фланелевые брюки, рубашку-апаш, повязал на шею шелковый платок. Нет, ерунда
какая! Словно он действительно на свидание с собственной девушкой собрался!
Ему даже стало на секунду стыдно. Он ведь просто хочет приятно провести
время в непринужденной обстановке, и не более. Скомкал платок и бросил его
обратно. Надел плетеные бежевые мокасины, подмигнул собственному отражению.
Перед тем как сесть к столу, по сложившейся уже привычке предпринимать
возможные меры даже против гипотетических опасностей, Шульгин проверил,
заперты ли двери тамбуров, боковые и переходные, а также опустил, перебросив
тумблер на распределительном щите, внешние броневые заслонки на окнах. В
вагоне сразу стало по-особенному тихо, темно и уютно от сознания, что никто
теперь не потревожит их уединения.
Спешить было некуда, они неторопливо закусывали под шампанское, Шульгин
пил брют, а Лариса - полусладкое, разговаривали мирно и спокойно. Как-то
так пошла беседа (и свою роль в этом сыграли их наряды), что от сегодняшних
проблем они сразу уклонились, начали вспоминать навсегда исчезнувшую
московскую жизнь. Лариса была на девять лет младше, и опыт от этого у них
был разный, да и учились они в слишком разных институтах. Но многое все же
совпадало, так что вечер начинал удаваться. Лариса мельком высказала
удивление, отчего раньше Шульгин испытывал к ней неприязнь?
- С чего ты взяла? - приподнял бровь Сашка. - Вроде все нормально
было. Ни словами, ни помыслами...
- Ладно-ладно, чего уж теперь... Вы все меня недолюбливали. Не
нравилось вам, что Олег так мной увлекся. И Ирина на меня, как царь на
еврея, всегда смотрела.
Шульгину ее откровения были странны. Он считал, что, наоборот, Лариса
сама все время поддерживала незримый барьер между собой и остальной
компанией. Только с Натальей отводила душу. Как психоаналитик, он
предполагал, что дело здесь не только в характере девушки, но и в тайных
подробностях ее биографии. Вплоть до связей с преступным миром. Случайно ли
она так решительно порвала с прошлой жизнью, бросила все и кинулась в
водоворот абсурдных для нормального человека космических приключений? Причем
в компании абсолютно незнакомых ей, впервые, кроме Натальи, увиденных людей.
И даже если допустить беззаветную любовь с первого взгляда, не маловато ли
двух дней знакомства, чтобы навсегда забыть о родителях, доме, работе? О
том, что это навсегда, она тогда не подозревала.
- А хочешь, я тебе правду скажу? - Лариса наклонилась через стол, и
ее слегка уже хмельная улыбка выглядела вызывающе-загадочной. - Дело в том,
что ты первый в меня влюбился, в тот же вечер, а сказать боялся или Олегу не
хотел мешать, вот и изображал пренебрежение... Спорить будешь? Все равно не
поверю...
Шульгин отодвинул бокал, взял толстую турецкую папиросу. После снятия
блокады их каждый день везли из Стамбула и Трапезунда фелюгами и парусными
шхунами нищие турецкие контрабандисты. Лариса тоже протянула руку к коробке
через столик, наклонилась, мелькнуло на секунду в вырезе Платья аккуратное
смуглое полушарие с ярко-розовой вишенкой соска. Наверняка нарочно две
лишние кнопки расстегнула, зараза...
Некоторый резон в словах Ларисы был. Только зря она преувеличивала силу
своих чар. В тех условиях любая более-менее симпатичная девушка не могла не
вызвать соответствующих эмоций. А Лариса... Конечно, до Ирины ей далеко, но
в глаза она бросалась. И по-кошачьи гибкая фигура, и неуловимый флер тайной
порочности...
Но почему бы сейчас не польстить девушке? Он вздохнул и развел руками:
мол, что уж теперь.
- Вот видишь, от меня не спрячешься. Я вас всех насквозь видела. И
почти возненавидела в первый же вечер. Такие все богатые, благополучные,
утонченные и рафинированные якобы. Огромная дача, напитки самые заграничные,
закуски - из подсобок Елисеевского, японская аппаратура, даже и книги как
напоказ - Джойс, Аврелий, Набоков... Стихи - не Асадов с Евтушенко, а
Гумилев, Ходасевич, Гиппиус. И женщины ваши штучные... Если бы не Наталья,
часа в вашей компании не осталась бы...
- За что уж так? Будто сама не из таких. Аспирантка, а джинсы "Левис"
на тебе были, ценой в три твоих стипендии, кроссовки "Адидас" в ту же цену и
подружка Наталья тоже из разряда штучных, отнюдь не продавщица овощного
магазина...
- В том-то и дело, Саша, в том и дело. Хорошо, что Левашов сразу
показался мне другим, простым и честным. Благородным, я бы даже сказала. А
про вас подумала... - Она вздрагивающей рукой поднесла папиросу к свече,
прикурила.
- Подумала, что тоже какие-нибудь "шестерки" партийные, на фарцовщиков
и цеховиков вы не походили, а у кого еще тогда такие дачи бывали?
- Ну а чем тебе партийные так уж насолили?
- Да потому, что я была девочкой по вызовам аж в самом горкоме. И
брата вашего научилась оценивать профессионально. Объяснять нужно?
- Чего уж тут объяснять...
Видимо, что-то в голосе Шульгина Ларисе не понравилось.
- Не надо так со мной разговаривать! - перешла она почти на крик. -
Подумаешь, чистоплюи! Знаю, что ты сказать хочешь: "А кто тебя заставлял?"
Хорошо со стороны рассуждать! Я ведь очень приличной девушкой была. Как все
до поры до времени. Даже в комитет комсомола института меня выбрали. На
четвертом курсе. Как-то посласти нас, меня и еще троих таких же, на районной
партконференции помогать. Регистрация там и все такое... Приглянулась я
кому-то из руководства. После конференции пригласили на "шестой вопрос" -
так у них пьянка по случаю избрания на новый срок называлась, - под Москву,
на спецдачу. Похожую, кстати, на вашу валгалльскую. Сначала все было как
положено - ужин, тосты, речи. А мы с девчонками в качестве гейш и
одновременно официанток. А потом... - Лариса махнула рукой, жадно
затянулась. - Драться постеснялась, а на слова мои и слезы внимания никто
не обращал...
Утром уже, когда нас домой развозили, заворг сказал, что, если болтать
станем, и из института вылетим, и родителям неприятностей хватит. А
правильно все поймем - не пожалеем. У меня поначалу настроение было
повеситься или таблеток наглотаться. Я ведь считай что девочкой была...
Пробовала, конечно, пару раз, но так... почти теоретически. А тут сразу...
Но ничего, вовремя одумалась. А дальше пошло... Правда, не обманули. - Она
криво улыбнулась. - Отметки всегда были в порядке, каждый месяц в "сотую
секцию" ГУМа пускали, все бесплатно, в турпоездки заграничные по "Спутнику"
тоже бесплатно ездила... Распределили сразу в аспирантуру... - Она снова
махнула рукой. - Да зачем я тебе все рассказываю? Дело прошлое, и ничего в
нем особенного нет. Не на Казанском вокзале за пятерку... Считай, что
выполняла свой партийный долг.
- Ты и в партии состояла? - непонятно зачем спросил Шульгин.
- А как же! После третьего спецобслуживания приняли. Михаил Николаевич
сказал, что не имеет морального права трахать беспартийную...
- А это кто такой? - Разговор казался Сашке глупым и никчемным, но
странное любопытство не позволяло его прервать. Да и девушке лучше дать
выговориться. Слишком долго она это в себе держала. Может бьгпэ, и Наталье
не рассказывала.
- Секретарь горкома по торговле и еще по чему-то... Не вникала. Я ему
приглянулась и постоянной у него стала. Ночь с субботы на воскресенье -
его. Но зато больше никто не посягал... Он меня даже инструкторшей в свой
отдел взять решил, но тут уж я на дыбы. Мне наукой заниматься хотелось. Что
ты опять усмехаешься? Думаешь, если блядь партийная, так еще и дура? У меня,
к твоему сведению, диссертация почти готова. Еще неизвестно, что хуже - с
секретарем горкома четыре раза в месяц на дачку съездить или за каким-нибудь
придурком замужем тем же самым каждый день заниматься, тошноту подавляя. Вон
как Наталья - назло Воронцову замуж выскочила, а потом не знала, куда
деваться... Нет, он вообще-то мужик ничего был, даже симпатичный, если бы не
такой толстый, только как напьется, подавай ему всякие изощренности...
Какую-нибудь "Эммануэль" на видик поставит и требует, чтобы я то же самое
изображала...
Лариса раздавила папиросу в пепельнице, с отвращением посмотрела на
бутылку, из которой Шульгин хотел налить ей еще шампанского.
- Да убери ты это! У меня уже под горлом плещется. Лучше коньяку
рюмку...
- Не развезет?
- Ну и слава Богу, если развезет. Зато высплюсь как следует. И все
забудем, договорились? ~ Могла бы и не спрашивать...
Лариса залпом выпила серебряную царскую чарку грамм на сто, подышала
открытым ртом, не закусив.
" Все. Хватит. Засиделись. Пойду к себе. А ты прибери здесь. Терпеть не
могу, когда до утра на столе объедки остаются.
Она встала из-за стола, и ее заметно качнуло. Впрочем, возможно, просто
вагон дернулся на закруглении.
- Закончишь, загляни ко мне, - сказала Лариса уже на пороге своего
купе. - Я тебе еще кое-что скажу...
Что интересно, закончив уборку и поворачивая бронзовую ручку двери ее
купе, Шульгин еще ни о чем таком не думал. Возбуждение прошло. Ему скорее
казалось, если что и произойдет между ними, то уж не сегодня. Сейчас ночь
исповедей, а не любви...
И все же у него частило сердце и пересыхало во рту. Услышанная от
Ларисы история (а не придуманная ли для пущей интриги?) подействовала так,
как надо. Он замечал за собой подобное и раньше - его влекли женщины с
сомнительной репутацией. Оттого он и поддался в свое время чарам будущей
жены, что наслушался ходивших по театрам баек о ее бесчисленных, подчеркнуто
скандальных романах. И в принципе не слишком жалел о своей женитьбе. Стерва
она была первостатейная, но в постели с ней скучать не приходилось.
Задув почти догоревшие свечи в столовой, Шульгин отодвинул дверь
Ларисиного купе. Она лежала поверх одеяла, высоко подоткнув под голову
подушку, опять курила.
Свет ночника за изголовьем делал ее лицо похожим на резную ритуальную
маску.
- Что ты хотела мне еще сказать? - спросил он, проглотив комок в
горле.
- Садись, - показала Лариса на кресло напротив. Купе в этом вагоне
были в полтора раза больше обычных, и по другую сторону откидного столика
располагалось глубокое бархатное кресло с дубовыми подлокотниками. -
Послезавтра мы уже будем в Москве. Я наконец приму предложение Олега, стану
его законной женой. И не знаю, как там дальше сложится. Но в политических
интригах я буду твоей верной союзницей. Обожаю всякие авантюры. Согласен,
чтобы мы стали настоящими друзьями?
- Какие вопросы! Да мы ведь и так просто обречены ими быть, если хотим
что-то значить в этом мире... - Сашка отвел глаза, чтобы не видеть
откинутую полу платья и белый треугольник плавок между загорелых бедер. Она
нарочно рассчитала позу так, чтобы как раз из кресла он это увидел.
- Не обязательно, совсем не обязательно. История знает столько
примеров... Так что, союз и дружба? - И она резко села на диване, протянула
Шульгину руку. Платье совсем распахнулось, грудь упруго выскользнула наружу.
Она ее не стала заправлять обратно, похоже, даже чуть заметно подмигнула.
Или то по щеке метнулась тень?
Что оставалось делать? Он тоже подал руку. Такие тонкие пальцы, а
рукопожатие мужское. Сашка вспомпил, она когда-то говорила, будто занималась
фехтованием и горными лыжами.
- Только ведь знаешь, Саша, - улыбнулась она порусалочьи, - мужчина
и женщина не могут быть друзьями, если сначала не были любовниками...
- Почему это вдруг? - глупо спросил Сашка.
- Потому что иначе они волей-неволей все равно будут думать прежде
всего о том, что у кого в штанах и под юбкой. Закон природы. А вот когда
