добрался до Итилиенского тракта и ушел по нему куда-то на юг.
Любопытно, что несколько лет назад некий легкомысленный аспирант с
кафедры истории средневековья Умбарского университета, явно некритически
восприняв эту легенду, не поленился предпринять специальные разыскания в
бухгалтерских книгах восточных монастырей, которые ведутся вот уже полтора
тысячелетия с какой-то противоестественной дотошностью. И что бы вы думали
-- разрыл-таки, шельмец, прелюбопытнейшее совпадение: в январе 3020 года (по
тогдашнему летоисчислению) в пещерный монастырь Гурван-Эрэн, что в горах
северной Вендотении, и вправду поступил для служения инок, по виду --
умбарец, принявший обет полного молчания и пожертвовавший монастырю...
иноцерамовое кольцо. Отсюда аспирант делал "поспешный, легкомысленный и (я
цитирую по протоколу заседания кафедры) совершенно антинаучный вывод об
идентичности указанного инока с легендарным Халаддином". Ученый совет,
понятное дело, вдул "охотнику за привидениями" так, что тот навсегда зарекся
отвлекаться от утвержденной темы диссертации и с той поры прилежно обметает
кисточкой глиняные черепки из кхандских мусорных куч периода VII династии.
Что же до реального Халаддина, то это имя можно найти в любом
университетском курсе; правда, не по физиологии, которой тот посвятил свою
жизнь, а по истории науки -- как пример опасности слишком далеких рывков
вперед. Дело в том, что его блестящие исследования по функционированию
нервного волокна настолько опередили свое время, что выпали из общенаучного
контекста и были благополучно забыты. Лишь три века спустя на его работы
случайно наткнулись медики Итилиенской школы, искавшие древние рецепты
противоядий. Тогда-то и стало ясно, что Халаддин более чем на сто лет
опередил знаменитого Веспуно и не только экспериментально доказал
электрическую природу аксонного возбуждения, но и предсказал существование
нейромедиаторов и даже смоделировал механизм их работы. К сожалению,
подобного рода "приоритеты" интересны лишь историкам -- для реального же
научного сообщества все это не имеет абсолютно никакого значения. В любом
случае последние из известных работ Халаддина датированы 3016 годом Третьей
Эпохи, и официальная точка зрения гласит, что он погиб во время Войны
Кольца.
Вернемся, однако, к Цэрлэгу -- благо его историчность сомнению не
подлежит. Как известно, к зиме 3020 года оккупация Мордора окончилась --
внезапно и необъяснимо, и там начала потихоньку налаживаться мирная жизнь.
Городское население пострадало тогда очень сильно (собственно, мордорская
цивилизация с той поры так и не оправилась), но кочевников эти напасти по
большей части обошли стороной. Сержант всегда говаривал, что настоящий
мужик, у которого руки растут не из задницы, а откуда положено, при любых
раскладах будет кум королю, и вполне утвердил эту максиму всею своей жизнью.
Возвратясь в родные места, он стал в конечном итоге основателем большого и
могущественного клана, который и сохранил -- благодаря распространенной
среди кочевых народов устной традиции -- рассказ о его странствиях.
К слову сказать, дальнейшая судьба другого сержанта, Ранкорна, почти в
точности совпала с Цэрлэговой -- с тою, понятно, поправкой, что хозяйствовал
бывший рейнджер не на плато Хоутийн-Хотгор, а по другую сторону Хмурых гор,
в долине Выдряного ручья. Отстроенный им хутор со странным названием
"Лианика" лет через пять разросся в настоящий поселок, а когда его маленький
сынишка во время рыбной ловли подобрал на галечной косе первый в Итилиене
золотой самородок, соседи-хуторяне лишь плечами пожали: всем ведь известно
-- деньги завсегда липнут к деньгам... Доведись им с орокуэном повстречаться
на склоне лет, они непременно перевели бы свои темнолесские дискуссии о
сравнительных достоинствах темного пива и кумыса в практическую плоскость.
Но -- не довелось...
Мифриловую кольчугу Цэрлэг решил вернуть девушке Халаддина вместе с
рассказом о подвиге своего исчезнувшего друга. Однако Кумай погиб, а самому
разведчику не было известно о ней ничего, кроме имени "Соня" (весьма
распространенного среди троллей) да смутных данных об ее участии в
Сопротивлении, так что все его розыски оказались тщетны. Пришедший в
отчаяние орокуэн -- а обязательность кочевников в такого рода делах поистине
беспредельна -- счел себя и свой клан не владельцами, а лишь хранителями
этой реликвии. Кончилось тем, что праправнук сержанта безвозмездно передал
ее -- вместе с прилагающейся к ней головной болью -- в Нурнонский
исторический музей, где ныне всякий может ее лицезреть вкупе с иными
диковинками загадочной мордорской цивилизации. "Ага! -- скажет на этом месте
апологет легенды. -- Ну уж кольчуга-то, которая есть въяве и вживе, для вас
аргумент?" На это ему степенно возразят, что кольчуга -- даже в рамках
Цэрлэговой версии -- ровным счетом ничего не доказывает, поскольку Халаддин
разжился ею еще до того, как получил кольцо назгула. И будут совершенно
правы!
Кстати, о мифриле. В музеях Арды таких кольчуг ныне имеется аж четыре
штуки, но технология изготовления как была неизвестна, так и остается. Если
хотите, чтобы приятель-металлург запустил в вас чем-нибудь тяжеленьким,
задайте ему невинный вопрос об этом сплаве. Тыщу раз мерили: 86% серебра,
12% никеля, дальше хвост из 9 редких и рассеянных металлов -- от ванадия до
ниобия; одним словом, сосчитать могут -- хоть до девятого знака после
запятой, рентгеноструктурный анализ там, все такое -- да ради Бога, а вот
воспроизвести -- хрен!.. Иные не без ехидства напоминают, что при
изготовлении мифрила старые мастера якобы навсегда вкладывали в металл
частичку своей души; ну а поскольку по нынешнему времени никаких душ нету, а
есть одна только "объективная реальность, данная нам в ощуплении", то
настоящего мифрила вам, ребята, не видать как своих ушей -- по определению.
Последний штурм этой проблемы предприняли пару лет назад ушлые ребята
из Арнорского центра высоких технологий, получившие под это дело специальный
грант от Ангмарской аэрокосмической корпорации. Кончилось все опять пшиком:
представили заказчику двухмиллиметровой толщины пластину из некого вещества
(86,12% серебра, 11,96% никеля и далее по списку) -- якобы это и есть самый
настоящий мифрил, а все остальное не более чем легенды; ну и, как водится,
потребовали новых денег на изучение этого своего творения. Главарь
ракетчиков не моргнувши глазом извлек из-под стола заряженный музейный
арбалет, навел его на руководителя проекта и предложил тому прикрыться своей
пластиною: выдержит -- получишь требуемые деньги, нет -- они тебе все равно
ни к чему. Проект, ясное дело, накрылся медным тазом... Так ли оно было на
самом деле -- не поручусь (за что купил -- за то продаю), однако лица,
хорошо знающие шефа "Ангмар аэроспейс", утверждают, что шутка вполне в его
вкусе -- недаром он ведет свой род от знаменитого Короля-Чародея.
С иноцерамием, из которого якобы отливали кольца назгулов, все не в
пример проще, и причина, по которой он почти никогда не попадает в руки
людей, вполне очевидна. Содержание этого металла платиновой группы в коре
Арды совершенно ничтожно -- его кларк4 составляет 4 Х10-8 (для сравнения: у
золота -- 5 Х10-7, у иридия -- 1Х10-7), но при этом он в отличие от других
платиноидов не встречается в рассеянном виде -- только крупные самородки;
вероятность наткнуться на такую штуковину можете прикинуть сами, если не
лень. Впрочем, не так давно на рудниках Кигвали, в Южном Хараде, в самом
деле нашли самородок с фантастическим весом 87 унций; статейку в местной
газете, повествующую об этом событии, так и назвали: "Находка века -- шесть
фунтов иноцерамия! Можно наделать колец на роту назгулов". Решительно
никакими необычными свойствами (кроме плотности выше, чем у осмия) металл
этот не обладает.
Впрочем, что это мы все о железяках да о железяках...
Элвис так никогда и не вышла замуж. Она чрезвычайно замкнуто жила в
особняке на Яшмовой улице, посвятив себя воспитанию мальчика, родившегося у
нее в положенный срок после описанных событий. Мальчик этот стал не кем
иным, как командором Аменго -- тем самым, чьи плавания принято считать за
официальное начало эпохи Великих географических открытий. Командор оставил
после себя кроки береговой линии нового континента, названного впоследствии
его именем, замечательные (с чисто литературной точки зрения) записки о
своих путешествиях, а также длинный шлейф из разбитых женских сердец -- что,
впрочем, не принесло ему счастья в семейной жизни. Помимо Великого западного
материка (каковой долгое время всерьез полагали Заокраинным Западом,
отыскивая в тамошних аборигенах черты легендарных эльфов), в списке открытий
Аменго числится небольшой тропический архипелаг, который тот вполне
заслуженно нарек Райским. Название это было впоследствии изъято Святой
Церковью (тамошние девушки являли собою просто-таки живое воплощение гураний
-- каковыми живописует оных богомерзкая хакимианская ересь), однако два
главных острова архипелага, удивительно напоминающие своей конфигурацией
символ "инь-янь", все же сохранили за собою имена, данные им
первооткрывателем, -- Элвис и Тангорн.
На мой вкус, знаменитый мореплаватель увековечил память своих родителей
так, что ничего лучшего не придумаешь. Однако история любви умбарской
куртизанки и гондорского аристократа вот уже который век не дает покоя
литераторам, которые по неведомой причине либо обращают ее героев в какие-то
бестелесные романтические тени, либо, напротив, сводят все к довольно
примитивной эротике. Не стала -- увы! -- исключением и последняя
аменгианская киноверсия, "Шпион и блудница": в гондорском прокате ей вполне
справедливо влепили категорию "три креста", а в пуританском Ангмаре -- вовсе
запретили к показу. Художественные достоинства фильма довольно скромны, но
зато он предельно полит-корректен: Элвис -- чернокожая (тьфу, виноват! --
харадо-аменгианка), отношения Тангорна с Грагером окрашены отчетливой
голубизной; критики в один голос предрекали, что жюри кинофестиваля в
Серебряных Гаванях, страхуясь от обвинений в "расизме", "сексизме" и прочих
кошмарных "измах", увенчает ленту всеми мыслимыми призами -- так оно и
вышло. Впрочем, неподражаемая Гунун-Туа получила свой "Золотой эланор" за
лучшую женскую роль вполне по делу.
Альмандина и Джакузи повесили во внутреннем дворе тюрьмы Ар-Хоран в
одну из изнуряюще душных августовских ночей 3019 года; вместе с ними были
казнены флаг-капитан Макариони и еще семеро морских офицеров, возглавлявших
"Мятеж адмирала Карнеро". Именно так была названа постфактум операция
"Сирокко", в ходе которой адмирал упреждающим ударом уничтожил прямо у
причалов весь гондорский флот вторжения, а затем высадил десант и сжег дотла
пеларгирские верфи. Попавший в безвыходное положение Арагорн принужден был
-- спасая лицо -- подписать Дол-Амротский трактат. В соответствии с тем
договором Умбар -- таки да, признал себя "неотъемлемой частью
Воссоединенного Королевства", но взамен выговорил для себя "на вечные
времена" статус вольного города -- просто Сенат его отныне официально
именовался магистратом, а армия -- гарнизоном; посол по особым поручениям
Алькабир, который вел эти переговоры от имени Республики, добился даже
особого пункта, запрещающего на ее территории деятельность тайной стражи Его
Величества. Рейд же адмирала Карнеро был -- к обоюдному удовольствию
