снимаю это обвинение, - быстро сказал Йонингу.
- Я признаю, что смерть воина Джангиуки была случайна, светлейший, -
сказал Имперканни. - Если бы вы хотели его убить, не думаю, что вы пустили
бы в дело кулак.
Нанджи вскинул удивленный взгляд.
Катанджи опять ткнул его в спину, но Нанджи не обратил на него внимания.
Уолли посмотрел на Хонакуру. Старик уже открыл глаза, но дышал хрипло и
тяжело и не обращал на происходящее никакого внимания. На него надежды нет.
- Воля Богини важнее, чем сутры! - сказал Уолли. Дело оборачивалось не в
его пользу. Ему нужны свидетели! Помог бы Конингу - он все знал. Или Бриу.
Но Уолли понимал, что заседание суда не перенесут в храм. Имперканни уже
начала надоедать эта тяжба.
- Да, - согласились судьи, - мы клянемся исполнять волю Богини и отдаем
ей превосходство перед сутрами. Но кто может определить Ее волю? Следует
признать, что сутры - это заповеди Богини, и только в том случае, если
существует явное доказательство обратного... если произойдет чудо... Ваш меч
удивителен, светлейший Шонсу, но это еще не дает вам права совершать любую
жестокость. Здесь - восемь мертвых тел. Что еще вы можете сказать в свое
оправдание?
А что еще говорить? Его выслушали, - возможно, человеку ниже рангом не
предоставили бы даже этой возможности. Боги его наказывают. Он убил
Джангиуки, а потом Второго, который спасался бегством. Возможно, его накажут
не за это, но преступления все равно совершены. Нанджи правильно поступил -
надо просто признать свою вину.
В случае неудачи наказание - смерть. Обезглавливание - это быстро и
безболезненно. Могло быть и хуже.
- Светлейший! - пискнул Катанджи, побледнев от ужаса. Меч совсем съехал у
него на сторону. От такой наглости лицо у Имперканни потемнело. Четвертый
протянул руку, чтобы схватить дерзкого мальчишку.
- СПРОСИТЕ СВЕТЛЕЙШЕГО ШОНСУ, ПОЧЕМУ У НЕГО МОКРАЯ ЮБКА! - закричал
Катанджи, когда его уже тащили.
- Подожди! - рявкнул Имперканни Четвертому. - Что ты сказал, начинающий?
Четвертый вернул Катанджи в вертикальное положение и убрал руку.
- Светлейший, спросите у светлейшего Шонсу, почему у него мокрая юбка. -
Катанджи слабо улыбнулся и потер ушибленное плечо.
Имперканни, Йонингу и Нанджи посмотрели на юбку и ботинки Уолли.
Великолепно! Значит, Уолли к тому же нарушил какое-то табу, но этого не
заметил никто, кроме сообразительного малыша. За такое, возможно, полагается
мучительная смерть, может быть, его посадят на раскаленное железо. Ну
спасибо, Катанджи!
Йонингу вскочил и пошел к воде, перепрыгнув по дороге через тело
Трасингджи.
Имперканни не спускал с Уолли глаз, и в странной, невеселой улыбке
обнажились его зубы.
Нанджи тоже смотрел на него блестящими глазами.
Но под слоем грязи, дорожной пыли, под пятнами угля и крови... подо всем
этим появилась его знакомая улыбка. Восхищение героем, десять баллов. Что же
здесь, черт возьми, происходит?
Вскоре Йонингу вернулся. Он был совсем бледный. Заняв свое место, он
твердо сказал:
- Наставник, я хотел бы снять со светлейшего Шонсу все обвинения.
- Вот как? - отозвался Имперканни. - Да, я думаю, вы правы. Светлейший
Шонсу, не будете ли вы столь любезны и не разрешите ли моему подопечному
снять обвинения? - Его улыбка стала очень дружелюбной.
Так вот как это делается? Уолли вспомнился целитель из тюрьмы, Иннулари.
Он умер, потому что не сумел спасти своего пациента. Йонингу, значит, не
столько прокурор, сколько истец, и если суд решит, что он выдвинул
необоснованные обвинения, он понесет наказание - благодаря такой постановке
дел исключается легкомысленное отношение к судопроизводству, а также
чрезмерный рост числа юристов. Не то чтобы Уолли нужен раб, но настоящий
Шестой - это хорошая поддержка, значит, у него появляется возможность
извлечь из всего этого для себя выгоду...
Тут он заметил, что при виде его задумчивости улыбка Имперканни погасла.
Теперь, окружают опущенные головы, сжатые кулаки и прищуренные глаза. Что бы
там ни говорилось в законах, Йонингу здесь не один. И если Уолли вздумается
потребовать своей доли, то ему придется сразиться со всеми, кто здесь есть,
начиная с самого Имперканни и заканчивая самым младшим учеником.
- С мастера Нанджи обвинение также снимается? - спросил Уолли, так ничего
и не понимая.
Имперканни облегченно вздохнул и опять заулыбался.
- Конечно, светлейший.
Он долгую минуту смотрел на юношу, а когда опять повернулся к Уолли, его
улыбка говорила, что Нанджи он видит насквозь. Он привык командовать людьми.
В Нанджи он видел сомнения, присущие юному возрасту, а также поклонение
перед силой, которое со временем пройдет, и тогда мужество, настойчивость и
честность засияют еще ярче.
- Как вы и сказали, светлейший, то, что здесь случилось, - это не вопрос
чести, а настоящая битва. Мастера Нанджи можно поздравить с хорошим началом.
Он правильно поступил, придя вам на помощь. Его честь безупречна, его
мужество не подвергается сомнению, как и ваше, светлейший.
Нанджи открыл от удивления рот, заикаясь, поблагодарил Седьмого,
расправил плечи и улыбнулся Уолли.
Имперканни поднялся, за ним все остальные.
- Мне бы очень хотелось, чтобы он присоединился к моему войску, но я
полагаю, он опять станет вашим подопечным, светлейший? - спросил он, и его
янтарные глаза блеснули.
- Если он согласится, чтобы я опять стал его наставником, - сказал Уолли,
- я почту это за честь.
На перепачканном лице Нанджи появилось выражение недоумения и восторга.
- Светлейший! Вы согласитесь принять мою клятву после того, как я на вас
донес? - Тыква Золушки опять превратилась в карету со всеми вытекающими
отсюда последствиями.
- Ты должен был так поступить, - ответил Уолли. - Если бы ты не выполнил
своего долга, ты был бы мне не нужен. - В любой момент Алису можно увести из
Страны чудес.
Йонингу с улыбкой следил за всем происходящим, и от этой улыбки его лицо
еще больше искривилось. Имперканни и он не расставались уже много времени и,
возможно, без труда угадывали мысли друг друга. Подмигнув Уолли, он сказал:
- Можете не сомневаться, светлейший, первый же сказитель, который нам
встретится, сразу узнает о том, как Шонсу и Нанджи в смертельном поединке
победили десятерых воинов. Нанджи совсем забыл про славу. Рот у него
открылся, но оттуда вырвался только стон. Вот и хрустальный башмачок - с ним
одним Золушка может вполне счастливо прожить всю оставшуюся жизнь.
- Не Шонсу и Нанджи, - торжественно заявил Уолли, - а Нанджи и Шонсу.
Это он начал.
Джа улыбнулась ему. Зорька спала. Даже старик чувствовал себя лучше: он
уже выпрямился и теперь слушал. Катанджи... Катанджи смотрел на Уолли
совершенно растерянно. Похоже, кроме него, никто не знает, что Уолли не
может понять, почему его оправдали.
- Знаете, светлейший, - задумчиво сказал Имперканни, - я не беру на себя
смелость давать вам советы... но мне кажется, в вашем случае можно вспомнить
и тысяча сто сорок четвертую сутру.
Старшие любили упоминать в присутствии младших неизвестные им сутры так
делали все. Йонингу нахмурился, потому что, как правило, Шестые в этой игре
на стороне победителя. Нанджи с растерянным видом закусил губу. Тысяча сто
сорок четвертая? Последняя? Может быть, Имперканни хочет проверить Уолли?
Уолли сосредоточился, и вспышка радости разогнала и чувство вины, и
усталость, которые так давно его преследовали. Боги к нему благосклонны. То,
что случилось, - не испытание, испытания бы он не выдержал, это урок, и урок
пошел на пользу. Он вовсе не неудачник, он все еще избранник Богини.
Облегчение его было столь же велико, как и радость Нанджи.
- Конечно! Почему бы и нет? Отличная мысль, светлейший Имперканни! Он
закинул голову и разразился потусторонним смехом Шонсу, от которого ласточки
взмыли в воздух, который напугал лошадей и мулов на лугу, разбудил малыша и
гремел над мертвыми телами, как колокол в храме.
ПОБЕДА!
ЧЕТВЕРТАЯ КЛЯТВА
Счастлив тот, кто спас жизнь соратника, но если двое спасают жизнь друг
другу, они благословенны. Только они могут принести эту клятву, и она станет
для них главной и нерушимой.
Я - твой брат,
Моя жизнь - это твоя жизнь.
Твоя радость - моя.
Моя честь - это твоя честь,
Твой гнев - мой гнев. Мои друзья - твои друзья,
Твои враги - враги и мне.
Мои тайны - это твои тайны,
Когда ты клянешься, я повторяю твои слова.
Мое богатство - твое богатство,
Ты - мой брат.
Глава 7
Заходящее солнце было похоже на каплю крови, которая впитывается в песок.
На грудь Уолли падал кровавый луч, как будто обвиняя его в чем-то.
Имперканни предложил светлейшему переночевать здесь, а утром продолжить свое
путешествие. Но несмотря на праздничное настроение, Уолли ничего не хотелось
так сильно, как поскорее убраться отсюда; подальше от этой бойни, подальше
от острова. Куда угодно.
Уолли повернулся к хозяину лодки, который все это время безропотно
просидел на полу.
- Есть ли у вас какие-нибудь ограничения, касающиеся переправы в ночное
время, капитан?
- Если на борту будете вы, то никаких, - подобострастно пробормотал тот.
Значит, то, что здесь произошло, оказало действие и на моряков.
Подозрительность и враждебность исчезли. Светлейшему Шонсу и храброму
мастеру Нанджи представили всех свободных воинов, которые робко поздравляли
героев с их удивительным ратным подвигом. Улыбка, похоже, навсегда застыла
на лице Нанджи.
Имперканни включил в работу все свое деятельное войско. В лодку отнесли
еду и соломенные подстилки, тела собрали, лошадей накормили. Один Третий,
посмеиваясь, принес Виксини поесть и протянул старику стакан вина, что
вызвало великолепные перемены.
- А мы останемся ночевать здесь, - сказал Имперканни. И посмотрел на
погонщика. - Ты можешь устроиться где-нибудь в стойле. Утром нам понадобятся
твои мулы. Правда, не все.
У погонщика был такой вид, как будто ему сообщили нечто ужасное. Его
крысиные глазки с мольбой обратились к Уолли. Сначала Уолли не мог понять, в
чем дело, а потом засмеялся.
- Я думаю, светлейший, если он не вернется, его там потеряют, сказал он.
- И пойдут искать. Я правильно говорю?
Тот важно кивнул.
- Моя жена пойдет, светлейший.
А найдет она не мулов, не мужа, а целое состояние, которое лежит в
конюшне.
- Я уверен, светлейший Имперканни, что ваши люди вполне справятся с
мулами? Оставьте себе все необходимое и отпустите этого человека. Он мне
очень помог. Белогривый воин удивленно поднял свои брови цвета соли с перцем
и, желая сделать приятное светлейшему Шонсу, согласился. Уолли это развлекло
- даже кровавые убийцы могут быть хорошими ребятами.
Не сговариваясь, двое Седьмых отправились на прогулку по берегу, желая
побеседовать наедине.
- Вы понимаете, что Богиня привела вас сюда, чтобы сделать правителем? -
спросил Уолли. - Не успеете вы и с коня сойти, а жрецы уже вас назначат на
эту должность.
Его собеседник кивнул.
- Не могу не признать, что идея заманчива, - ответил он. - В последнее
время мы с Йонингу много говорили о том, что пора найти каменные ножны.
Кажется, я старею. Почитание уже приносит нам больше радости, чем бой. - Он
замолчал. - Ее рука уже не однажды вела нас, и всякий раз для наших мечей
находилось благородное дело. Но в Ханне все было иначе; мы так ничего и не
нашли. А потом Йонингу настоял на этом путешествии. Он хотел разузнать
что-нибудь об отце... И вот мы здесь. Он усмехнулся весело и чуть
снисходительно. - Мы ступили на пристань, услышали звон мечей, и я подумал,
