так. Я посмотрел ей вслед и невольно залюбовался ее ладной, легкой фигуркой
со стройными ножками балерины и небольшой рельефной попочкой, затянутой в
безупречно белые колготки и прекрасно обозреваемые под современным нарядом
сказочной героини.
Меня так и потянуло сорваться с места и погладить белоснежные
половинки удаляющейся партнерши. До моего выхода оставалось еще довольно
много времени, и я решил использовать его с толком. Она, как всегда, лежала
на левой груди, небольшая плоская фляжка с отборным армянским коньяком.
Я отвинтил пробку и, блаженно зажмурив глаза, сделал несколько
маленьких глотков пахучей жидкости. Вернув сосуд на место, я почувствовал,
как по моему телу разливается возбуждающее тепло.
Теперь холод был не страшен мне. В работе Анечка-снегурка была сама
непосредственность: она плясала, прыгала с детьми, води 14e4 ла хоровод и
ее голубые глаза искрились неподдельным весельем и радостью. Я, как и
подобает настоящему Деду Морозу, вел свою партию степенно и важно, порой
чувствуя, как беспокойно ведет себя то что было спрятано у меня под полами
ватного одеяния и более интимной части моего гардероба. Вначале я не мог
понять, что заставляет мое либидо вести себя таким образом, а потом наконец
до меня дошло: в Анечке возбуждало несоответствие ее поведения, пусть и
наигранного, и исходящей от нее сексапильности. Подобное со мной за
несколько лет моей работы Дедом Морозом случалось впервые. Короче, к концу
первого представления я был настолько очарован и возбужден ею, что принял
твердое решение добиться ее расположения, Потом мы снова сидели в нашей
"уборной", и я видел, как постепенно она снова замерзает.
- А как насчет коньячку, Анечка? - спросил я, извлекая из-за пазухи
заветную фляжку.
- Как-никак - праздник. К моему удивлению и вящему удовольствию, она
сразу же согласилась и даже, как мне показалось, обрадовалась. Я налил ей в
стакан, и она выпила граммов пятьдесят, даже не поморщившись. Закусили
шоколадом. Захмелела она сразу, и тут же попросила закурить.
Девочка-женщина с сигаретой между двумя тонкими бледными пальцами, изящным
продолговатым бедром, закинутым на другое.
Слегка затуманенный алкоголем взгляд голубых глаз, таинственная улыбка
на накрашенных красивых губах - большего вызова моей чувственной натуре
желать было трудно. Я придвинулся к ней вместе со стулом и в тот момент,
когда она выпустила струю табачного дыми, приник к ее красным лепесткам
своими губами. У них был легкомысленно развратный вкус, смесь коньяка с
табаком, но это не только не отталкивало, а еще больше стимулировало мое
влечение к ней. Она ответила на мой поцелуй не страстно и не холодно, а
слабым движением губ. Не сопротивляясь она позволила мне обнять ее
худенькое тело с ощутимыми возвышенностями груди и протолкнуть между своих
губ язык.
Мы застыли, словно привыкая друг к другу, и я услышал, как она тушит о
край стола сигарету, затем почувствовал прикосновение ее рук к своей спине.
Анечка шевельнулась в моем объятии и, вытолкнув из своего рта мой
язык, дала мне в рот свой. Мои руки скользнули вниз, ей на талию и
приподняли девушку со стула. Теперь мы стояли, слившись телами, и наши
руки, блуждая по спинам, опускались все ниже и ниже, пока не достигли тех
границ, за которыми начинались интимные части наших тел, Я еще в
нерешительности размышлял, могу ли я нарушить ее, а рука Анечки уже
теребила мой встревоженный член, пробравшись к нему сквозь разрез между
полами моего "кафтана". Попочка у Снегурочки была тверденькая, как орех, и,
как подобает внучке Деда Мороза, холодная, как ледышка. Я обхватил ее
скорлупки своими теплыми ручищами и стал чувствительно разминать пальцами.
В свою очередь Анечка, не удовлетворившись неполноценным контактом своих
пальцев с моим пенисом через хлопчатобумажные трусики, нырнула в них и
стала делать ими то же самое, что и я с ее половинками - сжимать его.
Мои руки лишь начали свое движение по сферам ягодиц в сторону
Анечкиного передка, а она уже стонала мне в шею: - Снимай их, снимай
скорее, а то не успеем... Дважды мне в таких случаях повторять не нужно:
трусики с колготками в одно мгновение оказались почти у самых колен их
хозяйки, а мои пальцы - на влажных складках ее маленьких губок. -
Раздеваться не буду, - предупредила Анечка и повела торсом в сторону, давая
мне понять, что разворачивается ко мне задом, - Так будет удобнее и
чувствительнее... Для меня.
Член с трудом входил в ее узенькую вагину, которую в этой позе было не
так-то легко раздвинуть. Анечка стояла, склонив головку на глянцевую
поверхность полированного стола, и по мере того, как ствол моего пениса
уходил в нее глубже, ее круглая симпатичная попочка с родинкой на правой
ягодицы поднималась все выше и выше. Вторая половина члена проваливалась во
влагалище разом, как скрывается под водой ныряльщик, и ему стало сразу так
горячо, мокро и приятно, что у меня перехватило дыхание.
Hа каждый мой толчок Снегурочка отвечала мне отрывистыми стонами "а.
А... А..." и скольжением своей белокурой головки на полировке стола. В
момент, когда я стал напускать в нее своей горячей белой смазки, она
впечаталась мне в пах своей попочкой-игрушкой, и ее короткие стоны слились
в долгое непрерывное "аааааа", Во время второго представления Анечка была
еще в большем ударе и еще больше распаляла меня, так как глядя на ее ножки,
я все еще не мог поверить в то, что побывал между ними своим по-прежнему
требующим развлечений членом.
Сунув руку в карман, я незаметно уложил его так, что к нему можно было
дотронуться, держа руку в кармане, и когда кто ffb- то из детей прочел
стихотворение, громко сказал: - А для этого мальчика приз у меня в правом
кармане, Возьми, Снегурочка. Анечка запустила руку в карман и, наткнувшись
пальцами на тугой шланг моего пениса, на мгновение с силой сжала его. От
того, что это произошло на глазах десятков пар глаз, я едва не кончил в ту
же секунду, но сумел-таки удержать подступившую к последнему клапану
сперму. В антракте мы снова выпили по пятьдесят граммов из фляжки, которую
я пополнил из бутылки, стоявшей в моем "дипломате", когда после первого
раунда нашей любви Анечка ушла в зал. В этот раз я ее не раздевал, так как
она сосала у меня, сидя на стуле, а я стоял перед ней, корчась в
сладострастных муках, которые заставляли меня сжимать в ожидании
подступающего оргазма мышцы ягодиц и приподнимаясь на носочках. В ее
небольшом ротике было также тесно и горячо, как и в ее пизденке, однако, в
него она не могла принять и половину длины моего разбухшего члена, поэтому
сосредоточила все свое искусство на головке. Мне оставалось лишь удивляться
тому, где и когда она так хорошо обучилась ему, и, не находя ответа на этот
вопрос, я решил, что, скорее всего, в пионерлагере. О других гипотезах я
подумать просто не успел, так как кончик языка Анечки ритмично "забренчал"
по натянутой уздечке моей залупы, и короткими порциями я стал выплескивать
из себя сперму в ее горло, Анечка не проронила изо рта ни единой капельки
моих живительных соков и, вытерев губки батистовым ажурным платочком,
сказала:- Hалей еще, получится коктейль, ага? Третье представление было
последним в тот день, и когда оно кончилось, мы по просьбе Анечки остались
в зале.
Постепенно он опустел, и она, подойдя к двери, выключила свет.
Огоньки весело бегали по гирляндам лампочек, а Анечка нетерпеливо
извлекала на их мигающий свет так понравившуюся ей игрушку из моих плавок.
Справившись с этой задачей она по деловому освободилась от колготок, и
я увидел, как скачущие огоньки освещают ее оголенный животик своими
разноцветными отблесками, Я поднял ее, как пушинку, и она цепко обхватила
меня за талию своими ножками. В этот раз мой член вошел под кустик
темнеющих лобковых волос без всяких проблем, и она, поддерживаемая мною под
ягодицы, начала раскачиваться на нем как большой одушевленный маятник.
Впервые в жизни я е... Лся под елкой и впервые моей партнершей была
Снегурочка. Мы медленно шли через хорошо освещенный сквер с высокими
вековыми дубами и пирамидообразными елями, ветви и лапы которых были украшены
пышными шапками снега. Казалось, мое освобождение от плотских забот тело
парило в воздухе вместе с миллионами снежинок, плавно опускающихся из
беспредельной чистоты неба. Hа стоянке такси молчавшая до сих пор Анечка
подняла на меня свой чистые невинные глаза и тихо обронила: Завтра у нас
тоже три представления. Мгновенно во мне все поднялось, я потянулся к ее
лицу губами, но она повернулась в сторону дороги, и я успел лишь заметить
как губы ее тронула легкая улыбка. Через минуту подошедшее такси увезло мою
Снегурочку в снежную ночь.
Армалинский М. - Собачья радость
Мадлен разочаровалась в мужчинах, а мужчины разочаровались в Мадлен. Всех
можно было легко понять - Мадлен постарела, а она, если и была когда-то
привлекательна, то лишь своей молодостью. Мадлен не отличалась талантами,
вела, можно сказать, замкнутую жизнь, ибо любила деревья и животных больше,
чем людей. Поэтому жила Мадлен в лесном доме, занимаясь выращиванием цветов
на деньги, которые ей оставил муж, умерший достаточно давно. В мужчинах же
Мадлен разочаровалась при активном участии ее мужа, как впрочем и при
участии всех немногочисленных мужчин, которые когда-либо излили в нее свое
семя. Все сближавшиеся с ней представители мужского пола любили выпить,
неумело делали вид, будто в женщинах их интересует нечто большее, чем тело,
а также хвастали своими, как правило, вымышленными достоинствами, в тщетных
попытках вызвать у Мадлен уважение и привязанность.
Муж Мадлен был ярым любителем порнографических зрительных образов и
уделял им значительно больше внимания, чем сексуальному образу жены. Муж
предпочитал онанировать наедине с экраном, отгоняя жену, которая бывало
пыталась ему помочь:
- Не мешай мне мечтать! - кричал он на нее.
Мадлен не могла понять, как мужчина может предпочитать мертвое
изображение живому телу, пусть даже не первой свежести и приевшемуся. А муж
знал, что она никогда не поймет, что лучше прекрасная мечта, чем тело,
которое перестало нести какой-либо сексуальный смысл. В нем поднималась
злоба к жене оттого, что недостижимая женщина на экране вызывает в нем
такую похоть, которой жена способна его только лишить. Мадлен часто
смотрела видео вместе с мужем, возбуждалась и завидовала женщинам, которые
завывали и стонали от наслаждения. С мужчинами Мадлен ничего, кроме
умеренной приятности, никогда не испытывала, и ни стонать, ни тем более
выть ей с ними не хотелось. Выть хотелось от них.
В молодости, будучи студенткой колледжа, который она так и не
закончила из-за вынужденного материнства, Мадлен испробовала радость
некоторого разнообразия любовников. Но суть их оставалась одна:
совокупления происходили скоропостижно, и удовольствие, которое только
начинало было расти и крепнуть, обрывалось и сникало. Мадлен не знала
ничего иного и потому воспринимала это как необходимую часть процедуры
размножения. От полного разочарования в сексе ее спасала мастурбация,
которой она занималась только тогда, когда уж становилось невмоготу. Стыд
мешал ей заниматься мастурбацией чаще. Стыд не за мастурбацию, а за мужа,
который не мог приблизиться к ней на расстояние ее наслаждения, а оставался
для нее дальним родственником.
Муж сделал ей двоих детей, которые быстро выросли и разъехались по
своим жизням, плодя собственных детей и редко вспоминая о матери. Когда муж
умер, Мадлен стало страшно жить одной. Она встала перед дилеммой: либо
продать дом и переехать жить в город, либо обезопасить жизнь в своем лесном
доме. И она выбрала последнее - уж слишком ей не хотелось заниматься
продажей дома, покупкой жилья в городе, переездом. Но самым отвратительным
ей представлялось то, что количество окружающих ее теперь деревьев
превратится в еще большее количество людей, которые будут окружать ее в
