помню, что-то текло, я бежал по лестнице, хотя лифт был свободен, а она
стояла в дверях квартиры и держала в руках мой шарф. Но вернуться я уже не
мог... Лестница прыгала этажами вниз, и все новые витки пролетов вставали
между нами, стены расстилались в бесконечный зеленоватый ковер. Как
гнусные и плоские картонные декорации, мелькали ниши мусоропровода, бачки
для пищевых отходов, размытые и бледные подобия людей. Взгляд смог
остановиться только на замке дверей парадного. Через мгновение он
приблизился, затем за доли секунды вырос, закрыл все поле зрения и вдруг
пропал - вместо него плеснула резкая боль в плече и колене. На меня
обрушилось небо и густая листва деревьев, бесшумно двигались прохожие - я
был на улице.
В голове мучительно ныло, гулкая, ревущая на одной ноте, тишина
давила на уши. Я не мог точно сказать: действительно ли я сейчас говорил с
ней, или это все мне только кажется. Внезапно двор и деревья покачнулись и
завалились набок - я подвернул ногу на ступеньке (зачем она здесь?), и это
сотрясение все поставило на свои места. Я услышал лай собачки, прыгающей
вокруг песочницы, где невозмутимый карапуз посыпал ее песком из совочка, и
шум кроны большого тополя, и хлопанье дверцы машины у химчистки во дворе.
Замерзший в судороге мир вновь пришел в движение. Напряжение отпустило
меня, я свободно вздохнул и вдруг понял, что мне много-много лет, что я
уже совсем другой и даже мысли у меня не те что полчаса назад. И еще я
понял, что, к сожалению, уже поздно, слишком поздно, для меня уже ничто в
мире невозможно - я уже мертв. И тогда мое тело ушло домой...
Вот так. Сначала пытался с ней увидеться, звонил, думал, может, еще
образуется. Нет. Ничего. А может опустить все эти таблетки в унитаз?
Плюнуть? Вокруг столько всего! Понимаю, еще все будет. Но до чего же
противно на себя в зеркало смотреть! Я и в подвале побывал - бутылку
поставил, и все уладилось. И девки приходили, все путем, но до чего все
это ерунда! Чувствую - не надо мне все это. Ничего не надо. А нужна только
она. Одна. Прежняя. Так что незачем откладывать. Скоро мать придет, а
говорить ни с кем уже сил нет... Стакан блестит, стекло уже, правда,
сизоватое какое-то, а таблетки белые, неровными за стеклом кажутся...
Пора... Пузырек в стекле красивый... как у стеклянного пса, что у Лариски
(это он (!) делал в своем муфеле) за стеклом серванта... Да, пора...
Началась эта история с того, что Клаверий де Монтель, молодой
человек, не связанный ни какими заботами, прочитав об'явление о
приглашении мужчины на постоянное место привратника, садовника и истопника
и, поняв скрытый смысл этого об'явления, притворился глухонемым и поступил
на работу в закрытое женское учебное заведение.
В нем главное внимание в воспитании девушек было обращено на полную
неосведомленность в половых отношениях. В юные головки вбивали, что детей
приносят отцы, что их находят в огородах, в капусте, а мужчины отличаютя
от женщин только костюмами, что волосы растут в известных местах от того,
что они едят варенное мясо.
Это рассказывалось не только не только девочкам 12-14 лет, но и
восемнадцатилетним. Может самые юные и верили этому, но девушки постарше
сомневались, не зная в то же время истиного положения вещей.
Поэтому, естественно, за Клаверием был установлен строгий надзор со
стороны воспитательниц, избавиться от которого он сумел благодаря
следующему случаю.
Когда в честь праздника привратнику было отпущено вино, Клаверий
притворился глубоко пьяным перед приходом служанки, которая должна была
принести ему ужин, развалился на кровати в отведенной ему каморке, приняв
такую позу, что брюки будто бы во сне сползли со своего места. Старая
служанка была поражена представившейся картиной-там, где должна находиться
мужская принадлежность, ничего не было.
Взглянуть на лобок подвыпившего привратника пришел чуть ли ни весь
штат воспитательниц во главе с директриссой, но никто не догадался, что
член был втянут и зажат между ног Клаверия.
Девочки были в изумлении, когда увидели, что все надзирательницы
исчезли и они предоставлены самим себе. Бегая по саду, девочки наткнулись
на Клаверия, который делая вид, что не обращает на них внимания, начал
налаживать изгородь цветочного сада.
Со временем, они так привыкли к нему, что часто бегали к нему,
тормошили его и весело смеялись. Клаверий в свою очередь схватывал
шутивших девушек, а более взрослых сажал к себе на колени, что многим из
них очень нравилось. Когда они совсем освоились с ним, он иногда клал руку
на колено, затем нежно и осторожно поглаживая, забирался выше под платье
и, отстегнув несколько пуговиц на понтолонах, ласкал живот, перебирая
волосы на лобке. В то же время другой рукой он нередко проникал под корсет
и трогал девичьи груди, теребил зажатый между пальцами сосок. При этом он
заметил, что в зависимости от темперамента некоторые девочки относились к
таким ласкам с удовольствием, но другие смущались.
Они горели и немели от его ласк, с восхищением прижимались к нему.
Особенно часто и охотно подсаживалась к привратнику Клариса де Марсель,
более других девушек нравившаяся ему. Она позволяла трогать себя везде,
замирая от его ласки, когда он осторожно пропускал свой палец в разрез ее
кольца и то нежно щекотал ее, то гладил шелковистые колечки волос на
круглом лобке девушки, то забирался глубоко в ее органы. Она почти не
стеснялась его, зная, что он глухонемой и глупый и не может никому
рассказать как ее ласкает. А были ласки такие милые, такие приятные, что
хотелось никогда не отказываться от них. С каждым днем все больше и больше
охватывало ее неизведанное желание. Ей хотелось, чтобы он никогда не
отрывал своих рук от ее ямки(так она и ее подруги называли свои половые
органы). Но, почти всегда окруженная своими подругами, она редко
оставалась с ним наедине, а он хотел ее все больше и больше. Клариса еще
не догадывалась о самоудовлетворении чувственности без участия другого
лица, хотя некоторые ее подруги втайне предавались этому пороку.
Как-то Клариса, сгорая непонятным желанием, зашла к нему в беседку,
которая находилась в конце сада. Девочкам строго настрого запрещалось
ходить туда. Увидев вбегающую к нему Кларису, привратник обрадовался
появлению своей любимицы. Он понял, что теперь убежище его открыто, и
будет посещаться другими девушками. Лаская, он поцеловал ее в первый раз и
это не только не испугало ее, а наоборот, даао повод к многочисленным
поцелуям. Клаверий положил девушку на клеенчатый диван и стал ласкать ее
уже по-настоящему.
Он растегнул ее платье, расшнуровав корсет, вынул наружу две
прелестные груди. Осыпав их поцелуями, он положил руку на одну из них, а к
соску другой крепко прижался губами. Одновременно Клаверий, стоя на
коленях перед диваном, поднял юбку, растегнул пантолоны, и, сильно
нажимая, стал гладить ее живот и лобок. Привстав, охваченный крайним
возбуудением, он сорвал с нее пантолоны, раздвинул ноги и, покрывая
поцелуями живот Клариссы, рукой стал забираться все дальше и дальше в
ямку. Потом он встал, обхватив ее ягодицы руками, приподняв их, погрузился
лицом в ее органы, расточающие восхитительный аромат девственности и,
массируя пальцем влагалище, стал сосать клитор. Кларисса тревожно
затрепетала от охватившего ее сладострастия.
'Жаль, что ты глухонемой и глупый', - прошептала она и выбежала из
беседки. Конечно, он мог бы воспользоваться девочкой как хотел, тем более,
что его член, предельно возбужденный, требовал исхода дела до конца. Но,
трогая ее, он заметил, что вход в ее ямку полузакрыт девственной плевой, в
отверстие которой с трудом проходит его мизинец. Клаверий хорошо понимал,
что если он соединится с ней по-настоящему, то не доставит ей никакаго
удовольствия. Разрыв плевры кроме того может сопровождаться
кровоизлияниями и, пожалуй, девочка до того перепугается, что все
обнаружится. Он хорошо знал, что с некоторым терпением можно достигнуть
облания девочкой без пролития крови.
Не прошло и десяти минут после ухода Кларисы, как вбежала другая
девочка-Сильва, хорошенькая, бойкая, так же как и Кларисса лет 18-Ти. В
отличии от Клариссы, тоненькой и стройной, Сильва была невысокой и
полненькой. Она часто прижималась к привратнику нижней частью живота.
Сейчас, вбежав в беседку, весело смеясь и забавляясь, она стала прыгать
около него. Когда Клаверий схватил эту девочку и посадил к себе на колени,
она вдруг присмирела и закрыла ладонями свои глаза, как будто зная, что он
будет с ней делать. Было видно, что эта девочка опытней и знает чего
хочет, но из-за стыдливости не позволяет дотрагиваться до себя. Теперь же
под влиянием жажды знакомого ей ощущения, она с покорностью раздвинула
ножки, когда он растегнул ей пантолоны и начал производить обследование.
Как он и ожидал, Сильва давно уже предавалась тайному пороку искусственно,
растягивая вход в свою ямку. Член начал раздражать девочку, которая в
забытье сидела у него на коленях и сладостно ожидала знакомого эффекта.
'Еще! Еще!'-Шептала она, находя, что привратник делает это весьма
приятнее, чем она или ее подруга Тереза. Убедившись в широте ее ямки он не
захотел доводить девочку до оргазма, видя прекрасный случай доставить
удовольствие и себе и ей. Когда Клаверий почувствовал прерывистое дыхание
девушки, он осторожно, стараясь не разорвать ее плевры, стал постепенно
запускать свой возбужденный член в ее ямку.
Девственная плевра постепенно растягивалась все больше и больше,
пропуская дальше полный кровью и горевший желанием член клаверия. Было
больно, тесно, но приятно, когда член почти весь вошел в ямку Сильвы.
Девочка вначале испугалась, чувствуя, как что-то толстое и горячее входит
в нее, но потом обмерла, охваченная бурным желанием, какого с ней еще
никогда не было. Помимо воли, ее широкие бедра поднимались и опускались, и
она испытывала необыкновенное удовольствие. Через минуту Сильва закрыла
глаза, захрипела и обессилев упала к нему на руки. В это время горячая
масса с обилием вспрыскивалась вовнутрь девственных органов девочки.
Акт был окончен, и Клаверий, поцеловав Сильву, отпустил ее со своих
колен. Спустя некоторое время девочка оправилась, вздохнула, ласково
кивнув ему, ленивой походкой вышла из беседки.
'Вкусная девочка, - подумал Клаверий, нисколько не сожалея о том, что
начал обрабатывать сад с нее, а не с Кларисы, которая через месяц тоже
будет готова принять член, раз уже познакомилась со страстным чувством.
Теперь она сама растянет вход в ямку до нужного размера. Тем временем
Сильва, розовая и довольная испытанным ощущением, тихо шла к центру сада
как вдруг услышала, что ее ктото догоняет.
- Тереза!-Воскликнула она. - Откуда ты?
Вместо ответа подруга подошла вплотную к Сильве и прошептала:
- А я все видела.
- Что же ты могла видеть?-Спросила Сильва со смущением, вспыхивая
румянцем.
- Видела все, что вы делали, - шептала Тереза, - в щелку было видно.
Расскажи, что он делал с тобой своим животом.
- Я Думаю, что это похоже на то, что ты делаешь иногда со мной, а я с
тобой, - сказала Сильва, вспоминая, как иногда они по очереди целовали
взасос ямки друг у друга, вызывая наслаждение.
- У него на том месте, где у нас ямки, торчит палец, такой длинный,
толстый и горячий. Вот этот палец он и засунул мне в ямку, и так было
приятно, что я бы не отказалась еще разок.
- Ах, как бы я хотела попробывать, - прошептала Тереза на ухо Сильве.
