- В этом домике обычно останавливаются паломники, - пояснил Хонакура.
- Где это?
- Сразу за городом.
- А что это за город? - голос его звучал все глуше, в нем таилась
опасность.
- Город у храма, светлейший, - терпеливо отвечал жрец. - Храм Богини
в Ханне.
- Ханн? Благодарю вас, - кивнул воин. - Никогда раньше об этом не
слышал. Какой... Где... - он взревел от бессилия, а потом резко выпалил: -
На какой большой части суши, окруженной соленой водой, мы находимся? -
Казалось, он сам удивлен не меньше, чем они.
- Соленой водой? - повторил Хонакура. Он взглянул на Джа, как будто
надеясь получить у нее помощь. - Мы сейчас на острове, светлейший. Он
лежит между Рекой и ее маленьким рукавом, но вода здесь не соленая. Рукав
не имеет имени, но иногда его называют Рекой Судилища, - быстро добавил
он, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы.
- А как называется большая река?
- Просто Река. - В голосе старика послышалось отчаяние. - Другой нет,
поэтому зачем ей имя? - Он замолчал, а потом добавил: - Река - это Богиня,
а Богиня - это Река.
- Вот как? - Воин в раздумье потер подбородок. - А какой сегодня
день? - спросил он.
- Сегодня День Наставников, светлейший, - ответил жрец. Увидев, как
смотрит на него воин, он нахмурился и резко произнес: - Третий день
двадцать второй недели года двадцать семь тысяч триста пятьдесят пятого от
основания храма.
Воин застонал, а затем вновь воцарилось долгое молчание.
Светлое пятно на стене исчезло, и в домике стало темнее. Воин
поднялся, подошел к окну и, опершись локтями о подоконник, стал смотреть
на дорогу. Его огромное тело загородило и без того слабый свет. Через
шторы, закрывающие вход, Джа могла различить очертания прохожих -
работники шли домой с полей, рабыни - такие же, как и она сама, вели
паломников в домики. Проехал всадник, и воин, выругавшись, отпрянул от
окна.
Он прижался спиной к стене между окном и дверью, так что его лицо
скрылось в тени, сложил руки на груди - у большинства мужчин такие ноги,
как у него руки, - и опять обратился к жрецу.
- Очень интересная сказка. - Его глухой голос звучал совсем тихо. -
Есть только одна маленькая неувязка - я не воин. Я не знаю даже, как взять
меч в руки.
- Светлейший, - взмолился Хонакура, - вас все еще беспокоят
последствия изгнания демона и удара по голове. Я пришлю к вам целителя...
Вы отдохнете еще несколько дней, и потом ваши силы восстановятся.
- Или я умру, вы сами так сказали.
- Да, это так, - отозвался старик печально, - сейчас опасность
возросла, ибо если правитель застанет вас больным, он несомненно вызовет
вас на поединок. Это - его последняя надежда.
- Нет, все не так, - глухой голос звучал все с той же непривычной
мягкостью. - Я объясню. Вы не существуете, светлейший - я правильно
говорю? - священный Хонакура. И ты, прекрасная Джа, как ни жаль, тоже не
существуешь. Вы оба - порождения больного рассудка. На самом деле я Вэлли
Смит. Я болен. У меня... о черт! Опять забыл! У меня в мозгу насекомое...
Он посмотрел на их лица и разразился громким низким смехом.
- Не то говорю, да? Жук? Это тоже маленькое насекомое, да? Какое-то
насекомое меня укусило, и началось воспаление мозга. Я много спал, и у
меня были странные... сны. - Он опять в раздумье потер подбородок. - Мне
кажется, что имя "Шонсу" в них звучало. Во всяком случае, я был очень
болен. Вот поэтому вы и не существуете. Я все это придумал.
Посмотрев на жреца, он нахмурился.
- Видимо, я не выживу, потому что прилетела моя сестра, она прилетела
из... Ну ладно, не будем об этом!
- Светлейший, вы ударились головой, - произнес Хонакура тактично. -
Повреждения головы так же, как и воспаление мозга, могут вызвать странные
сны и даже дать дорогу младшим демонам. Утром можно будет провести еще
одно изгнание.
- Утром, - сказал воин, - я проснусь в.. доме исцеления. Или, может
быть, уже умру. Я очень болен. Но изгнаний больше не надо. И дуэлей. И
воинов.
Наступило долгое молчание.
- Интересно. - Жрец вытер губы. - Когда я был еще мальчишкой,
примерно две жизни назад.. Пришел воин, он искал новобранца. Конечно, все
мальчишки хотели принести воинскую клятву, - он усмехнулся. - Поэтому он
устроил нам испытание. Вы знаете, какое это было испытание, светлейший?
- Нет, - мрачно отрезал воин.
- Он заставил нас ловить мух.
- Мух? Мечом?
Старик опять усмехнулся и посмотрел на Джа.
- Рукой, светлейший. Мало кто может поймать муху рукой Но вы это
делаете - вы ловите их не глядя.
Теперь и воин слегка усмехнулся, но по-прежнему остался мрачным.
- Тогда как вы, священный Хонакура, приманиваете их своими речами.
Давайте поговорим обо всем этом завтра - если вы не исчезнете.
Жрец поднялся - казалось, он еще больше постарел и сморщился,
поклонился, пробормотал официальные слова прощания, вышел, раздвинув
шторы, и отправился вниз по склону.
А Джа осталась наедине с воином.
4
- Мухи! - фыркнул он. - Джа, есть хочешь?
Она умирала от голода. Она не ела весь день.
- Я могу принести еду из кухни, светлейший. Она не очень хороша для
такого как вы, светлейший.
Он подхватил корзину и поставил ее на кровать, куда еще падал свет.
- Думаю, это то, что нужно, - сказал он. - Да! - С возгласами
изумления он стал вынимать и ставить на шаткий столик завернутые в полотно
большие серебряные блюда. - Да тут целое состояние! Если на нас нападут
разбойники, мы будем швырять в них вот этим, точно? Ложек и вилок хватит
на целую банду. Ты сможешь отбиваться от разбойников вилкой, пока я сбегаю
за подмогой?
Она смутилась и не знала, что сказать. Ей следовало накрывать для
него на стол, а не наоборот, но никогда раньше она не видела таких блюд и
не слышала таких ароматов, как те, что наполняли сейчас домик. И он задал
какой-то вопрос - кажется, пошутил, а с шутками рабу всегда трудно.
- Я попытаюсь, светлейший, но только если вы поторопитесь.
Седьмой улыбнулся, и в темноте сверкнули его белые зубы.
- Вот свеча, - сказал он. - Ты сможешь ее зажечь? Я - нет.
Достав с полки кремень, она зажгла свечу, и по столу заплясали
отблески пламени.
- Ужин при свечах для двоих, - сказал он. - Прошу прощения за наряд.
Ну, садись и рассказывай, что мы будем делать.
- Светлейший, - она пыталась возразить. Ей нельзя садиться за стол со
свободным человеком.
Он стоял у стола, держа в руках бутылку, его лицо и вся фигура
выступали из темноты, освещенные снизу неверным пламенем свечи.
- Когда твоя хозяйка, эта, как ее... Кикарани? Когда она давала тебе
указания, она сказала, что ты должна делать, когда я проснусь?
- Да, светлейший, - Джа опустила глаза.
- И что же? - в его голосе не было ни угрозы, ни гнева, а только
веселье.
- Я должна делать все, что вы скажете, светлейший.
- Вот как? Все?
Она кивнула, не поднимая головы.
- Есть некоторые вещи, которые я не должна делать с паломниками,
светлейший, даже если они попросят. Но она сказала... Она сказала: "В этот
раз делай все что угодно, все, только смотри, чтобы он оставался там".
Воин громко кашлянул.
- Отлично. Так вот мои приказания. Во-первых, прекрати эти китайские
церемонии и зови меня Вэлли. Во-вторых, забудь, что ты рабыня, и думай,
что ты - прекрасная благородная дама. Мне кажется, что у всех воинов с
семью мечами есть своя прекрасная дама - где-нибудь дома, в замке?
- Я не знаю, све... - на лбу у нее выступили капли пота, но она
сумела произнести это: - Вэлли.
- Я тоже, - сказал он. - Но давай представим, что я - великий воин, а
ты - прекрасная леди. Ну-с, как вам нравится это вино, леди Джа?
Никогда раньше она не пробовала вина Никогда она не ела из серебряных
блюд. Никогда она не сидела за одним столом с господином. Но она была
голодна, а еда была такой вкусной, она никогда не ела ничего лучше - мясо
в соусе, нежные овощи, мягкий белый хлеб, - обо всем этом она знала только
понаслышке.
Говорил в основном он, понимая, видимо, что ей тяжело и что вести
беседу она не умеет.
- Знаешь, ты очень красивая, - сказал он. - Тебе надо носить длинные
волосы. Впрочем, климат тут жаркий, понимаю... Ты прачка? Да, судя по
рукам...
- Черный - это не твой цвет, - заявил он некоторое время спустя. - Я
уже представил, какая ты будешь во всей красе, но тебе нужно еще длинное
голубое платье... без рукавов, из сияющего бледно-голубого шелка, с
глубоким вырезом и облегающее... Ты будешь как богиня...
- Вино неплохое, да? А это, похоже, фруктовый пирог на десерт. Где-то
здесь были сливки. А, вот и пирожное! Ешь, так много всего...
Конечно, такое возможно только во сне, сидеть вот так в полутьме,
когда пламя свечи играет на серебре и освещает благородного господина,
который ей улыбается, слегка поддразнивая. Не какой-нибудь каменотес
третьего ранга, у которого руки жесткие, как терка, и который пришел сюда,
чтобы Богиня излечила его кашель, и не беззубый седой пастух из Четвертых,
который хочет, чтобы его трава разрослась бурно, а большой и красивый
молодой господин, он улыбается, показывая белые зубы, и подмигивает ей.
Такое возможно только во сне.
И она ему не безразлична. Она знала мужчин - в его взгляде светился
мужской интерес, и впервые ей это нравилось. Она всегда изо всех сил
старалась быть хорошей рабыней, загладить вину перед Богиней,
добросовестно выполняя свой долг, но это не всегда получалось. Сегодня,
думала она, это будет совсем просто, хотя странно, что он все еще даже не
прикоснулся к ней.
Наконец они закончили ужин. От вина у нее кружилась голова. Теперь,
несомненно, он отдаст ей все обычные приказания. Она ожидала их, полная
неведомого раньше возбуждения, но он ничего не говорил. Он просто сидел,
держа в руках кубок и печально глядя на мошек, вьющихся вокруг пламени
свечи.
Потом он вспомнил о ней.
- Мы могли бы потанцевать, - сказал он, отбросив свои печальные
мысли. - Если бы можно было представить себе музыкантов! Ты умеешь
танцевать, Джа?
- Я не знаю, как... светлейший Вэлли, - она покачала головой. - Я
немного пою, - быстро добавила она, то ли потому, что боялась разочаровать
его, то ли потому, что вино уже зашумело в ее голове.
Ему это понравилось.
- Тогда спой мне песню.
И еще более поспешно она принялась петь песню рабов.
Тихий, дальний слышу голос
И во сне, и наяву
Из глубин прошедшей жизни
Иль из той, что проживу...
Призовет меня Богиня -
Я рванусь во тьму веков
В новом облике отныне
Жить свободным, без оков!
Он попросил ее спеть еще раз и стал внимательно вслушиваться в слова.
- Так вот как ты это объясняешь, - сказал он. - Значит, Шонсу жил в
одном мире, а Вэлли Смит - в другом, но оба они - один и тот же человек.
Одна душа. А потом что-то вдруг перепуталось?
- Говорят, что сны - именно это, све... Вэлли, - она с досадой
тряхнула головой. - Наша другая жизнь.
Он не отмахнулся от ее слов как от пустой болтовни, а глубоко
задумался.
- Перевоплощения? Понятно, почему тебе нравится такой взгляд на вещи.
Но ведь нет сомнения в том, что, рождаясь, человек входит в мир, а умирая,
покидает его? - он улыбнулся, но как будто с усилием. - Я - новорожденный
младенец, Джа. Каким я буду, когда вырасту?
