Яков стал близко от обрыва, придерживаясь за куст кедрового стланика.
Гудел ветер - здесь всегда гудит ветер. Внизу плыли лохматые, как дым
облачки. Они цеплялись за вершины кедров и, казалось, что гора дымится.
Солнце было очень ярким - слепило до боли в глазах, а проплывавшая тучка -
неестественно синей.
- Вон югорские городища, - показал Яков.
Голубоватые горбы гор сливались с небом. Внизу, как дорога меж скал и
леса, виляла река. Далеко на север, где черный лес становился синим, были
видны дымки.
Яков улыбался.
- Земли сколько.
Он снял лохматую собачью шапку, подставив ветру лицо. Вырвал серьгу
из уха, медленно размахнулся и бросил ее, как камешек, в солнце. Она
сверкнула над пропастью, и Савка подался за ней. У него тряслись коленки.
- Ого-го! - хрипло кричал Яков и хохотал.
- Не пойму тебя, атаман. Чудишь... - сказал Савка.
- Тоскливо, если не чудить.
Савка смотрел на спину Якова и чувствовал, как надуваются на шее
жилы. Он ненавидел Якова люто и страшно. Баловень. Савка ползет к
богатству, обтирает ногти. А тот швыряет золотом и хохочет. Толкнуть
сейчас... Да, самое время исполнить боярский наказ.
Потными и тяжелыми стали руки.
- Вольно здесь, - сказал Яков.
- Вольно, - беззвучно шепнули посиневшие Савкины губы.
Он вытянул руку и толкнул в широкую спину. Дрогнула рука, не силен
был толчок.
Яков, качнувшись, шагнул вперед и упал на спину, вдавив локти в снег.
Ноги висели над краем снежного карниза.
- Держись!
Скачками бежал к обрыву Омеля. Карниз хрустнул и разошелся трещиной.
Яков сильней вдавливал в него локти.
Савка отступал, не помня себя. Видел, как упал Омеля, схватив Якова
за ворот. Карниз рухнул, и Яков повис над пропастью.
Савка бежал с горы, проваливаясь, падая, продираясь сквозь буреломы и
заросли. Бежал, не зная куда и зачем. Только бы дальше от своих, от Омели.
Он потерял шапку, разбил в кровь лицо.
Опамятовался он у реки. Стал жадно хватать пригоршнями снег и есть.
Потом упал на снег и застонал. Громко и отчаянно, как раненый зверь.
На том берегу тоже кто-то громко простонал.
Савка замер.
На другом берегу была серая, изъеденная трещинами скала.
Тихо.
- Наваждение! - ругнулся Савка.
"Ждение, дение, ение"... - повторилось на том берегу. Савка торопливо
и крадучись стал отходить от колдовского места. Он уходил к Югорскому
городищу.
7. В ЮГОРСКОМ ГОРОДИЩЕ
Крытый берестяной дом югорского князька с двумя крохотными оконцами
стоял отдельно от других, на широкой площадке, окруженной рвом.
На Савку бросились мохнатые лайки, но сопровождавшие его югорские
охотники отогнали палками злобных псов. У дома стояла старуха с круглыми
глазами, закутанная в меха, - шаманка Тайша. Она обошла Савку кругом,
пристально осматривая, и приказала войти.
В доме полутемно. На земляном полу выложен очаг из серых камней. В
нем тлеют уголья, из котла над очагом идет вкусный мясной парок. У Савки
дрогнули ноздри и он проглотил слюну.
У стены устлана рысьими шкурами невысокая лежанка. С нее поднялся
маленький старый князек с редкой бородкой и черными, как спелая смородина,
глазами. Разрисованная красными узорами куртка, пошитая мехом внутрь,
подхвачена серебряным пояском. На груди у князька ожерелья из серебряных
монет.
Савка поклонился князьку, коснувшись пальцами земли.
Шаманка Тайша присела на корточки у очага и смотрела на уголья.
У князька затряслись губы. Он что-то спросил Савку на непонятном
языке и, подумав, повторил, неуверенно выговаривая каждый слог:
- Кто ты?
- Прежде спроси - зачем пришел, - дерзко ответил Савка.
- Зачем пришел? - спросил князек.
- Как друг, - ответил Савка. - Идет к тебе войско новгородское, за
данью.
Князек обхватил голову и заметался:
- Ай-ай, беда идет.
Монеты у него на груди мягко звякали.
Савка струсил.
Уходили последние надежды. Он торопливо выпалил:
- Невелико войско-то. Полторы сотни топоров осталось. Да и
притомились люди - их теперь голыми руками взять можно. - Он вытянул свои
ручищи с узловатыми цепкими пальцами.
Князек остановился, что-то соображая. Недоверчиво глянул на Савку.
Тот загреб руками воздух, сжал кулак и придернул им:
- В мешок заманить и стянуть.
Князек покачал головой.
Шаманка резко вскочила и уставилась на Савку круглым черным глазом.
Он оробел, голова вжалась в плечи.
- Наши люди доверчивы, ежели с ним ласково...
Князек опустился на лежанку и долго смотрел так, медленно
покачиваясь. Шаманка ткнула Савку пальцем в грудь и захохотала:
- Не бей первых оленей - они приведут стадо.
У нее были редкие желтые зубы и темное, похожее на сморщенный гриб,
лицо.
Югры держали совет. Самые старые и достойные охотники пришли к очагу
князька.
- Вах привел Рыжего, - сказала Тайша. - Рыжий привел чужаков. Пусть
ответит Вах.
Вах пожевал губами.
У него были ясные глаза ребенка:
- У сохатого не бывает клыков. У Рыжего не было хитрости.
- Он не зажег сигнальный костер, - прищурился князек.
Вах не ответил.
- Рысь не дерется с медведем, - сказал самый старый охотник. У него
слезились глаза и тряслась голова. - Пусть возьмут свое и уходят.
- Они ограбят святилища! - закричала шаманка.
- Это так, - сказали старики.
А самый старый из них сказал:
- Крот не знает солнца, а гуси летят и видят всю землю. Страх не учит
быть сильным. Дайте пришельцам что они просят, но пусть расскажут они,
почему народы за стеною леса сильнее нас.
- Ты хочешь пустить волка к оленям? Они перебьют нас поодиночке и
сожгут городища, - зло насупился князек.
- Это так, - сказали старики.
А самый старый из них ответил:
- Не так. Пока мы будем жить, как медведи в берлоге, к нам будут
ходить охотники с рогатинами. Много веков назад югры были единым народом и
кочевали в степи, как вольные кони. Они никому не платили дани. Но
пастбища скудеют, и человеки мечтают о лучшем. Югры поклонялись солнцу и
пошли вслед за солнцем в страну, куда уходит оно ночевать. Они продирались
через леса и болота, а солнце все дальше и дальше уходило от них. За то,
что они дерзнули его догнать, леса разделили народ на малые племена. Мы
деремся друг с другом из-за лучших земель и боимся чужого глаза. Все
скопленные богатства кладем к ногам золотой женщины. А другие народы
ставят большие города, меняют друг у друга товары. Они, как юноши, растут
и мужают. А мы дряхлеем и старимся. Пусть идут с пришельцами в их земли
наши и учатся быть молодыми.
- К старости люди становятся детьми, - фыркнула шаманка Тайша. - Ты
хочешь нарушить заветы богов и предков? Они жестоко отомстят нам за
дерзость. Все будет так, как хотят они!
И старуха трижды ткнула пальцем на небо и горы.
...Новгородцев удивила странная тишина в городище. Они взломали
ворота.
Тепла была зола в очагах, лабазы были распахнуты и пусты. Возле домов
валялся нехитрый скарб. Югры ушли.
Ушкуйники метались из дома в дом - поживиться здесь было нечем.
Кто-то ободрал со стены рысью шкуру, кто-то нашел связку мороженной рыбы,
бронзовые подвески и пояс. Из-за поношенной меховой малицы завязалась
драка.
Из-за частокола испуганно выглядывало оранжевое солнце. По багровому
снегу и стенам легли резкие тени.
Яков с недоумением осматривал низкие, похожие на длинные землянки,
дома. В каждом, наверное, человек по сорок живут. И это хваленая Югра, о
богатствах которой складываются легенды? Куда же они пользуют серебро и
меха, ежели даже поселения их похожи на бедные новгородские деревни?
Рыжего Ждана положили у очага, раздув огонь. Над ним хлопотал Зашиба.
Ждан крякал, от боли и дрожал. У него было разбито плечо и смяты ребра.
- Что замышляет югра? - спросил Яков.
Ждан отвернулся. Яков подсел к нему.
Час назад Рыжий рассказывал ему о братьях Помоздиных. Ждан их не
видел и не знает. Только слышал, будто ушли они за Каменный пояс -
сказывают югры, что есть там счастливая земля, где люди не знают вражды.
- Зачем вы пришли сюда с бедой? - заговорил Ждан, пытаясь
приподняться. У него клокотало в горле. - С бедой и колчанами, полными
стрел? Незнаемый народ - все равно как не человеки, нет к нему жалости. А
ты приглядись к нему, узнай, пойми. Югру обступают леса и горы, из болот
выходит гнус, с Полунощного моря и летом налетают вьюги. Здесь всего
вдоволь - зверя, рыбы и птицы. У Югры не хватает сил раздвигать лес, нет
умения делать землю кормилицей, добывать железо и медь...
В слюдяном оконце метнулся алый отсвет - кто-то с досады запалил дом.
У Якова раздулись ноздри - разгулялась вольница! Он вдруг понял, что
уже не в силах ее унять, не в силах сдерживать больше людей. Он
почувствовал усталость. Все стало безразличным. И югорские соболя, и дом -
все на свете. Словно пришел он не туда, куда так стремился.
- Останови стрелу на полете, - усмехнулся он Ждану. И выбежал из
дому.
Пламя расползалось по углу дома, шипело, облизывая снег на низкой
крыше.
Яков приказал выступать. Отозвал в сторону Зашибу.
- Коли со мной что случится - на тебе все заботы. Сохрани людей.
Обратный путь будет еще тяжелее.
- С чего приуныл, атаман?
- Так. Повитуха мне нагадала когда-то греть костями мерзлые камни
чужой земли.
Яков был мрачен, подавлен.
Дым пожарища стелился низко по зубьям частокола, скрывая оранжевое
солнце.
Второе городище тоже нашли покинутым. Заночевали, к полудню подошли к
третьему.
Оно стояло на крутом холме в изгибе реки.
Дважды пытались взять городище приступом, но круты были склоны, высок
частокол, Югры защищались отчаянно, их тяжелые медвежьи стрелы с медными
наконечниками пробивали щиты из толстой кожи и дерева. Новгородцы отошли,
потеряв полтора десятка ратников. Похоронили их в мерзлой земле, насыпав
высокий снежный курган.
Яков, еле сдерживая ярость, повелел обложить городище, чтобы взять
югру измором и голодом. Часть людей отослал зорить мелкие охотницкие
становища, чтоб добыть мяса и рыбы. На случай долгой осады стали готовить
землянки и крытые шкурами шалаши.
Минула неделя, другая. Ночами над частоколом колыхались факелы - югры
были готовы и к ночному штурму. Тоска и уныние поселились среди
новгородцев. Гасли надежды на возы серебра и мехов, неодолимым казался
теперь и путь к дому.
Рыжий Ждан чуть оправился, мог уже ползать, волоча по снегу
омертвевшие, неживые ноги. Яков выспрашивал его о здешнем народе,
перебирая бронзовые югорские украшения и бляшки. Затейливой искусной
работы были эти бляшки, изображавшие зверей и человека. Вот степной орел,
терзающий медведя. Вот женщина с младенцем во чреве - она стоит на бобре,
над нею распластала крылья птица, а по бокам двое юношей с лосиными
головами.
- Югры читают по этим бляшкам свои предания, как мы по книгам. Они
верят, что у человека четыре души. Одна после смерти живет под землей,
другая становится духом леса, третья обращается в птицу, - объяснил рыжий
Ждан. - Но самая главная - четвертая, сонная, или вещая, душа. Она
покидает нас во сне и витает в краю предков или в этом мире. Если она
заблудится, человек уже не проснется.
Сердился Ждан, если Яков подшучивал над югорской верой.
- Всяк народ по жизни избирает себе богов. Югры зря зверя не тронут,
потому что каждый зверь священен. Медведь, к примеру, был сыном верховного
бога Нуми-Торума и жил на небе. Но выпросился он у отца на землю. Пятки у
