этикета. Рамка вокруг экрана изменила цвет, он вытянулся в длину до
самого пола, и Сильвия, приподняв элегантным жестом край платья, шагнула
в кабинет.
В руках у нее ничего не было. А Шульгин, напротив, извлек из-под
ремня наркомовский "Вальтер", по-ковбойски крутанул его скобой вокруг
пальца.
- Закройте это, - указал он на экран стволом пистолета.
- Отсюда - не могу.
- А вон то? Разве не действует? - У края стола лежал портсигар
Лихарева. - Имейте в виду, я знаю, как эта штука работает, поэтому
закройте проход и, не направляя блок в мою сторону, аккуратно положите
вот сюда. - Зрачок дула глядел строго в переносицу аггрианки. Со слов
Ирины он знал, что при механическом повреждении мозга регенерация длится
не меньше двух-трех часов. Ему этого хватит.
Потом они сели в кресла у окна.
- Вы очень опасаетесь за свою жизнь, - констатировала Сильвия. -
Даже неприлично для мужчины.
- Общаясь с вами? Прошлый раз я всего на несколько минут утратил
бдительность - и вот! Так что вам придется потерпеть, пусть и не совсем
приятно чувствовать себя все время на мушке. Итак - что вам нужно от
меня?
- Но ведь это вы настаивали на встрече, - искренне удивилась
аггрианка.
- Миледи, хватит вам валять дурака! У меня нет ни времени, ни
желания плести словесные кружева, или, как говаривал один персонаж,
размазывать манную кашу по чистому столу. Ваша реинкарнация или вы сами
в другой реальности загнали меня в это тело. Зачем?
- Хотите - верьте, хотите - нет, но я не имею никакого
представления. Я и узнала-то об этом прискорбном факте всего три дня
назад.
- Каким образом?
Сильвия, усвоившая его предупреждение, осторожным жестом извлекла
из рукава узкий конверт.
- Я получила письмо. Весьма странным образом. С кратким и не
слишком понятным изложением случившегося. А это поручено передать вам.
Продолжая углом глаза следить за аггрианкой, Шульгин косо разорвал
конверт и быстро просмотрел текст.
Там было буквально несколько фраз.
"Александр! - писала другая Сильвия. - Глупо оправдываться в
сделанном перед человеком, с которым все давно оговорено и решено.
Вернешься - готова повторить все еще раз. Поверь, то, что между нами
было у меня дома, - не каприз и не случайный эпизод. Я сумела позже
доказать тебе это. Но не о том сейчас речь. Раз ты читаешь мое письмо -
все получилось. Та, кто его передала, в состоянии тебе помочь. Когда
придет время - покажи ей эту формулу. - Далее следовали две строки
совершенно непонятных значков. - Она переправит тебя на Валгаллу, в ваш
форт. Буквально на следующий день после того, как вы его эвакуировали.
Там я тебя найду и помогу вернуться. О том, что вы сделали на Базе, и о
том, что было позже, не рассказывай ничего и никому. Если потребуется, я
это сделаю сама. И прошу, не ввязывайся больше ни в какие авантюры. С
тебя станется. До встречи".
Так. Сюжетик продолжает развиваться. В нем появились варианты.
Только кому верить, Антону или Сильвии? Задачка.
- Вы это читали? - спросил он женщину напротив.
- Вы разве не видели - конверт не поврежден. - Леди Спенсер даже
несколько обиделась предположению, что она может читать не ей
адресованные письма.
- Откуда я знаю, что вы не сами его написали? - Это должно было
выглядеть как Сашкина ошибка.
Лицо аггрианки приобрело сочувственное выражение.
- Вы действительно очень взволнованы. Как я могу знать обо всем
этом?.. - Она встряхнула в воздухе листками, которые были адресованы ей.
- Из тридцать восьмого года о подробностях личной биографии не
советского наркома, а именно Александра Шульгина. Да вы сами прочтите.
Тут все сказано правильно?
Шульгин бегло просмотрел второе письмо.
- Ну, извините. Я слишком хорошо знаю ваши приемы и методы. Потому
и не исключал очередного фокуса. Вплоть до того, что вы и она - одно
лицо. Перемещенное сюда аналогичным способом.
- Ну что вы! Это абсолютно невозможно. И я действительно не знаю,
чем вас переубедить.
- Есть единственный способ. Возвратить меня в собственное тело. И
не говорите, что это невозможно...
- Но я действительно пока не знаю, как это сделать. Предположим,
соответствующая аппаратура у меня есть. Но укажите мне ваше подлинное
тело, тогда мы попробуем.
"Что-то здесь не так, - подумал Сашка. - Они теперь, выходит,
играют за разные команды? Неужели мы там у себя и ее перевербовали, как
Ирку? Почему "моя" Сильвия пишет, что формулу показать, только "когда
придет время", а не сейчас? И что значит - "не ввязывайся"? Она имеет в
виду Антона или свою копию? Действительно, лучше не спешить и во всем
разобраться как следует".
А Сильвия продолжала:
- Поймите меня правильно, Александр Иванович. Мы оба с вами сейчас
в абсолютно тупиковом положении. Я не хочу кривить душой и обещать то,
чего не смогу исполнить. По крайней мере - сейчас.
Я не знаю, что происходило между вами, другой Сильвией и моими
коллегами там, в будущем времени. Вы это знаете. Знаете и многое другое.
Поэтому нам остается только заключить джентльменское соглашение. Вы
поможете нам сейчас, поскольку то дело, которое делает здесь Лихарев,
действительно не терпит отлагательств. А я, в свою очередь, сделаю все,
чтобы помочь вам. Мои слова вас убеждают?
Шульгин молчал. А что он мог ответить? Формулу возврата на Валгаллу
следует пока поберечь. Вдруг да и пригодится? Запасной парашют.
Ему вдруг страшно захотелось вновь увидеть свой терем на далекой
планете, сложенный из бледно-золотистых бревен, частокол, мачтовые
сосны, обрыв. Большую реку.
Форт, откуда он ушел, до последнего отстреливаясь из "ПК" от
аггрианских бронеходов.
- Ну а какие же будут гарантии? - спросил он, демонстративно ставя
на предохранитель и пряча в карман пистолет.
- Ведь вы все просчитали и взвесили, Александр Иванович, не так ли?
Если вас что-то способно убедить - скажите, мы все сделаем.
- Хорошо, я вам скажу. Немного позже. Раз игра затевается
по-крупному, обманывать по мелочам вы вряд ли станете. Сегодня я схожу к
Сталину в гости. Завтра вы придумаете, как обеспечить спокойное будущее
семьи Шестакова, когда и куда их переправить. В надежное и приятное для
жизни место, подальше от СССР и Европы. А послезавтра мы встретимся у
вас в Лондоне и еще раз поищем устраивающие всех варианты.
ГЛАВА 39
Шульгин специально устроил сцену с требованием срочной встречи с
Сильвией. Ничего по сути не решившая, она должна была дезориентировать
противника, внушить ему мысль о том, что он пребывает в растерянности и
готов на все, лишь бы поскорее вернуться "домой". Тогда никому не придет
в голову, что он может преследовать еще какие-то цели, затевать
собственную игру.
А у него такая мысль как раз и появилась. Уж больно удачно все
складывается, впервые две могущественные силы едины в желании перетянуть
Сашку на свою сторону. И он тем самым приобретает свободу маневра и
возможность продать свою благосклонность как можно дороже.
Тем более Шульгин надеялся, что как раз на эти час или два Антон
выпустил его из-под контроля. Вряд ли он в состоянии поддерживать
постоянную связь между квартирой и Замком, через границы времен и
реальностей.
Если бы это было возможно, не случилось бы всего предыдущего.
Конечно, оставался риск, что аппаратура прослушивания и звукозаписи
установлена где-то в Москве и пишет все происходящее в квартире. На этот
случай Сашка извлек из уха капсулу и спрятал внутрь вполне обычного
серебряного портсигара с выдавленной на крышке тройкой, обнаруженного в
ящике секретера Лихарева. Если даже серебро не экранирует волны, по
которым осуществляется связь, так звуковые оно не пропустит точно.
Особенно если положить портсигар под подушку в другой комнате.
Но предосторожности оказались излишними.
Антон действительно сразу после разговора с Шульгиным отбыл на свою
операционную базу, которую принято было называть Замок. Хотя, конечно.
Замком он был лишь в восприятии землян.
Такой возник однажды у форзейля каприз - оформить предназначенное
для своих гостей-союзников помещение в виде мрачно-величественной
средневековой цитадели с роскошнейшими современными интерьерами,
способными удовлетворить самый требовательный и изощренный вкус. Чтобы
аборигены постоянно видели, с кем имеют дело, и проникались
соответствующими чувствами.
Однажды Шульгин и Новиков попытались проникнуть в сокровенные
глубины Замка, в дебри коридоров, пронизывающих основания бастионов и
башен, где сразу убедились, что не только на землян рассчитывалось это
сооружение.
Похоже, отсюда имелись выходы во многие миры, населенные в том
числе и негуманоидами.
Спасибо (кому?), что друзья сумели унести оттуда ноги.
Сам же форзейль во всех этих пышных декорациях не нуждался. Скорее
наоборот. Его личные апартаменты простотой, аскетизмом, изысканным, хотя
и не слишком человеческим дизайном больше напоминали дворцы
средневековых японских сегунов.
Павильоны из дикого камня и отполированных деревянных брусьев даже
располагались так, что с их веранд не видно было Замка. Только пустынный
океанский берег, край скалистой гряды и едва тронутая осенним увяданием
прерия. Здесь всегда царил вечный, теплый, слегка пасмурный сентябрь.
Времени теперь у Антона было достаточно. Точнее - сколько угодно.
Он мог вернуться в Москву в любую точку времени, с единственным условием
- не раньше того момента, в который он ее покинул последний раз. Таково
очередное ограничение, налагаемое законами, которым он подчинялся.
Устроившись на мозаичном полу, собранном из разноцветных плашек
редчайших сортов земных деревьев, едва ощутимо пахнущем сандалом, смолой
ливанского кедра, орегонской сосной, соком розового кебрачо, он
погрузился в медитацию.
Чего же он все-таки хочет?
В очередной раз уязвить аггров, нанести им, разгромленным во
фронтальной схватке, последний, завершающий удар с тыла? Чтобы не
поднялись больше, не смогли восстановить разорванную связь времен?
А может, лучше поступить иначе?
Как любил делать великий русский шахматист Алехин. Загнав
противника в абсолютно безвыходное положение, но не доводя до мата, он
вдруг предлагал развернуть доску и продолжить партию. Вновь почти
выигрывал и вновь поворачивал доску. Пока на ней оставались фигуры.
Был ведь момент, когда, выслушав слова Учителя о грозящей им
процедуре Публичного Покаяния, Антон вообразил, что агентура аггров
успела нанести упреждающий удар, проникла и в Совет Конфедерации, и в
Департамент Соответствия.
Хоть стреляйся. В какой-то мере помогла сохранить самообладание
мысль: "Ну уж тогда-то Шульгин окончательно поймет, кто из нас дурак".
Это его даже позабавило - сколь же глубоко он погружен в земные
реалии, что и сейчас, в роковой, по-настоящему критический момент,
придает значение мнению о себе всего лишь человека. А ведь оно должно
было волновать его куда меньше, чем египетского фараона - точка зрения
раба-иноземца на необходимость строительства очередной пирамиды.
И теперь - снова Шульгин. Словно какой-то рок их связал.
Или - опять ему свыше подается Знак? Знак, который требует угадать
единственно правильную линию поведения.
Антон вспомнил Талейрана. Тот любил повторять: "Бойтесь первых
побуждений, как правило, они бывают благородными!"
Так, может быть, и стоит поддаться первому побуждению? На него
