опубликованная в середине прошлого века в Курской губернии
писательницей Н.С.Кохановской, эта страшная песня повергла в
шок читательскую публику, а развернувшаяся полемика обнаружила
среди прочего достаточную распространенность каннибалистского
текста в разных областях России. В песне беспристрастно
рассказывается про то, как жена вместе с подружками съела
собственного мужа да еще попотчевала страшным угощением мужнину
сестру, подзадоривая ее загадками:
Я из рук, из ног коровать смощу,
Из буйной головы яндову скую,
Из глаз его я чару солью,
Из мяса его пирогов напеку,
А из сала его я свечей налью.
Созову я беседу подружек своих,
Я подружек своих и сестрицу его,
Загадаю загадку неотгадливую.
Ой, и что таково:
На милом я сижу,
На милова гляжу,
Я милым подношу,
Милым подчеваю,
Аи мил пер'до мной,
Что свечою горит?
Никто той загадки не отгадывает.
Отгадала загадку подружка одна,
Подружка одна, то сестрица его:
-- "А я тебе, братец, говаривала:
Не ходи, братец, поздным-поздно,
Поздным-поздно, поздно вечером".
Никто не сомневался в глубокой архаичности женских
причитаний, но никто не мог толком объяснить их истинного
смысла. Крупнейший русский философ и поэт Алексей Степанович
Хомяков (1804 -- 1860), посвятивший данному вопросу
специальную заметку, уловил в русской песне древнюю
космогоническую тайнопись по аналогии с древнеегипетскими,
древнеиндийскими и древнескандинавскими мифами. Более того, он
назвал странную песню "Голубиной книгой в ее окончании". Чем же
руководствовался Хомяков и каков ход его рассуждений?
Мыслитель-славянофил напоминает, что северная мифология и
космогония строила мир из разрушенного образа человеческого --
из частей великана Имира, растерзанного детьми Первобога Бора.
В восточных мифологиях и космогониях Вселенная также строилась
из мужского или женского исполинского образа -- в зависимости
от того, кто был убийца-строитель -- мужское Божество или
женское. В ходе дальнейшего космогонического процесса кости
поверженного великана делались горами, тело -- землею, кровь --
морями, глаза -- светоносными чашами, месяцем и солнцем. В
соответствии с канонами и традициями мифологической школы в
фольклористике, Хомяков делает предположение, что та же схема
действовала и в славяно-русской мифологии, что получило
отражение и в Голубиной книге и "людоедской песне" (последняя
-- один из осколков древней мифологии, который при достаточном
воображении можно сопрячь с некоторыми устойчивыми образами
русского фольклора). По Хомякову, мифологические рассказы при
падении язычества теряли свой смысл и переходили либо в
богатырскую сказку, либо в бытовые песни, либо в простые
отрывочные выражения, которые сами по себе не представляют
никакого смысла. Таково, например, знаменитое описание теремов,
где отражается вся красота небесная, или описание красавицы, у
которой во лбу солнце (звезда), а в косе месяц. Точно так же из
ряда вон выходящая каннибалистская песня, резюмирует Хомяков,
"есть, по-видимому, не что иное, как изломанная и изуродованная
космогоническая повесть, в которой Богиня сидит на разбросанных
членах убитого ею (также божественного) человекообразного
принципа... Этим легко объясняется и широкое распространение
самой песни, и ее нескладица, и это соединение тона глупо
спокойного с предметом, по-видимому, ужасным и
отвратительным"53.
Необычное превращение в русской "людоедской" песне
образа-символа Вселенского великана -- лишь одно из многих его
расщеплений в мировой мифологии после выделения самостоятельных
народов, языков и культур из единого в прошлом Праэтноса.
Так, древнекитайский Первопредок-исполин Пань-гу,
родившийся из Космического яйца, считается творцом Неба и
Земли. 18 тысяч лет он, подобно эллинскому Атланту, продержал
небо на своих плечах, вырастая ежедневно на 1 чжан, то есть
около 3 метров (подсчитано, что за все время жизни он вырос до
размера в 90 тысяч ли, то есть примерно 45 тысяч километров).
Но главные космические превращения начались после смерти
Пань-гу. В полном соответствии с древнейшими общемировыми
представлениями, из частей его тела образова-лось все богатство
поднебесного и наднебесного мира. Последний вздох Вселенского
исполина сделался ветром и облаками, голос -- громом, левый
глаз -- Солнцем, правый -- Луною, туловище с руками и ногами --
четырьмя стра-нами света с пятью знаменитыми горами, кровь --
реками, жилы -- дорогами, плоть -- почвою, волосы на голове и
усы -- звездами на небосклоне, кожа и волосы на теле --
травами, цветами и деревьями, зубы, кости, костный мозг --
металлами, камнями и минералами, пот -- дождем и росою54.
В знаменитой древнеегипетской Книге мертвых части тела
усопшего, перенесенного в загробный мир, идентифицируются с
определенным Богом, а, если взять еще глубже, -- с конкретным
тотемом, так как в животноподобии многих египетских Богов
наглядно закрепилось их тотемное происхождение. Вот небольшая
характерная иллюстрация такого распределения тела по Богам,
взятая из 42-й главы Книги мертвых (в оригинале текст
сопровождается виньетками с изображением Богов):
"...Лицо мое -- это лицо Диска [Ра-Солнце. -- В.Д.].
Глаза мои -- это глаза Хатор [Небесная Корова]. Уши мои -- это
уши Ап-уата [Бог с головой шакала -- коррелят Осириса]. Нос мой
-- это нос Кхенти-кхаса [Бог -- покровитель и владыка города
Летополиса]. Губы мои -- это губы Анпу [Анубис с головой шакала
-- Владыка загробного царства]. Зубы мои -- это зубы Серкет
[Богиня-Скорпион]. Шея моя -- это шея Богини Исиды. Ладони мои
-- это ладони Ба-неб-Татту [Властитель Татту с головой барана
-- коррелят Осириса]. Руки мои -- это руки Неиты, госпожи Саиса
[Богиня охоты и ткачества]. Мой позвоночник -- это позвоночник
Сути [Бог-"чужестранец" Сет -- брат Осириса и его убийца].
Фаллос мой -- это фаллос Осириса. Почки мои -- это почки
Повелителей Кхер-аха. Грудь моя -- это грудь Могущественного
Бога Ужаса. Живот мой и спина -- это живот и спина Секхет
[Богиня Сохмет -- "Могучая", покровительница фараонов и
медицины -- с головой львицы]. Ягодицы мои -- это ягодицы Глаза
Гора [Хор-Солнце]. Бедра мои -- это бедра и ноги Нут [Небо --
олицетворение Космоса]. Ступни мои -- это ступни Птаха [Бог
земли и плодородия]. Пальцы мои и кости ног -- это пальцы и
кости ног Живых Богов. Нет ни одной части моего тела, которая
не была бы частью тела того или иного Бога. Бог Тот [Гермес]
защищает мое тело со всех сторон, и я есть Ра [Солнце] день за
днем"55.
Сходные аналогии проводятся и в других источниках:
например, в древнеегипетских же Текстах пирамид и в одном из
Лейденских папирусов. Но не только у египтян был распространен
древний сюжет. В устных талмудических сказаниях (неканонических
ветхозаветных преданиях евреев) знакомое космическое клише
перенесено на Первочеловека Адама, который первоначально имел
вселенские размеры, заполняя собою весь мир, и лишь после
грехопадения Бог уменьшил размеры Праотца рода людского. Когда
Адам лежал, рассказывается в фольклорном предании, голова его
находилась на крайнем Востоке, а ноги -- на Западе; когда же он
встал, созданный по образу и подобию Божьему, то все твари
посчитали его творцом, равным Богу. Ангелы сказали: "В мире
двоевластие", и тогда Бог уменьшил размеры тела Адама56.
Подобные же мотивы обнаруживаются и в мусульманских легендах,
изложенных, к примеру, в поэме великого суфийского мыслителя
Джалаледдина Руми (1207 -- 1273) "Масневи", написанной на
основе ближневосточного фольклора. У Руми Бог творит Адама из
праха, а Дьявол проникает через раскрытый рот внутрь
Первочеловека и обнаруживает там "Малый мир", подобный
"Большому миру". Голова Адама -- небо о семи сферах, тело его
-- земля, волосы -- деревья, кости и жилы -- горы и реки. Как в
природном Мире -- четыре времени года, так и в Адаме -- жар,
холод, влага и сушь, заключенные в черной и желтой желчи,
флегме и крови. А связанный со сменой времен года кругооборот
природы подобен кругообращению пищи в теле Адама. И т.п.
Впоследствии популярный сюжет общемирового фольклора
проник в русские "отреченные книги" -- апокрифы и стал известен
под названием "Вопросы, от скольких частей создан был Адам".
Здесь Первочеловек рисуется по аналогии с Голубиной книгой, но
как бы с обратным знаком: тело -- от земли, кости -- от камней,
очи -- от моря, мысли -- от ангельского полета, дыхание -- от
ветра, разум -- от облака небесного (Небо -- синоним Космоса),
кровь -- от солнечной росы57. Впрочем, с точки зрения единства
Макро- и Микрокосма -- центральной идеи всего русского космизма
-- направленность вектора "Человек -- Вселенная" не имеет
принципиального значения.
Вселенский Первочеловек-исполин -- одна из устойчивых
мифологем мирового фольклора и человеческой предыстории --
запечатлен во множестве древних изображений. Выразительные
рисунки на скалах сохранились, к примеру, на традиционных путях
древнейших миграций на территории современного Казахстана --
близ Алма-Аты (рис. 120) и в Прикаспии (рис. 121). На обоих
петроглифах (вообще же известно множество вариантов) изображено
Космическое существо, окруженное светилами; такие же
космические символы и внутри его головы, образованной небесными
сводами. По-видимому, существовал некоторый единый шаблон для
изображения Вселенского Праотца или Праматери (у китайцев это
-- супружеская пара первопредков -- Фу-си и Нюй-ва).
Классический Вселенский первочеловек индоариев -- Пуруша --
также представлялся и мужчиной и женщиной (рис. 122). Известны
и протославянские изображения Пуруши (рис. 123). Сказанное
удивительно подтверждается, если сравнить первобытные
наскальные рисунки Казахстана с космическими мотивами русских
вышивок, где также изображено Вселенское существо (мужского или
женского рода) в обрамлении небесных светил (рис. 124). При
этом звезды выглядят вполне натурально, а часть из них, как и
на центральноазиатских петроглифах, образуют лицо
Первочеловека. Ромбовидная звездоликость, тождественная
ромбовидному орнаменту, распространенному во многих культурах,
свидетельствует о небесно-космической сущности ромбической
символики, вопреки мнению некоторых маститых исследователей,
усматривающих в ней засеянное поле или засаженный огород.
Безусловно, в общем и целом космическое мировоззрение
русского народа в его исконно-древнем выражении неотделимо от
тех общеарийских и доарийских представлений, которые образовали
дух мировых цивилизаций. Отзвуки былых космических воззрений
русского человека сохранились и в мистических стихах сектантов
старообрядцев. Достаточно вчитаться в некоторые из
одном имении помещицы Шидловской (Харьковская губ.) безжалостно
что в их основе лежит не какая-то умозрительная христианская
символика, а что ни на есть живое и полнокровное древнее
миропредставление, сродни индоарийским огнепоклонникам. Вот
образец такого духовного стиха из дореволюционного архива
Соловецкого монастыря:
У нас было на сырой земле,
Претворилися такие чудеса,
Растворилися седьмые небеса,
Сокатилися златые колеса,
Золотые, еще огненные.
Уж на той колеснице огненной
Над пророками пророк сударь гремит,
Наш батюшка покатывает.
Утверждает он святой Божий закон.
