площади, собирались в чайных, кафе. Разговоры шли об одном и том же:
страшном убийстве маленькой девочки. В жизни она была так красива, что
прохожие невольно замедляли шаг, чтобы полюбоваться ею.
Теперь она со следами пыток лежала в холодном помещении городской
больницы.
Как всякая девочка, она любила прихорашиваться перед зеркалом. Сейчас
последними приготовлениями перед дорогой на кладбище занимались молчали-
вые санитары.
Ашот тоже последние дни проводил вне дома. С друзьями, соседями
встречались в ресторане на угловой улице. На этот раз за ним увязался
его любимец - тринадцатилетний Сурен. "Пошли!" - разрешил Ашот. В ресто-
ране он заказал две порции чахохбили, стакан вина себе и пепси для Суре-
на. Сидели, как обычно, одни мужчины. Разговор шел о том, как найти
убийцу и какую кару для него придумать.
"Я бы с него живьем шкуру спустил!" - включился Ашот и со стуком
опустил опорожненный стакан.
"И с моего брата Алика тоже?" - неожиданно спросил Сурен.
Ашот побелел и со злостью прошептал: "При чем тут Алик, глупый ты
мальчик!"
Соседи, сидевшие за соседним столом, оцепенели: они услышали разго-
вор. Поднялся коренастый бородач - Самвел: "А ну, мальчик, скажи еще
раз, что говорил!"
Сурен посмотрел на папу и прикусил губу. Ашот замахал руками: "Что ты
к ребенку пристал, мы о своем говорим!"
"Ты сказал: "С моего брата Алика тоже..."
"Это мы о своем!" - резко ответил Ашот, поднялся и, сопровождаемый
молчаливыми взглядами, вышел. Ноги понесли его домой. Жена испуганно
глянула на него и все поняла. Алик стоял у окна с задернутой занавеской.
Ашот подтолкнул вперед любимого Суренчика, неожиданно отвесил крепкий
подзатыльник, от которого мальчик отлетел на середину комнаты. Хозяин
дома ничего не успел объяснить: в дверь барабанили.
"Открывай, это полиция!"
"Молчите все!" - упавшим голосом произнес Ашот.
В квартиру ввалились люди в серой форме советской милиции, правда, с
новыми, шестиконечными звездочками. За ними - бородатый Самвел и вся
публика из ресторана.
"Где этот шакаленок?" - Самвел вырвался вперед. Погибшая девочка была
его племянницей.
Алик стоял за занавеской - ни жив ни мертв. Самвел вытащил его, ог-
ромной волосатой лапой схватил за чуб и поволок тщедушное тело к выходу.
Но полицейские тут же оттеснили бородача, в один миг защелкнули наручни-
ки на запястьях юноши.
Народ зашумел. "Тихо, мы его в подвал посадим, от нас не убежит". На-
чали обследовать дом. Все вызвались быть понятыми и только мешали
действиям полиции. Алика поставили на колени, руки за спиной. Ашот упор-
но бубнил, что это все нелепо; тетя Ася рыдала. Суренчика отвели в со-
седнюю комнату и там допросили отдельно. Через несколько минут оттуда
вышел лейтенант и коротко сказал своим: "На чердак". Поставили лестницу,
залезли наверх. На полу, на старом матрасе заметили подтертые следы кро-
ви.
Народ прибывал. Известие о поимке убийцы облетело город со скоростью
урагана. Когда семью под усиленным конвоем вели к машинам, уже приходи-
лось продираться сквозь толпу. В горотделе полиции всех посадили в раз-
ные камеры. Первого на допрос вызвали Алика. Но процедура не удалась.
Вокруг здания в мгновение ока выросла, как нахлынувший океанский вал,
огромная агрессивная толпа. Требовали начальника полиции. На крыльцо вы-
шел его заместитель.
Впереди, уперев руки в боки, стоял Самвел. "Давай, начальник, выводи
Алика Гогуряна. Народ хочет его видеть. Пусть расскажет нам, как убивал
девочку!"
Офицер поднял руку и выкрикнул в толпу: "Граждане, разойдитесь! Все
преступники получат по заслугам. Но сначала по закону должно пройти
следствие, у нас много еще неясных вопросов..."
Последние его слова потонули в гуле.
"Что ты врешь народу! У нас смертную казнь отменили? Да? А этому га-
денышу всего 16 лет. Его посадят, потом отпустят!"
"Ты расскажи про свои вопросы родителям девочки!"
"Это моя племянница, ты знаешь?!"
Потом людей пытались утихомирить начальник горотдела полиции, проку-
рор города. Но слова о законе только распалили народ. Откуда-то из зад-
них рядов, навесом, по-минометному, стали бросать камни. Зазвенели окон-
ные стекла.
В три часа дня над Ахалкалаки закружил вертолет. К нему сразу же рва-
нулась толпа, среди людей было много с оружием.
С борта неловко спрыгнули трое упитанных мужчин. Когда вертолетные
лопасти остановились, люди сомкнулись вокруг них, как зеленая ряска на
воде после брошенного камня. Один из прибывших назвался заместителем
прокурора республики, другой - полковником Министерства внутренних дел,
третий представлял некие административные органы.
Прокурорский работник попытался сказать о законном правосудии, но в
толпе вдруг произошло будоражащее движение, раздался дикий женский
вопль. "Уходите отсюда! Улетайте!" - бородатый мужчина сделал характер-
ное движение автоматом вверх. За ним ступили еще двое вооруженных пар-
ней. Люди подошли вплотную. А в задних рядах вдруг стихийно покатился
гортанный крик, его подхватили, жуткий рев, проклятия, кулаки, поднятые
над трясущимися головами...
Визитеры, изо всех сил сохраняя достоинство, залезли по стремянке на
борт, летчик резким движением задраил дверь. Центральная власть "отдала
концы".
Вертолет раскрутил серую пыль, как бы в отместку ослепив толпу, и,
набирая обороты, ушел в сторону Тбилиси.
Федоины вернулись в отдел полиции. В этом городе все знали друг дру-
га. И молодым армянским парням, надевшим форму грузинской полиции, от-
нюдь не хотелось защищать "кровавую семью". Против вооруженного народа
не попрешь. Тем более все свои. Договорились, что выдадут только Алика
Гогуряна.
...Следы наручников на запястьях, подбитый глаз и распухшее ухо - это
было еще не самое страшное.
Дверь камеры открылась - с грохотом ударилась в стену. Бородачи с ав-
томатами ворвались, схватили Алика под руки, поволокли к выходу. А там
перед зданием - ревущая толпа. Ашот на коленях, с разбитым лицом. Рядом
- Ася...
"Народ, народ казнить будет!"
С Алика сорвали одежду, последнее, что он мог осознанно воспринимать,
- отца убитой девочки. У него были такие страшные глаза, что у Алика
окоченела душа.
Потом была человеческая мясорубка: удары сыпались со всех сторон.
После чего под восторженный гул юного преступника кастрировали, отрезали
уши, нос...
Это был последний день, когда по всем законам надо было хоронить из-
маявшееся на земле маленькое тело. Пока шли последние приготовления к
похоронам, на главной площади Ахалкалаки с самого утра развивалось свое
жуткое действо. Еще недавно здесь на постаменте стоял памятник Ленину, к
которому в торжества регулярно возлагали цветы. В одночасье не стало ни
цветов, ни самого "божества". Армянская диаспора постановила сковырнуть
его за ненадобностью и в соответствии с историческим моментом. Остался
голый постамент. Теперь путь народу освещал фонарь на столбе. Кто-то
предложил затащить преступника на этот постамент и привязать к столбу.
Один из федоинов, передав автомат товарищу, вскарабкался наверх,
мальчишку вмиг подняли, бросили веревку. Бородач привязал Гогуряна к
столбу, скрутив руки сзади.
Бессмысленным взглядом Алик взирал на толпу, возможно, не слыша даже
истошных криков и проклятий в свой адрес. Перед экзекуцией его заставили
выкурить косяк с анашой. Так, в полной прострации, он простоял четыре
часа.
Весь город вышел хоронить несчастную девочку. В процессии шли одни
мужчины, а немногие женщины ждали на кладбище. Черный гроб покачивался
над черными от скорби лицами... В городе назревало что-то тягостное и
непредсказуемое.
Когда приблизилась похоронная процессия, Алика освободили от пут и
пинком сбросили вниз, потом привязали к автомобилю. Некоторое время он
плелся за толпой, покорно принимая многочисленные удары. Его тело было в
крови, лицо обезображено. Из одежды на нем остались лишь окровавленные
трусы. Но ни у одного человека он не вызывал сочувствия.
Далее процессия разделилась: убийцу повели к старой крепости, которая
возвышалась на горной круче. Там догорала легковая машина дяди Ашота. Ту
же участь готовили племяннику. Уже подтащили кучу досок, хвороста, на
которых собирались сжечь Гогуряна живьем. Наготове был и бензин. Распо-
ряжался Самвел. Кто-то плеснул из канистры, ярко вспыхнуло пламя. И
только сейчас приговоренный почувствовал боль, с диким криком рванулся,
побежал к обрыву. Но короткая автоматная очередь подрубила его.
И тут будто сама природа ужаснулась. Рванул крутой холодный ветер,
погнал тучи тополиного пуха, будто снег среди лета. Небо почернело, уда-
рил гром, а потом хлынул все смывающий ливень.
Федоины все же завершили задуманное: оттащили труп на доски и подожг-
ли. Обугленное тело глухой ночью забрали родственники из деревни Белиски
в нескольких километрах от города.
Наутро многие ужаснулись, и пошел тихий разговор: теперь старая кре-
пость будет проклятым местом. А другие твердили: это будет святое место!
Надолго запомнится, и другим подонкам неповадно будет.
У нового времени - новые нравы. Правосудие упрощается и становится
первобытным, когда, "прав" или "виновен", решает толпа. Где нет закон-
ности, правит беззаконие. Лишь немногие осторожно возмущались: "Ведь
растерзали с не меньшим изуверством, чем была убита девочка. Надо было
по-людски: пулю в лоб - и закопать!"
Когда страсти притихли, пошел в народе разговор, что главным виновни-
ком и организатором похищения был кто-то из старших Гогурянов, а
мальчишку просто подставили. Убедили, что ему, как несовершеннолетнему,
ничего не будет. Ашота и Асю Гогурянов увезли в Тбилиси, осудили и с тех
пор их не видели. 13-летнего Сурена забрал кто-то из родственников. А
вскоре во время грозы вспыхнул и сгорел дотла их пустующий дом. Никто не
стал его тушить.
...Началась же эта дикая история с зависти к богатому соседу: прес-
тупная семья жила как раз напротив его дома.
А ведь говорили про них: как эти соседи дружны!
СМЕРТНИКИ
СИЗО N 1 в Брянске - тюрьма, которой уже более 200 лет. Внутренние
казематы, коридоры, низкие потолки, округлые своды, тяжелые двери, креп-
кие решетки - все так похоже на знаменитую Бутырку. Тюрьма так стара,
что никакой ремонт ее не спасет: от миазмов, испарений арестантских тел
она насквозь прогнила. Под ней близко идут грунтовые воды. Одна из внут-
ренних стен треснула, и холодный воздух задувает в камеры. Здесь есть
своя достопримечательность: "чкаловская" камера - N 17. По преданию зна-
менитый летчик Валерий Чкалов сидел здесь, будучи арестованным на 15 су-
ток за одно из своих воздушных хулиганств: пролетал под линией электро-
передач. С тех самых времен и передается история той отсидки. Сидеть в
этой камере почетно.
Но есть здесь и другие камеры, с которыми связаны исключительно жут-
кие истории, которые могли бы пойти в основу для триллеров. Это - камеры
смертников. Здесь двойные двери, с несколькими замками и сигнализацией,
вторая представляет собой стальную решетку с отдельным замком. Сидят
здесь по двое. Когда камеру открывают, сигнал тут же поступает на пульт
дежурного по тюрьме. Присутствуют при этом не менее трех охранников с
дубинками, один из которых держит на поводке огромную кавказскую овчарку
- порода, у которой уже от рождения заложен инстинкт стеречь стада на
пастбищах. Здесь небольшая разница: вместо животных - люди, иные из ко-
торых, впрочем, пострашнее диких зверей. Овчарка натаскана на запах зе-
ка. Когда двери открывают, заключенных выводят только в наручниках. Для
этого существует специальная процедура: смертнику приказывают просунуть
сквозь стальные прутья руки, защелкивают их в положении за спиной. Лишь
