потом протереть их влажной тряпочкой и сапоги как новые. Я их между нами
даже на ночь не снимаю, и не потому, что боюсь как бы не сперли, а просто
чувствую внутреннюю потребность быть всегда рядом с ними, смотреть на них,
гладить их, обнимать. Некоторые называют это фетишизмом, однако я считаю что
этот термин несколько не соответствует истине. Но с другой стороны называйте
как хотите, только не приписывайте мне лишнего, например автоморфизма.
Впрочем я заговорился. Идите за мной. Сейчас я отдам вам сапоги.
Герцог провел Д'Артаньяна в залу, достал ларец, и вынул сапог.
Осыпав его (сапог) поцелуями герцог с удивлением заметил, что второго
сапога не хватает.
- Булшот, - сказал герцог.
- И что же теперь делать? Согласитесь герцог, что королева будет весьма
глупо смотреться в одном сапоге.
- Да Вы правы, - согласился Бекингем, - но с другой стороны это даже
несколько пикантно и я бы даже сказал сексуально. В нашу эпоху длинных юбок,
очень трудно что-либо подсмотреть, а иногда такая потребность возникает.
Судя по всему герцог затронул жизненно важную для себя тему, поэтому
Д'Артаньян поспешил перевести нить размышлений в другое русло.
- А как быть с сапогом? - как бы между прочим спросил гасконец.
- С каким сапогом? - герцог настолько предался собственным
воспоминаниям, что не сразу понял о чем идет речь.
- Я думаю, левым, - задумчиво сказал Д'Артаньян.
- Ах да, - спохватился герцог, - эй сапожник, - крикнул он.
На призыв прибежало человек двадцать и хором спросили:
- В каком смысле?
- В прямом, - ответил Бекингем.
Восемнадцать облегченно вздохнули и отправились обратно. Из двоих
оставшихся один был всамделешним королевским сапожником. Про него ходили
всякие слухи, дескать для снятия мерки с ноги королевы сапожник заявил, что
для полноты информации ему нужно узнать объем бедер. В тот раз мерку снимали
минут тридцать, после чего оба выглядели счастливыми, хотя и немного
уставшими, зато сапоги удались на славу.
Вторым из оставшихся был некто Шумахер, который по рождению был немцем
и абсолютно не понимал английского языка, но откликался на слово "Сапожник".
Его быстренько спровадили и даже пообещали бесплатную путевку в Италию.
... А на следующий день Д'Артаньян уже скакал в Париж, сжимая в одной
руке злополучные сапоги, а в другой эспандер.
Глава 11. Бал.
Наутро в Париже давали бал. Кареты с приглашенными гостями одна за
другой подкатывали к ратуше. Вокруг них толпились случайные прохожие и
незамужние девицы, выспрашивая лишний билетик.
Король был явно не в духе и даже дважды показал королеве язык, кардинал
же напротив, проявлял хорошее настроение и заигрывал с чужими женами.
Ришелье с мерзкой улыбкой, временами превращающуюся (удивительно
трудное слово для правописания. Прим Авт) в ухмылку, вальяжно подошел к
королю.
- Здорово! - сказал кардинал.
- И тебе также и потому же месту! - ответил король.
- Неплохой денек, не правда ли? - попытался завязать разговор Ришелье.
- Это смотря, с какой стороны смотреть, - занервничал Людовик, - если с
метеорологической то конечно, а если подходить с позиции внутреннего
ощущения, то возможны варианты.
- То-то я гляжу Вы плохо выглядите!
- Что? Я очень бледный? - спросил король.
- Да нет, ширинка расстегнута, - ответил кардинал.
- Это шутка или намек? - переспросил Людовик.
- Это намек, - спокойно сказал Ришелье.
- Ну тогда будьте любезны застегнуть это маленькое упущение.
- Это не входит в мои должностные обязанности, - надулся кардинал.
- Вечно Вы из всего проблему делаете, сначала наябедничали, а теперь в
кусты? - рассердился Людовик.
- А знаете Вам так даже идет, - попытался успокоить его Ришелье, -
такое колоритное сочетание цветов Вам явно к лицу.
- К чему? - нервно переспросил коробь.
- К лицу, - подтвердил Ришелье.
- Сменим тему, - предложил Людовик, - все что есть, то есть, а совсем
не может быть.
- Кстати, - заметил Ришелье.
Король вздрогнул.
- Когда Вы говорите "кстати" я всегда вздрагиваю, - объяснил Людовик.
- Кстати, кстати, кстати, кстати, кстати, - пошутил Ришелье, - королева
оденет зеленые сапоги, которые Ваше Величество подарили ей на праздник?
- Ни слова больше, - перебил его Людовик , - вероятно это был праздник
по случаю сбора урожая. Помните как весь урожай свезли в хранилище, а мы с
Вами из хулиганских побуждений этот элеватор подожгли. А потом обвинили во
всем гугенотов и отправились с ними воевать. А гугеноты накостыляли нам по
первое число и нам пришлось бросить все пушки и королевскую казну. Очень
веселое было время.
- Нет, - сказал кардинал, - это был другой праздник.
- Ну тогда, это было во время приезда папы римского в Париж. Вы тогда
как раз обменивались опытом с кришнаитами и для пущего эффекта постриглись
налысо. И для смеха мы с Де Тревилем натерли Вам голову фосфором. Папа тогда
очень смеялся и подарил Вам свое благословение, а Вы в качестве ответного
жеста сводили его в ночной клуб.
- Нет, - это тоже не то.
- Значит я подарил сапоги королеве на Вашей помолвке с мадам Де Ла
Круа. Вы тогда заявили, что важнейшим из искусств для нас является стриптиз,
а потом поспорили с епископом, кто быстрее выпрыгнет из окна. Епископ
выиграл, и через три дня, мы устроили славную вечеринку на его поминках. Вы
тогда помниться плясали джигу и пили на брудершафт с несовершеннолетними.
- Нет, - перебил Людовика кардинал, - сапоги были подарены королеве на
день рожденья. Вы тогда еще несли всякую ахинею, о том, что эти сапоги
станут символом незыблемой дружбы между Вами и Ихнем величеством, а потом
обожрались свининой и провели вечер в сортире.
- Вероятно так и было, - холодно заметил Людовик и добавил, - королева
сегодня оденет сапоги.
- В таком случае, - сказал Ришелье протягивая королю сапог, который
миледи сперла у Бэкингема, - покажите ей вот это.
- Что это за сапог? - удивился Людовик.
- Я думаю левый, - ответил кардинал.
Чуть погодя начался балет. По этикету Людовик танцевал с женой мэра,
который собственно и устроил вечеринку. Кардинал плясать отказался, под тем
предлогом, что у него дескать голова кружится и дух захватывает, однако на
самом деле Ришелье просто хотел посидеть с мужиками в баре, где по слухам
разливали дармовое пиво.
Едва дождавшись окончания балета, король подошел к королеве и протянул
ей сапог.
- Но у меня уже есть два? - изумилась Анна Австрийская.
- Ну-ка подними юбку, - не поверил ей Людовик.
Под юбкой было два сапога и еще кое-что.
Людовик подозвал к себе кардинала и спросил:
- Ну-с, и что это значит?
Ришелье с ходу кинулся врать, что он мол хотел подарить сапог, но
как-то не решался и тогда он прибегнул к этому средству, как единственной
возможности найти выход из сложившегося положения.
- Его высокопреосвященство вероятно считает, что у меня три ноги? -
спросила королева.
- Из них две левых, - радостно добавил король.
- Женщину ногами не испортишь, - по возможности любезно ответил
кардинал.
Эту сцену наблюдали все, но ее смысл был понятен немногим.
Краткое отступление. (антология кардинала Ришелье)
Д'Артаньян: В ту ночь я стоял на часах. Это были небольшие карманные
часы, с серебрянной крышкой. Помню ко мне подошел тогда герцог Де Гиз и
спросил меня, будем ли мы сегодня петь. Откровенно говоря особого желания у
меня не было, но Атос сказал, что мы должны обязательно выйти на сцену.
Портос: Мы как раз только что вернулись из Индии, где встречались с
Далай Ламой и Кришной Харей. К этому времени у нас был готов новый альбом.
Атос: Д'Артаньян тогда сказал, не хочу мол играть на бас-гитаре,
вообщем возникли небольшие сложности. А я ему говорю, какие проблемы, садись
за клавишные.
Арамис: Мы сыграли несколько песен и на этом закончили. Все вокруг
что-то кричали, временами мы сами себя не слышали.
Атос: Помню прием сначала был не таким как обычно. Обычно мы играли
перед молодежной аудиторией, а тут собралась вся знать и они подсознательно
еще не были готовы к такой музыке.
Портос: Королева и король были в хорошем расположении духа. Все время
свистели и аплодировали. У Анны Австрийской был значок и на нем надпись "I
love BekinGem". Ришелье напротив все время был хмурый и казалось не мог
дождаться пока все закончится. Потом он попытался незаметно уйти, но мы со
сцены все видели.
Д'Артаньян: Про нас говорили - эти парни только что вернулись из
Гамбурга и это было нам на руку - мы стали по настоящему знамениты.
После концерта Д'Артаньян прошел за кулисы. Там его ждала Констанция,
она бросилась к гасконцу со словами:
- Люби меня как бронепоезд.
"Ну что ж", - подумал Д'Артаньян, - "Пожалуй вечер удался!".
А Кардинал тем временем кусал губы. Это были губы Рошфора и миледи.
