Мы с ней панически боялись (ой, просто тряслись), но не мухи цеце, с которой
медицина довольно успешно борется, а одного водяного невидимого микроба, который
живет в стоячей воде Нигера всего двадцать секунд жизни и за это время ищет,
куда бы ему внедриться, и если человек купается или просто стоит как дурак, то
микроб в него попадает, как пуля, и после этого у мужчин отпадают все половые
органы в буквальном смысле этого слова. У женщин тоже все отпадает. Во всяком
случае, у Габи, как теперь всем известно, есть чему отпасть. Солнце заходит
здесь ровно в шесть вечера и начинается тьма. Первую ночь мы ночевали в
палатках. Сны в пустыне похожи на медленно разворачивающиеся оперы с длинными
ариями, хором, множеством действующих лиц, оркестром и декорациями из реквизита
Большого театра.
Лежишь, приложив ухо к пустыне, вслушиваешься в подземные саги земли и
содрогаешься. Я такие безумные сны видел только раз, на Тибете, и во время
болезней. О чем эти сны? О скоротечности времени, страшном суде, разлуке с
любимой женщиной, человеческой бездомности, мало ли о чем. То в одной
одноместной палатке, то в другой в ужасе орут сонные люди. То капитан заорет, то
помощники-Пушкины, то верный наш Горький, то повариха Элен. Под утро, часа в
четыре, ко мне в
177
палатку с ревом влетела немка, ей приснилось, что она разрушила в Германии всю
налаженную систему социального страхования.
Не успела она успокоиться, как до нас донеслись неопределенные звуки воя. Они
приближались. Надо сказать, что когда мы выходили на берег, я фонарем осветил
какое-то большое скопление белых костей и даже успел пошутить по этому поводу,
но тут призадумался. Когда же чьи-то хищные морды стали тыкаться в
полупрозрачную, фактически, эфемерную для хищных зубов палатку, то Габи узнала в
непрошеных мордах шакалов. Поскольку Догон снабдил ее дополнительной информацией
об этих мерзких животных (информацией, которую мы с ней сочли правильным не
комментировать), а, кроме этого, она, может быть, даже еще пахла шакалом,
сомнений не оставалось. Мы поджали ноги и затаились. В соседних палатках тоже
закончились храп и кошмарные крики. Наступила человеческая тишина.
- Сури! - крикнул я на весь сахель по-французски. - Чего делать-то?
- Ш-ш-ш! - был несчастный ответ. Но вдруг раздался громкий выстрел. Это как-то
сразу приободрило меня. Оказывается капитан захватил с собой огнестрельное
оружие. Раздался вой испуганных зверей. Затем топот. Мы выскочили из палатки с
фонарями. Капитан гнался за шакалами с палкой наперевес. Враги ретировались. Мы
сели у костра.
- У меня просьба, - сказал капитан, который, несмотря на тьму, оставался в
солнечных очках за три копейки.
- Не болтать о Догоне? - не выдержал я. Капитан почесал нос.
178
Я тридцать лет, и никогда такого, - сообщил он. - Давайте перейдем спать в
пирогу. Там на дне, конечно, не фонтан, но зато безопасно, как в чреве матери.
Кудрявые помощники перенесли Габи на своих тонких руках на судно, храбро бредя
по стоячей микробной воде.
- А это верно, что у русского президента обезьянье сердце? - спросил капитан,
когда мы расставались с ним навсегда на пристани неподалеку от Томбукту.
- Как обезьянье?
- Да тут все говорят... Вы не обижайтесь, - сказал капитан. - Обезьяны - они нам
ближе собак.
ТОМБУКТУ
Посещение Томбукту есть уже само по себе его похищение, и любой отъезд из
Томбукту напоминает бегство. Отсутствие дорог имеет принципиальное значение и не
обсуждается. Каждый белый, посетивший Томбукту, достоин смерти. Я увидел себя в
Томбукту как запечатанную сургучом бутылку и благодарил Господа за Его милость и
покровительство.
- Кто вы? - спросил я стариков на паперти мечети.
- Мудрецы, - сказали они. - Нас здесь триста тридцать три человека.
Теперь я знаю, что в три часа ночи по Томбукту проносится белая лошадь со
всадником, приближенным к совершенству.
179
Мы бежали из Томбукту ранним утром, предприняв дерзко-трусливую переправу через
Нигер. Новый шофер Мамаду оказался не слишком разговорчивым. Более того,
несговорчивым. Мы пробивались на юг через пустыню с этим новым арабоподобным
водителем. Мы вместе с ним вязли и пропадали в песках. Мы меняли ландшафт, как
масти карт, нам выпадала то красная, то желтая, то черно-асфальтовая пустыня,
она была то сыпучей, то каменной, внезапно выросли наросты диких гор и финиковые
пальмы, мы доверяли водителю, не зная, что он и есть наш палач.
РАССТРЕЛ
Городишко Гао - одно недоразумение. Он разлинован, как Манхэттен, и в нем даже
есть ресторан La Belle Etoile, но это не мешает ему быть захолустьем. В Гао
самый рогатый рогатый скот. Он не боится машин. Я потер воспаленные глаза.
Ночная Африка - континент беспощадного неонового света. Обложившись керосиновыми
лампами, я медленно читал перед сном роман Достоевского "Бесы".
Арабообразный водитель сдал нас полиции на опасном в военном отношении участке
дороги Гао - Неомей, возле границы с урановой республикой Нигер без всякого
сожаления. В порядке аргументации против нас он привел наши паспорта, в которых
не значились въездные и выездные визы не только из Томбукту, но даже из Гао.
- Да вы что? Вопреки всем уставам!
180
Сержант покачал головой.
- Ведь вы не простые пассажиры! Вы - туристы !!!
Сержант сделал большие глаза и объявил нас врагами малийского народа.
- Се n'est pas serieux, - пробормотал я фразу, оскорбительную для каждого
уважающего себя негра.
- Да у вас и паспорта фальшивые! - вдруг выкрикнул он мне в лицо, вращая
глазами.
С каждой минутой он накалялся все сильнее. Он говорил, что у него нет никакой
возможности держать нас под стражей, поскольку у него нет охраны и что самое
разумное дело - нас умертвить и трупы отправить в Бамако на экспертизу. Он
предложил мне согласиться с его проектом как наиболее гуманной акцией. До
границы оставалось всего-то пять километров, и мне стало обидно погибнуть зазря.
Однако шофер Мамаду не хотел, чтобы я уезжал с тайным знанием, опасным для
метафизической безопасности не только сахеля, но и всей Африки. Если Элен и Сури
симпатизировали нам, то Мамаду был воплощением ненависти. Когда он отошел
пописать, а сержант пошел к проезжавшему грузовику, чтобы украсть дрова на
костер, Сури шепнул мне, что с Мамаду нужно поговорить на языке африканского
братства.
- У Африки пока нет будущего, - заметил Сури, человек двух миров.
"Отчего шофер плох? Отчего хорош Сури?" - взгрустнул я.
С точки зрения мусульманства, Мамаду писал еретически, потому что он писал стоя,
а
181
не сидя на корточках. Пописав, он немедленно совершил омовение члена из
пластмассового чайника с веселенькими полосками и повернулся в нашу сторону,
цинично застегивая штаны.
- Мамаду, - сказал я, - предложи сержанту деньги.
- Я не твой раб, - ответил араб, - чтобы выполнять твои команды.
Я видел, как сержант, зевая, ушел за рожком автомата, чтобы нас расстрелять.
- Мамаду, - сказал я. - В этой истории есть только два раба: она и я. Вот тебе
моя братская рука. Выручи.
- Я спросил небеса и Бога, - сказал Мамаду, - и они мне ответили: нет1
Вернулся сержант с автоматом. Вид его был свиреп и ленив. Скотоводы -
равнодушные убийцы.
- Ну что, пошли? - сказал он.
Мы зашли за угол дома. Сержант выстроил нас у стенки. Габи стала презрительно
улыбаться. Она схватила меня за руку. Казалось, это ее успокаивало. Я стал тоже
кое-как подражать ей в презрительной улыбке, хотя мне не очень хотелось
держаться за руки. Женская любовь не боится смерти, не то, что мужская, к тому
же сердце мое принадлежало Лоре Павловне.
Сержант поднял дуло автомата. Мамаду с удовольствием встал в стороне, изображая
любопытную толпу.
Как всегда, сцена расстрела обросла ненужными жанровыми деталями: блеяли овцы,
кукарекали куры, вдалеке прыгали дети, было жарко.
182
- Подожди! - к нам со всех ног бежал Сури. Вид у него был растрепанный. -
Расстреляй лучше меня!
Сержант в недоумении оглянулся.
- Твоя бабушка - сестра моей бабушки, -кричал Сури. - Застрели меня!
- Какую бабушку ты имеешь в виду? - заинтересовался сержант.
Они заговорили о чем-то своем.
- Mon amour, у меня красивые волосы? -спросила Габи.
Никогда в жизни я не встречал более отвратительных волос.
- Шпрахлос! - ясно ответил я.
Мамаду грязно выругался, швырнул ключи от джипа на землю и пошел в сторону своей
родной деревни. Я выдержал паузу.
- Сколько? - стараясь держаться хладнокровно, спросил я сержанта.
- Почему ты меня никогда не целуешь? -молвила Габи.
Мы сторговались на сумме, равной примерно пяти долларам США.
СМЕРТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ
Когда и где двукрылый флеботом укусил Габи, кто теперь знает, но укусил, и она
заболела смертельной формой палюдизма, то есть тропической малярией.
183
- Ты похожа на трехзвездочный Гранд Отель, в котором поселились непрошеные
гости, - печально сказал я, глядя, как она умирает.
- Ты всегда недооценивал меня, - сказала она, стуча зубами от лихорадки.
- Ну хорошо, четырехзвездочный, - согласился я.
Как в самом нежном колониальном романе, ее взялась выхаживать африканская семья,
родные и близкие Элен. Они кормили ее с ложечки геркулесом и натирали разными
мазями.
Кровать Элен - четырехспальная. Вкус варварский. Голубой дневной свет. Большая
бутылка Джона Уоркера. И какой-то мотоцикл на серванте. Молодой длинноногий
французский доктор вошел.
- Ну, раздевайтесь.
Несмотря на малярию, Габи, как всегда, стремительно обнажилась.
- Он залезал мне пальцем в пизду, - божественно шептала Габи.
- Правда, что ли? - не верил я.
- А потом в попу. При чем тут правда? Мы с Элен млели. В комнате моей гостиницы
Элен собрала остатки завтрака, кусок багета и разорванный абрикосовый мармелад в
пластмассовую сумку, затянулась бычком и удалилась.
Тридцать шесть - тридцать девять. И опять через полчаса тридцать шесть. Так
сердце долго не выдержит. Умирание Габи чудесным образом воскресило ее в моих
глазах. Русское слово -чудесно; русское чудо - словесно.
- Путешествия... Чтение о них... бесконечно... - бредила бедняжка.
184
- Доктор! - бросился я за ним. - Она не умрет?
-Либидо не умирает, - заверил француз. -Мсье, вы распустили свой фантазм.
- Как? Неужели Габи - нос майора Ковалева? - ужаснулся я своей догадке. - Майор
Ковалев в Африке - это я.
- Русский военный атташе? - встрепенулся доктор Ив Бургиньон, не знакомый с
литературной историей русских носов. - Хотите виски? - спросил доктор Ив
Бургиньон с сильно выраженным сомнением. - А знаете, Африка рванет через
три-четыре поколения. У нее лучшее будущее, чем у России.
- Нет, конечно, французы форсировали модернизацию, нарушая естественные законы
движения, кроме того, сами французы ничего не умеют делать, они бюрократы,
пользующиеся трудом других людей - это тоже талант, - заметил я. - а русские
товары! - братья Элен заулыбались, - мы как-то приобрели русский радиоприемник!
на лампах! Боже, что это была за вещь! вы не умеете доводить дел до конца!
топорная работа! - братья Элен захохотали, кушая кус-кус своими чистыми
пальцами.
Русский глаз, как орел, схватил эту варварскую привычку.
По ночам я шатался по кабакам Неомея, наверное, самой горючей ночной столицы
Африки. Кто был в тех притонах, кто плясал, резко выпив джина без тоника, под
тамтам и электрогитары, тот знает запах африканского пота, тот помнит красоту
неомейских проституток, их щиколотки цвета болотной воды, их ритуальные шрамы на
ягодицах.
185
От вяжущей страсти дымят и лопаются презервативы, как шины гоночного автомобиля.
Меняя бубу на короткие юбки, Элен зверски плясала, отставив попу.
Габи стала желтым пергаментом.
Африканцы удивительно деликатны. Они скрывают свои туалеты и свои кладбища.
Только раз, исколесив Мали, я наехал на мусульманское кладбище с остроугольными,
как битое стекло, камнями (их не разрешено показывать не мусульманам).
Христианские кладбища как будто напоказ.
В стране уранового рая на столичном христианском кладбище есть могила. На ней
написано. Сербский турист Иван (фамилию не помню).
Мир праху твоему.
РАЗВРАТ ПО-НЕОМЕЙСКИ
Элен врубила свои вибраторы.
