русского человека смотрит глубже в природу и чувствует богаче, чем
душа европейца, вот почему Эль-Иссей-Эф так хорошо понимал кочевников
пустыни, а те - его!
Четыре дня в России пролетели мгновенно, но он все же успел
почувствовать, понять страну сердцем, а не разумом, как то и
советовала ему Афанеор. Он вернулся вестником правоты дочери
Ахархеллена!
И еще узнал Тирессуэн совсем странные вещи. Будто бы есть такие
догадки или легенды, что народы тиббу и туарегов - близкие родичи и
оба составляют самый конец тоненькой ветки, протянувшейся из ночи
прошедших веков. Другой конец той же ветки тянется в обширные степи к
северу от Черного моря - прародине русского народа. А оба конца
сливаются в общем основании - общих предках где-то в степях Средней
Азии и предгорьях громадных хребтов за Ираном.
Тирессуэн умолк и закурил, вновь переживая все врезавшееся в его
острую память. Афанеор молчала, лежа у ног Тирессуэна, пока тот не
погладил ее растрепавшиеся волосы. Девушка подняла к нему свои
огненные глаза и смущенно спросила:
- Они очень красивы?
- Кто?
- Девушки-лебеди и она... их царица?
Туарег рассмеялся.
- Очень красивы. И в жизни и в музыкальном собрании. Красивы так,
что трудно поверить. Но мою черную, насквозь сожженную солнцем Афанеор
я не отдам за всех них. Ты сама мое солнце, и такое же пламенное,
какое оно здесь, на нашей с тобой земле. Ты моя избранница, а значит,
лучше всех женщин на земле, хотя их очень много и все они разные. Но я
люблю тебя и жизнь буду делить только с тобой!
Ночь была безлунной и безветренной, как там, на далеком севере.
Но воздух пустыни был прозрачен, как темный свет, и вечно безоблачное
небо приближало звезды к земле, отчего земля как будто сливалась с
бесконечным пространством. Когда-то, очень давно, древние египтяне
поклонялись всеобъемлющему пространству, называя его Пашт, и
всепоглощающему времени - Шебек. Оба божества олицетворялись пустыней,
как бы соединявшей их в одно целое, бездонное и молчаливое, в котором
тонули все мысли, усилия, жертвы и сама жизнь бесчисленных и
безымянных поколений людей. Современные обитатели Сахары не знали об
этом, но, как и древние египтяне, чувствовали свою связь с
бесконечностью пространства и времени, уносясь взором и мыслью в
ночную пустыню. Только теперь пустыня уже не казалась им
всеобъемлющей. Как озеро мертвенного покоя и молчания, она была
окружена жизнью множества стран, стремившейся все заполнить и все
подчинить себе.
Туареги знали теперь, что все грознее становится могущество
человека и все больше - его слабость перед лицом им же созданных
опасностей, каких еще не существовало в прежнем мире. Что на всей
огромной планете идет борьба за справедливость и счастье, что
непоборимая европейская цивилизация сама подтачивает себя изнутри и ее
полный противоречий мир должен уступить место другому, более
совершенному.
Белый и желтый мехари отдувались после долгого бега, медленно
поднимаясь на широкий уступ отрога Тифедеста.
- Сегодня ночь холодного огня! - воскликнула Афанеор, проводя
рукой по шее своего верблюда и вызывая этим множество голубых искр.
Электрические ночи нередки весной в горах Сахары. Чем выше
поднимались всадники на гору, тем сильнее сыпались искры с шерсти
животных и с их собственной одежды. Ущелье, служившее тропой на
плоскогорье, вилось синеватой мерцающей речкой в непроглядном мраке
среди черных стен.
Оно привело путников в небольшую циркообразную впадину со
ступенчатыми краями, обставленную заостренными скалами отполированного
ветрами и солнцем черного диорита. Каждая скала была окутана слабым
голубым мерцанием, на острие верхушки уплотнявшимся в факел синего
огня. Глубочайшая тишина нарушалась только легким шарканьем верблюжьих
ног. Афанеор и Тирессуэн молчали, чувствуя себя в запретной стране
заколдованного Тифедеста, принадлежащей иному миру, чем тревожная и
мечтательная ширь Сахары.
Медленно поднялись они на плоскогорье, и в темном просторе
мгновенно исчезло колдовство синих факелов. Тирессуэн остановил
мехари, сбросил головное покрывало и прислушался. Издалека, с дороги,
которую они только что пересекли, нарастал мерный грохот. Разлилось,
приближаясь, сияние автомобильных фар. Девушка хотела спешиться и
положить верблюда, но туарег остановил ее:
- Они ослеплены собственным светом!
Внизу, из-за поворота, вынырнула первая машина. Длинная, на шести
высоких колесах, с низким корпусом из броневых плит, она отличалась от
своих мирных собратьев, как отличается крокодил от рабочего быка.
Что-то рептильно-злобное и тупое было в ее плоской передней части с
горящими, широко расставленными фарами и боковым прожектором. Броневая
машина металась по извилистой дороге, хлеща фарами по сторонам, будто
выслеживая кого-то. Следом один за другим появлялись такие же
крокодилообразные броневики, так же метались из стороны в сторону и
уносились к югу в клубах золотившейся в свете их фар пыли. Глухо,
назойливо и упрямо ревели моторы, громко шуршали по щебню широкие
шины, угрожающе торчали вперед дула пулеметов и скорострельных пушек.
Сила Запада, непреклонная и безжалостная, тянулась стальной вереницей
по пустыне. Афанеор тревожно посмотрела на Тирессуэна и замерла.
Голубое холодное пламя обтекало туарега с головы до ног, струилось по
верблюду, горело высокими огнями на ушах и носовой палочке мехари.
Бронзовое лицо туарега в рамке голубого свечения казалось отлитым
из чугуна и приобрело нечеловеческую четкость и твердость. Тирессуэн
почувствовал взгляд девушки и положил на ее отставленный локоть свою
сильную руку. Афанеор взглянула и поняла, что сама облита таким же
голубым огнем.
"Не боишься?" - взглядом спросил ее туарег.
"Нет!" - так же ответила Афанеор.
Два всадника на высоких, как башни, верблюдах стояли меж черных
скал над проползавшей внизу вереницей броневиков.
1958 - 1959
ПЯТЬ КАРТИН
Крес - оператор головной антарктической станции ППВ - склонился
над графиком, когда голос друга позвал его из глубины экрана.
Обрадованный и немного ошеломленный внезапностью, он всматривался в
лицо школьного товарища. Такой же - и не такой... Они всегда в чем-то
изменяются, возвращаясь из далей космоса. Это не штрихи резца времени,
неизбежно оттеняющие лица оседлых жителей Земли.
Что-то как бы оттиснутое на самой сущности человека, отчего иначе
складывается улыбка и смотрят глаза.
- Не ждал тебя так скоро. Всего два дня, как показывали ваше
прибытие. Почему вы сели на старинный космодром Байконур вместо
Эль-Хомры?
- Расскажу после. Меня включили на четыре минуты - узнать шифр
твоего гостевого канала.
Крес назвал необходимые цифры и добавил:
- Мы можем увидеться сегодня же в двадцать часов по
среднепланетному Восточного полушария. Подошла моя очередь посмотреть
пять картин, а ты их тоже не видел. Мне откроют гостевой канал, хоть
это и совпало с дежурством в направляющей башне. Кстати, увидишь еще
двух старых друзей. Я пригласил нашего Алька - он так и остался
художником. И еще будет Та...
- Она уже вернулась с Пяти Темных Звезд? И ты все же продолжаешь
называть ее по-школьному? А где же Не Та?
- И ее увидишь, потому что она, ее группа, нашла пять картин. Она
даст объяснения на выставке в Совете звездоплавания.
Скупо отмеренные минуты истекли. Крес вернулся к графику
транспортировки. Громадность задачи не смущала его, участвовавшего в
затоплении пустынь Калахари и Намиб в Южной Африке. Теперь предстояло
перебросить целое море пресной воды на материк Австралии. Там сотни
лет назад нерасчетливое орошение пустынь подземными водами привело к
массовому засолению почв, а недра материка могли дать лишь сильно
минерализованный кипяток.
Опреснение морской воды не составляло проблемы, но ядовитая
дистиллированная вода должна была подвергаться сложной химической
обработке. Давно стало известно, как много веществ, хоть и в самых
ничтожных количествах, было растворено в сложной структуре воды -
минерала, когда-то считавшегося самым простым. Без этих веществ вода
не могла служить жизни, а колоссальные ее количества, нужные для
орошения целого материка, требовали столько труда, что не
оправдывались ни земледелием, ни скотоводством Австралии.
Как всегда, выход из тупика нашелся раньше, чем думали, и в
неожиданном направлении. Изобрели способ переноса водяных молекул в
потоках заряженных частиц. Создавалось нечто вроде ураганного ветра,
поднимавшегося исполинской дугой в стратосферу и переносившего любые
количества воды. А здесь, на ледяном щите Антарктического материка,
небольшая термоядерная станция давала кубические километры пресной
воды.
Совет экономики планеты торжествовал, что отказался в свое время
от проекта растопления антарктических льдов и повышения уровня
океанов. Незачем было мешать пресную воду с соленой, когда теперь
стало возможным излить любое ее количество в любую точку планеты.
После промывки засоленной почвы Австралии предстояло затопление
Сахары, промывка Большой Соляной пустыни Ирана, создание пресноводных
озер-морей в Центральной Азии.
Крес соединился со станцией, запрятанной глубоко в толще льда.
Все было готово для создания заряженного потока. Непередаваемо низкое
гудение излучателей затрудняло разговор даже в хорошо изолированном
помещении главного пульта. Крес включил сигналы предупреждения.
Через пятнадцать минут полоса атмосферы между Антарктикой и
Австралией в две тысячи километров шириной станет опасной для
самолетов на высоте теплой зоны стратосферы. Западная часть
Австралийского материка, и без того обезлюдевшая, была эвакуирована
несколько дней назад.
Крес еще раз проверил настройку и вошел в крохотную кабинку,
молниеносно взвившуюся на 1600-метровую башню наблюдения. Некогда люди
старались упрятать все наиболее важное под землю - отголосок эпох
опасностей и войн. Теперь большинство наблюдательных и управленческих
постов находилось на высоких башнях. Считалось, что человек,
вознесенный над землей, лучше чувствует себя и как бы стягивается в
узел напряжения и внимания.
Комната на башне раскачивалась, но не дрожала под нескончаемым
ветром Антарктики. Гасители вибраций надежно охраняли человека и его
приборы. Крес удобно уселся, окинув взглядом четыре больших экрана. В
двух крайних виднелись похожие на медленно качавшиеся цветы
направляющие башни на островах Макуори и принца Эдуарда. Их отделяло
от Креса больше четырех тысяч километров. Кривизна земной поверхности
не позволяла на таком расстоянии увидеть даже высочайшую гору мира -
Джомолунгму, но сеть спутников-реле, вращавшихся синхронно с планетой,
обеспечивала любую дальность телепередач.
Долгий вибрирующий сигнал - и башня все же вздрогнула. Крес всем
существом почувствовал, как ураганный поток воздуха понесся над
голубым озером растопленного льда, подхватывая воду и взмывая вверх с
нарастающей скоростью.
Через несколько минут животворный ливень обрушится на пустыни
Западной Австралии. Одна за другой башни сообщали о прохождении
потока. Макуори, Тасмания, Балларат, Мосгрейв... Замыкающая башня на
Гранитах докладывает о разрядке потока. Непрерывный каскад льет с неба
над половиной материка. Лишь в конце дежурства можно будет снизить
интенсивность наполовину, меньше нельзя. Еще не достигнута возможность
