Нельзя принимать бой перед городком на двинском берегу: здесь
нурманны зажмут между своими отрядами поморское войско. Самая большая
лодья нурманнов нацелилась на взморье, там их наибольшая сила, и там и
быть бою.
Одинец послал предупредить Карислава, но посыльный не пробился к
пристани, лег под стрелой нурманна.
Тревожные бубны торопили к взморью. С Одинцом тронулись все силы -
больше ста поморян и около шестисот биарминов, - что час, то все больше
подходило народа с восходного берега. Вблизи Усть-Двинца встретились еще
новые, они плыли к Двине морем, издали заметили черную чужую лодью и
выбросились на берег.
Ближе к морю лес редел. Войско всем многолюдством спешило между
зарослями сосен и елей с длинными просветами. Еще в лесу Одинец узнал, что
нурманны успели высадиться на берег числом свыше двух сотен.
Лес кончался шагах в тысяче от соленой воды. Нурманны уже подходили к
опушке на полет стрелы, но, завидя, как им навстречу сыпалось войско,
опешили и попятились.
- Хотели пробраться незаметно, ударить исподтишка, напасть врасплох,
не вышло у них, - так думали и так восклицали защитники Усть-Двинца.
Отступая и отступая, нурманны попятились до самого прибоя.
Остановленные водой, враги сжались, сбившись тесной кучей. Впереди
поставили четверых, затем шестерых, за ними не то восемь, не то девять
воинов. Так они с каждым рядом расширяли тесный строй. Казалось, что
нурманнов совсем мало - горстка, где там больше двухсот, как доносили
дозорные, наберется ли и сотня? В своем тесном тупоклинном строю нурманны
вдруг показались замершим пчелиным роем, который, вися на ветке, ждет,
пока его не обметут в кузов.
В море стояла большая звериноголовая, совсем пустая лодья, вблизи
берега качались три лодки, в них нурманны будут спасаться, если их прижмут
на берегу.
Выходя из лесу и одним своим видом оттесняя врагов, поморяне и
биармины разворачивались длинным и свободным строем, чтобы не мешать друг
другу размахиваться, не то что нурманны.
Среди нурманнов тоскливо и гнусаво взвыл рог. Смолк и взвыл еще
громче. Видно, они боялись начинать бой со всей силой поморян и биарминов
одной своей горсткой и звали на помощь других. Поморские воины только что
видели, как нурманны побоялись подойти к берегу, из-за Кариславовой
дружины. Зовут рога, но на море пусто, нет нурманнских лодей.
Перед боем биармины и поморяне закричали и завизжали страшными
голосами. Нурманны отступили к самой воде, бежать им некуда. Уходя
отливной волной, море оттягивало дальше от берега лодью. Кучка нурманнов
попятилась уже на осушенный морем песок.
Видя близких и ныне беспомощных убийц, погубивших их кровных,
биармины не утерпели. Первыми бросились кудесники в доспехах китового уса,
числом восемнадцать человек, за ними - все многолюдство.
Многие воины, освобождая плечо, побросали луки и колчаны, их подберут
после победы. Толпой, наставив копья, гарпуны, зверовые и боевые рогатины,
остроги, замахнувшись топорами и дубинами, поморское войско вперегонки
ударило на плотный нурманнский строй.
Но под ударом, который казался подобным удару грозного осеннего
морского вала, нурманны не смялись и не разбились. Передние и боковые,
закрывшись щитами, подняли мечи. Из их кучки выставились тяжелые длинные
копья. И последнее, что в своей жизни увидели передовые из нападающих, был
стремительный размах нурманнского железа.
Порыв защитников земли разбился пеной. Одинец видел, как развернулся
