памяти, как на фотопленке. Божественно неисповедимые в своей прелести
упругие округлости грудей с дерзко устремленными ввысь крупными,
прохладными на ощупь сосками; мягкие, грациозные изгибы спины, бедер,
живота; две небольшие ямочки над пышными ягодицами; пикантная поперечная
ложбинка между нижней частью живота и лобком: впадина, очень ярко и
рельефно очерчивающая обе выпуклости и придающая им еще большее очарование
- совершенный в своей емкости и красоте штрих Матушки-природыї Он работал
увлеченно, как никогда. Незаметно летел час за часом, и лишь далеко за
полночь он отложил инструменты в сторону. Он был счастлив, как мальчишка, и
совершенно не ощущал усталости. Но онаї Черт возьми, он даже забыл думать о
ней, благо она несла свой "крест" молча, без жалоб и капризов,
безоговорочно предоставив себя в полное его распоряжение. Лишь теперь он
сообразил, чего ей это, наверное, стоило. Его охватило чувство огромной
нежности к своей гостье.
Он ласково провел ладонью по ее руке от плеча до кисти. Рука была холодна,
как мрамор.
- Да ты же ледяная!
Камин, которым отапливалась мастерская, давно прогорел, но ему, в
одежде, да к тому же за работой, холодно не было, а о ней он опять же не
подумал. Вот свинья!
- Ничего, согреюсь, - устало улыбнулась она.
- Что ж ты раньше молчала?
- Сначала не было холодно, а потом уж не хотелось тебя отрывать: у
тебя был такой видї Он покачал головой, затем достал черную бутылку
"Наполеона", налил ей рюмку.
- Выпей, согреешься.
Пока она, укутавшись в шерстяной плед, тянула маленькими глотками
коньяк, он приготовил для нее в соседней комнате постель. Потом вновь вышел
к своей гостье.
- Ехать домой уже поздно, оставайся у меня. Я постелил тебе там, - он
махнул рукой в сторону открытой двери. - Впрочем, - добавил он, видя, что
она молчит, - если хочешь, я могу отвезти тебя на машине.
- Не надо.
Она прошла в соседнюю комнату и, по-прежнему кутаясь в плед, тяжело
опустилась на тахту.
- Я выгнала тебя из собственной постели? - смущенно улыбнулась она.
- Ничего, устроюсь в мастерской, - он повернулся к ней спиной, но не
уходил, словно ожидая чего-то. Она, потупившись, молчала.
- Может тебе еще что-нибудь нужно? - спросил он.
- Нет.
- Тогда, спокойной ночи, - он сделал шаг к двери.
- Подожди! - она решительно поднялась и подошла к нему, плед упал с ее
плеч.
Обвив его сзади руками, она прильнула к нему всем телом. Тяжелое,
сдавленное дыхание обожгло ему затылок. Он обернулся. Его гостью всю
трясло, обнаженная грудь резко вздымалась и опадала, глаза лихорадочно
блестели, широко раскрытые губы мучительно тянулись к нему. Встретившись
наконец с его губами, они слились с ними в яростном порыве. И в тот же миг
их тела со всего маха обрушились на жалобно крякнувшую тахту. Он начал
торопливо срывать с себя одеждуї Чуть помучив ее ожиданием, он опустился на
колени, ласково развел ей ноги в стороны и принялся тыкать здоровенным
мускулистым членом в набухшие губы женского лона, а затем с силой вогнал
его внутрь. Лихо, по-кавалерийски, одним махом. А его "легкомысленная"
гостья - невероятно, но факт - оказалась меж тем еще девственницей! От
такого вторжения она содрогнулась всем телом, но при этом даже не
вскрикнула. Предательски вырвавшийся из плотно сжатых губ
полувздох-полустон, больше она не издала ни звука, хотя он видел, что ей
чертовски больної Его гостья оказалась способной ученицей. Несведуща, но
старательна, она быстро постигала прекрасную науку любви. В течение
нескольких недель они почти не выходили из мастерской, даже после того, как
скульптура была завершена.
Раздеваясь, она старалась вести себя так же, как в первый раз, а он
любовался ею с того же самого места, словно они хотели в точности
воскресить свою первую встречу. Но раздевалась она все же не так, как
прежде. Теперь в ее движениях не было и тени монотонности и отрешенности -
словно агнец на жертвенном алтаре, - явственно сквозивших в них тогда,
впервые. Это был уже настоящий спектакль, комнатный стриптиз, но - странное
дело - от утраты былого простодушия сердце его сжималось в какой-то тоске.
И тем не менее он был счастлив, счастлив как никогда до или послеї И
сейчас, годы спустя, нет-нет да и вспыхивают в его памяти, озаряя сознание,
воспоминания-слайды тех далеких дней.
Вот они, только что кончив и еще не отдышавшись, вытянулись на тахте.
Он уткнулся лицом в пышную кипу волос на сгибах ее милых ножек, вдыхает в
себя их дурманящий, бередящий душу ароматї А вот, проснувшись утром в
одиночку, он застает ее хлопочущей на кухне в короткой полупрозрачной
блузке. Она стоит к нему спиной, и он молча любуется ее округлыми
молочно-белыми ягодицами. Потом у нее что-то падает, спички что ли, и она
нагибается, дабы их поднять. И в этот миг он видит ее лоно с
полураскрывшимися от наклона губами. Заметив его, она очаровательно
смущается и краснеетї Еще "слайд". Они занимаются любовью в необычайно
причудливой позе. Она лежит на спине, согнутые в коленях ноги прижаты к
груди. Он сидит верхом, пропустив ее ягодицы меж своих ног. Его член шурует
вовсю. Она крякает, охает от удовольствия и звонко шлепает его по голой
спинеї А вот и небольшой курьез: он не удержался и спустил, еще даже не
введя член. Она же, в колготках, не снятых, а лишь чуть приспущенных, и его
семя растекается под ними по ногам, образуя диковинный узор из прилипших к
коже бесконечных лужиц и потеков, хорошо различимых благодаря густо
потемневшему в этих местах эластику.
А она смеется и никак не желает смыть с себя эту липкую жидкостьї Его
выставка оказалась более чем удачной, "Обнаженная" приводила в восторг всех
и вся, - словом, все сложилось как нельзя лучше, вот только ее с тех пор он
видел лишь однажды: на ее свадьбе, через пару дней после их последней
встречи накануне открытия выставки. Выходит, заявление в ЗАГС она подала в
самый разгар их романа! Конечно, оба они с самого начала прекрасно понимали
бесперспективность их отношений, да и он сам сразу предупредил ее об этом,
но тем не менее, узнав о свадьбе, он почувствовал себя оскорбленным. Да и
бесцеремонность, с какой она его бросила: даже не объяснившись, оставив
лишь записку и приглашение на свадьбуї Короче, он твердо решил никуда не
ходить. Но она позвонила и очень просила быть. И он пошелї А невеста на
свадьбе была почему-то грустна, часто покидала гостей, а возвращалась с
наигранной веселостью и припухшими, покрасневшими глазами. Его она
старательно избегала, а когда ей это не удавалось, краснела и быстро
опускала глаза. Ох уж эти женщины!
Веселов С. - В поезде
Возвращался я как-то из Крыма в общем вагоне поезда "Симферополь ѕ Баку".
"Прямых" билетов до Москвы не было, поэтому приходилось путешествовать
в таких условиях да к тому же с пересадками. Хорошо еще нам с приятелем
удалось вовремя подсуетиться при посадке. Мы оказались в числе
счастливчиков, успевших захватить себе "цельные" полки и получивших в
результате возможность принять нормальное лежачее положение. Те же, кто не
успел, ютились по два-три человека на полке.
Однако в целом народа было не так уж и много, а потому нас не теснили,
и мы ехали в относительном комфорте, если это слово вообще применимо к
вонючему, грязному и душному общему вагону.
Стемнело. Во всем нашем злосчастном вагоне не горела ни одна лампочка;
не работало даже дежурное освещение и разглядеть что-то можно было лишь
когда мимо проносился встречный поезд или мелькали придорожные огни. Не
оставалось ничего другого, как залечь на боковую. Смекнув это, приятель
живо подложил под голову рюкзак и вскоре уже сладко похрапывал на своей
верхней полке. Я расположился внизу. Заснуть толком никак не получалось. По
коридору сновали люди, наши "сидячие" соседи то и дело менялись. Возня не
утихала ни на минуту, с регулярностью метронома меня задевали, толкали,
пихалиї Какой уж тут сон! В лучшем случае удавалось задремать на
час-полтора, потом меня будили, и все мучения начинались сызнова.
Проснувшись от очередного толчка в бок около трех ночи, я увидел, что
Бог опять послал нам новых соседей. Судя по фигурам и голосам, это была
женщина с дочкой лет пяти. Большего рассмотреть было невозможно. Какое-то
время женщина обвыкалась в темноте, затем пристроилась с дочкой на
противоположной нижней полке, где у окна, облокотившись о стекло, посапывал
какой-то дед.
Воспользовавшись относительным затишьем, я закрыл глаза и задремал.
Вновь проснулся я минут через сорок. Без видимой причины, если не
считать таковой жуткую нечеловеческую духоту. Первое, что я увидел, продрав
глаза, были стройные женские ноги, затянутые в молочного цвета нейлон. Я
огляделся.
Дед по-прежнему сопел у окна. Девочка тоже спала: мать уложила ее на
свободную половину полки и укрыла одеяльцем. Зато ей самой места уже
практически не было, и она пристроилась на краешке одной полки, примостив
ноги на краешке другой.
Моей. При этом юбка у нее сдвинулась, задралась выше колен, и ничем не
прикрытые ножки белели во мгле, пленяя и маня, притягивая к себе почище
любого магнита. Я обалдело пялился на эти ножки, не в силах оторвать от них
глаз. Сказывалось почти месячное воздержание похода.
Несмотря на темноту, женщина каким-то образом почувствовала мой взгляд
и принялась оправлять юбку. Чертыхнувшись, я решил было отвернуться к
стене, но вдруг понял, что уже не владею собой. Приподнявшись на локте, я
какое-то время молча вглядывался в темный силуэт женщины на противоположной
полке. Она тоже молчала. Наконец я решился.
- Вам, наверно, неудобно там, - натуженно улыбнулся я в темноту. -
Идите сюда. Я подвинусь. В тесноте, как говорится, да не в обиде. И дочка
ваша поспит спокойної Такую чушь я не нес еще никогда. Самым естественным
ответом на нее была бы хорошая оплеуха или что-то еще в том же роде. Однако
ничего подобного не последовало. К моему немалому изумлению, женщина молча
встала, поправила одеяльце на дочке и шагнула ко мне. Я торопливо
подвинулся, пропуская ее к стенке. В этот момент вагон тряхнуло сильнее
обычного, и перебиравшаяся через меня женщина, не удержав равновесия,
мимоходом села, расставив ноги, мне на бедро.
- Извините, - хрипло прошептала она.
- Да что уж там, - галантно отозвался я, едва сдерживаясь, чтобы не
наброситься на нее тут жеї Женщина легла на бок лицом к стене. Я
пристроился сзади. В тесноте полки наши тела оказались плотно прижатыми
друг к другу. Мне в нос ударил будоражащий запах женщины. Ошалевший от
долгого воздержания член впился сквозь штаны в туго схваченный юбкой зад, а
рука сама собой легла на тонкую талию. Женщина словно ничего не замечала.
Осмелев, рука сместилась чуть выше и вскоре уже шарила по ее животу,
забираясь под блузку. Ощутив под собой обнаженную кожу, пальцы на мгновение
замерли, с силой вжались в нее всей широтой распахнутой пятерни.
Потом, отдышавшись, двинулись дальше. К груди. Достигнув ее, они
некоторое время умиротворенно оглаживали чашечки лифчика, а затем резко
рванули его вниз. Что-то затрещало, но я уже не обращал внимания на
подобные мелочи. Рука легла на оголившуюся грудь, лаская, тиская эту
восхитительную округлость, сжимая ее в горсти. В ладонь уперся твердый
бугорочек соска с напрягшейся и восставшей, словно маленький член,
пипочкой. Зажав эту пипочку двумя пальцами, я начал лихорадочно крутить ее
из стороны в сторону, одновременно вдавливая грудь в хрупкие трубочки
ребер.
Женщина по-прежнему никак не реагировала на происходящее, лишь дыхание
ее стало учащенным и прерывистым. Моя пятерня двинулась вниз. Протиснувшись
под юбку, она поддела трусы и, проскользнув внутрь, принялась играть
жесткими курчавыми волосками. Женщина застонала и, чуть развернувшись в
тесноте полки, разжала сомкнутые до сих пор ноги. Мои пальцы легли на ее
