на первом же пролетающем мимо корабле, пускай даже беспилотном, согласно
международным законам, регулирующим спасение людей и груза.
Такое не совсем джентльменское окончание важной научной экспедиции
было простительно, ибо прекрасно отвечало возможностям Фриде и всем
необходимым затратам. В конце концов, на что только не приходится идти во
имя науки. Проблема возвращения на Землю занимала доктора меньше всего.
Куда хуже было то, что из-за стесненных обстоятельств он был начисто лишен
вспомогательных средств, таких как спутники радиорелейной связи.
Но если на солнечном экваторе и впрямь что-то происходит, тогда
возможно, что кто-нибудь, находящийся на спутнике другой планеты или
вообще где-либо на эклиптике, подтвердит его наблюдения. Если Фриде
предупредит их сейчас и опишет явление, следы которого им будет необходимо
отыскать, то право первооткрывателя в любом случае окажется за ним.
Фриде перебрал в памяти всех, у кого могло возникнуть желание помочь
ему в поисках, но ни один из них не занимал лучшей позиции, чем сам
ученый. Доктор мог бы несомненно положиться на небольшую группу его
последователей, студентов-дипломников, которые слышали его доводы и
приняли решение изучать Солнце, хотя в глазах ученых такой поступок
выглядел чудачеством. Но увы, сейчас все они на земле. И как назло, орбиты
Земли и корабля сойдутся на одной солнечной плоскости, в то время как
трещина окажется на другой.
У Фриде мелькнула мысль запустить маневрирующий ускоритель,
простенькое устройство, работающее по принципу синтеза и заряженное
высокоскоростными частицами солнечного ветра. С помощью ускорителя,
расположенного на главной оси корабля, он сможет вписаться в орбитальный
треугольник и изменить траекторию полета. Однако при запуске ему придется
отключить основные теплообменники и укрывшись в кабине, ждать, пока все
сгорит. Похоже на последний приют...
Да этого и не нужно. Чтобы он там не заметил, эта, так называемая,
аномалия не успеет исчезнуть за те тринадцать дней, пока она будет
находиться в зоне видимости Фриде. К тому моменту "Гиперион" пройдет еще
около пятидесяти четырех миллионов километров в ходе своего трехмесячного
пути. Корабль облетит одну шестую часть солнечной поверхности, и доктор
снова получит возможность исследовать аномалию, к тому же в гораздо более
выгодной позиции. Наконец-то он разгадает, что за явление ему удалось
увидеть.
Если он, конечно, вообще что-либо увидел.
Щелк!
Бульк!
Пшик!
Хлоп!
ИНСТИТУТ ПЕРСИВАЛЯ ЛОУРЕНСА, КАЛЬТЕК, ПАСАДЕНА,
ШТАТ КАЛИФОРНИЯ, 7 МАРТА 2081 Г.
"Доктор, повторите! - прокричал в микрофон Пьеро Моска. - Очень
плохая слышимость!"
Моска отчаянно пытался восстановить в памяти последние слова ученого,
потонувшие в разряде статического электричества, испущенного с Южного
полюса Солнца, но все оказалось тщетным. На экране монитора доктор
продолжал говорить, но голос исчез, а вскоре горизонтальные черные полосы
заслонили изображение.
Через шестнадцать минут телеизображение снова вплыло на экране.
Удостоверившись, что после задержки сигналов и синхронизирования его снова
слышат, Фриде схватил микрофон и принялся повторять свое сообщение. Он
говорил короткими, намеренно разорванными предложениями, надеясь
преодолеть помехи, и на этот раз уловка удалась.
"...по, я повторяю, что... нечто. Когда мы приблизились... к
полюсу... уже было... Конечно, от твоего местоположения... ...ратная
сторона... Огромная... Сейчас я не наблюдаю, но смогу, когда вращение
выведет... Надеюсь, что там останется..."
"Мне удалось сделать несколько снимков феномена. Честно говоря,
похвастаться особо нечем. Похоже на большое облако или, по крайней мере,
так видно с... Возможно, пенумбра, а может, обыкновенный всплеск
энергии... тепла..."
"В любом случае, поищи... восточного лимба градусов... и двенадцать
градусов к востоку... моего нынешнего положения. Возможно, тебе раньше
удастся разгадать загадку."
Доктору хватило времени еще лишь на то, чтобы скороговоркой передать
приветствия своим земным коллегам, многие из которых даже не передадут
ничего в ответ. Еженедельный сеанс связи с Землей - единственное, что
могла позволить себе экспедиция - закончился.
По Моска положил микрофон и принялся задумчиво изучать линии на
ладони. Итак, доктору удалось обнаружить нечто интересное. Похоже на
облако, но сейчас вне поля видимости. М-да...
Естественно, что Моска был готов поверить доктору Фриде даже после
того, как компьютерное реконструирование присланных доктором цифровых
изображений не прояснило ситуацию. Изображение оказалось практически
полностью засвеченным разрядами статики. Тщательно исследуя с помощью
ручного бинокуляра каждую часть снимков, По сумел различить лишь обычное
потемнение лимба.
Безусловно, По будет сам исследовать дальнюю сторону Солнца в течение
двух следующих недель, когда наблюдение станет возможным. Ему придется
извлечь из запасников восьмидюймовый телескоп фирмы Шмидт-Кассеграйн,
сохранившийся с детства. Из кусочка алюминированного пластика нужно будет
приготовить солнечный фильтр, чтобы непрерывный тепловой поток не причинял
вреда трубе и нежным линзам, а прямой солнечный луч не сжег сетчатку
глаза. После двадцать первого марта, или немного позднее, Моска будет
готов наблюдать за каким-то темным пятном где-то в районе экватора. Даже
если там и впрямь что-то есть, отыскать пятно будет более чем непросто.
Но что он сумеет доказать? С его крошечным телескопом он может
рассчитывать получить весьма спорное пятно на слабочувствительной
тридцатипятимиллиметровой пленке или изображение, почти на двадцать
процентов уступающее нормальным образцам. В лучшем случае ему удастся
поучаствовать в научной дискуссии или серьезном разговоре, а так придется
оставить снимки себе на память.
Ведь и впрямь очень важно, чтобы он получил хорошие снимки и не
только ради того, чтобы помочь доктору Фриде в его наблюдениях. Это
жизненно важно.
Бим!
Бом!
Бам!
Бум!
КАБИНЕТ ДЕКАНА ФАКУЛЬТЕТА ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК,
КАЛЬТЕК, 8 МАРТА 2081 Г.
Декан Альберт Уитерс водил электрическим карандашом по серому стеклу
напольного экрана, стараясь изобразить на лице глубокую
заинтересованность.
Пьеро Моска старался держаться спокойно. Для человека, занятого
больше академической, нежели научной деятельностью, а обычно скорее
политической, чем научной, Уитерс практически не умел держать под
контролем свои эмоции и чувства, в особенности если дело касалось
малоприятного предложения или его просто оторвали от привычных занятий. От
человека, постоянно занятого заседаниями бюджетных комиссий, политических
комитетов, ученых советов, рассмотрением прошений и жалоб, можно было
ожидать большей выдержки.
Похоже было, что Уитерс не считал маленького Пьеро Моска человеком,
от которого следует скрывать свои истинные чувства. Подумаешь, аспирант на
втором году учебы, который даже не удосужился еще представить тему для
диссертации. Впрочем, если принять во внимание поле деятельности Моска и
выбранного им научного руководителя, это было понятно итак. Похоже, что
ему вообще повезло, что он попал на утренний субботний прием к декану.
- Нет, - вымолвил наконец Уитерс, словно решаясь на отчаянный
поступок, - боюсь, господин Моска, что научный факультет не может
выполнить вашу просьбу.
- Сэр, если все дело только в изменении расписания, - попытался
протестовать По, который почти целую неделю готовился к встрече с деканом,
- я уверен, что мог бы лично договориться с теми студентами, которым
предстоят сейчас наблюдения. Таких всего двое. Во-первых, Иверсон с его
исследованием туманности...
- Нет, меня заботит как раз не расписание. Если бы мы посчитали, что
ваше предложение имеет научную ценность, то сумели бы изыскать необходимые
часы. Однако, в данном случае нельзя сказать, что предложенная программа
наблюдений соответствует данному требованию.
- Однако, я получил предварительное указание от доктора Фриде,
которое свидетельствует о...
- Хочу заметить, молодой человек, что доктор Ганнибал Фриде с его
скороспелыми точками зрения и странными выпадами не пользуется любовью ни
научного общества, ни учебных заведений высшей школы.
- Я считал, что научный метод гарантирует независимость ценности
научных исследований от личности ученого или его репутации, - тихо заметил
По.
- Послушайте... - декан Уитерс уже не пытался сдерживать себя. - Мне
грустно видеть, Пьеро, как такой талантливый человек как вы тратит силы на
пустые мечтания, вместо того, чтобы заниматься наукой. Мальчик мой,
забудьте про Солнце. Это унылая и давно предсказуемая сфера. Все, что там
есть, это лишь горящий водород, плазма и испускаемые фотоны. Старая нудная
песня. Там нет ничего, что заслуживает изучения. Забудьте о вашем Фриде.
Он просто свихнулся, пустив на ветер состояние ради своей экспедиции.
Ничуть не удивлюсь, если на будущий год на его должность объявят конкурс.
- Он нашел солнечное пятно.
- Нашел? А может быть ему просто померещилось?
- Доктор передал мне цифровую копию, - сказал По и честно добавил, -
во время сеанса связи его корабль находился над Южным полюсом и из-за
наведенных магнитных помех полученное изображение невозможно
реконструировать.
Уитерс поморщился: - Ну вот, какие-то помехи, и сигнал оказался
искаженным.
В глубине души Пьеро Моска вынужден был признать, что декан высказал
вслух те доводы, которые сам Пьеро отчаянно пытался отогнать прочь.
По предварительному указанию доктора Фриде сделать какие-либо
окончательные выводы было невозможно, присланные им снимки оказались
практически бесполезными. А скептицизм и неодобрение, высказанные деканом
и научным сообществом по поводу избранного им научного поприща - солнечной
астрономии - Моска уже видел в тяжелых ночных кошмарах.
Получилось так, что восемьдесят лет назад закончился последний
одиннадцатилетний круг появления солнечных пятен, область, представляющая
для астрономов наибольший интерес. Когда в 1998 году с поверхности
солнечного диска исчезла последняя пара пятен, процветавшее в те времена
сообщество исследователей Солнца принялось терпеливо ждать следующего
цикла, отложив на время бинокли и перестроив радары на другие объекты.
Однако пятна не появлялись, и год за годом Солнце продолжало дарить
незамутненный свет, озаряясь лишь вспышками протуберанцев, восстающих из
колышущихся конвекционных слоев. Циклические изменения выбросов энергии,
пятна солнечной короны, вихреобразные смерчи солнечного ветра, всплески
пламени, словом, все то, что астрономы традиционно соотносили с пятнами на
звезде, испарилось без малейшего следа. Казалось, что Солнце наконец-то
утихомирилось и стало вести себя подобно хорошо отлаженному ядерному
реактору, без неожиданных сюрпризов и сбоев.
Подобным исключениям из правил имелись и документально подтвержденные
аналоги в прошлом. Впервые наблюдая за Солнцем с помощью телескопа,
Галилео Галилей в начале семнадцатого столетия описал имевшиеся пятна.
Однако затем, в течение семидесяти лет с 1645 по 1715 год ни одного пятна
замечено не было.
В этот период на большей части Европейского континента начался период
