что всегда высказывается о различии; это -- Повторение [Revenir] различия11.
Прибегая к этому термину, мы не можем избежать использования как Становления
[Devenir], так и Возвра-
___________
11 По поводу этих терминов см. Difference et repetition, pp. 52-61, 376-384;
Логика смысла -- с.235-239.
468
ДОПОЛНЕНИЕ
щения [Retour], поскольку различия не являются элементами -- даже не
фрагментированными, переплетенными или чудовищно перемешанными элементами --
некой длительной эволюции, влекущей их по своему пути и изредка допускающей их
замаскированное или обнаженное проявление. Синтез Становления может показаться
довольно слабым, но тем не менее он поддерживает единство -- не только и не
столько единство некоего бесконечного резервуара, сколько единство фрагментов,
проходящих и повторяющихся моментов, единство потока сознания, когда оно
познает. Следовательно, мы вынуждены не доверять Дионису и его Вакханкам, даже
когда они пьяны. Что касается Возвращения, то должно ли оно быть идеальным
кругом, хорошо смазанным жерновом, который вращается на своей оси, снова и снова
запуская в оборот в назначенное время вещи, формы и людей? Должен ли быть здесь
центр и должны ли события происходить на его периферии? Даже Заратустра не мог
стерпеть такой идеи: ""Все прямое лежит, -- презрительно пробормотал карлик. --
Всякая истина крива, само время есть круг". "Дух тяжести, -- проговорил я с
гневом, -- не претворяйся, что это так легко"". А выздоравливая, он вздыхает:
"Ах, человек вечно возвращается! Маленький человек вечно возвращается!".
Возможно то, что провозглашает Заратустра, не является кругом; или, может быть,
невыносимый образ круга -- это последний знак более высокой формы мысли; а
может, подобно молодому пастуху, мы должны разорвать эту круглую хитрость -- как
сам Заратустра, который откусил голову змию и сразу же ее выплюнул.
Хронос -- это время становления и новых начинаний. Кусок за куском Хронос
проглатывает то, чему он дал рождение, и что он вновь заставляет рождаться в
свое время. Такое чудовищное и не ведающее законов становление -- бесконечное
пожирание каждого момента, поглощение тотальности жизни, разбрасывание своих
членов -- связано с точностью восстановления. Становление ведет в этот великий,
внутренний лабиринт -- лабиринт, по существу не отличимый от того чудовища,
которое он содержит. Но из глубин этой извилистой и перевернутой архитектуры нас
выводит прочная нить, позволяющая
469
ЛОГИКА СМЫСЛА
проследить наш путь и вновь увидеть все тот же дневной свет. Дионис с Ариадной:
вы стали моим лабиринтом. Но Эон -- это само повторение [revenir], прямая линия
времени, трещина более быстрая, чем мысль, и более узкая, чем любое мгновение.
Он заставляет возникать то же самое настоящее -- на обеих сторонах такой
неограниченно расщепляющейся стрелы -- как всегда уже существующее
неопределенное настоящее и как неопределенное будущее. Важно понять, что он
вовсе не несет в себе последовательности настоящих моментов, которые возникают
из непрерывного потока, и которые -- как результат их изобилия -- позволяют нам
воспринимать толщину прошлого и очертание будущего, где они, в свою очередь,
становятся прошлым. Скорее, именно прямая линия будущего снова и снова отрезает
мельчайшую полоску настоящего, каковое без конца вновь нарезает ее, начиная с
себя. Мы можем проследить эту цезуру до ее пределов, но мы никогда не найдем
неделимого атома, который, в конечном счете, служит наименьшей единицей
настоящего времени (время всегда более гибко, чем мысль). На обеих сторонах раны
мы неизменно обнаруживаем, что эта цезура уже произошла (что она уже имела место
и что уже случилось так, что она уже имела место), и что она случится снова (и в
будущем она снова произойдет): она -- не столько разрез, сколько постоянная
фибрилляция. Что повторяется, так это время; и настоящее -- расщеп от той стрелы
будущего, которая продолжает трещину дальше, все время заставляя последнюю
отклоняться от прямого пути по обеим сторонам -- бесконечно повторяется. Но оно
возвращается как единичное различие; а аналогичное, подобное и тождественное не
возвращаются никогда. Различие повторяется; а бытие, выражающееся одним и тем же
образом по отношению к различию, никогда не является универсальным потоком
становления; не является оно и хорошо центрированным кругом тождеств. Бытие --
это возвращение, освобожденное от кривизны круга, это Повторение. Следовательно,
смерть трех элементов:
Становления (пожирающего Отца -- рожающей матери); круга, посредством которого
дар жизни переходит в цветы каждой весной; повторения -- повторяющейся
470
ДОПОЛНЕНИЕ
фибрилляции настоящего, вечной и опасной трещины, полностью данной в одно
мгновение, универсально утверждаемой одним ударом.
Благодаря своему расщеплению и повторению настоящее выступает как бросок кости.
И вовсе не потому, что оно формирует часть игры, в которую оно протаскивает
небольшие случайности и элементы неопределенности. Оно одновременно является и
случаем в игре, и самой игрой как случаем. Одним и тем же броском вбрасываются и
кость, и правила [игры], так что случай не разбивается на части и не дробится, а
утверждается целиком в единственном броске. Настоящее, как возвращение различия,
как повторение, дающее различию голос, сразу утверждает тотальность случая.
Единоголосие бытия у Дунса Скота приводило к неподвижности абстракции; у Спинозы
-- к необходимости и вечности субстанции, но тут оно ведет к единственному
выпадению случая в трещине настоящего. Если бытие всегда заявляет о себе одним и
тем же способом, то вовсе не потому, что бытие одно, а потому, что тотальность
случая утверждается в единственном броске кости настоящего.
Можно ли сказать, что единоголосие бытия было трижды по-разному сформулировано в
истории философии: Дунсом Скотом, Спинозой и, наконец, Ницше -- первым, кто
понял единоголосие как возвращение, а не как абстракцию или субстанцию? Может
быть, следует сказать, что Ницше дошел до мысли о Вечном Возвращении; точнее, он
указал на него как на невыносимую мысль. Невыносимую потому, что как только
появляются первые ее признаки, она фиксируется в образе круга, несущего в себе
фатальную угрозу возвращения всех вещей -- повторение паука. Но эта невыносимая
натура должна быть рассмотрена потому, что она существует только как пустой
знак, как некий проход, который нужно пересечь, бесформенный голос бездны, чье
приближение нерасторжимо несет и счастье, и отвращение. В отношении Возвращения,
Заратустра -- это "Fursprecher" [адвокат], тот, кто говорит для.., на месте..,
помечая зону своего отсутствия. Заратустра действует не как образ Ницше, а как
его знак -- знак (а вовсе не симптом) разрыва. Ницше оставил этот знак -- знак,
ближайший к
471
ЛОГИКА СМЫСЛА
невыносимой мысли вечного возвращения, и наша задача как раз в том, чтобы
рассмотреть его следствия. Почти столетие на эту задачу было нацелено самое
высокое философствование, но у кого хватит самонадеянности сказать, что он сумел
решить ее? Должно ли Возвращение походить на концепцию девятнадцатого века о
конце истории -- конце, который угрожающе кружится вокруг нас как
апокалипсическая фантасмагория? Нужно ли приписывать этому пустому знаку,
введенному Ницше в качестве избытка, серию мифических содержаний, которые
обезоруживают и принижают его? Не нужно ли, наоборот, постараться очистить его,
чтобы он мог, не стыдясь, занять свое место в особом дискурсе? И не следует ли
выделить этот излишний, всегда лишенный места и перемещаемый знак; и вместо
поиска соответствующего ему произвольного смысла, вместо построения адекватного
слова, не следует ли заставить его резонировать с высшим смыслом, который
сегодняшняя мысль удерживает как неопределенный и контролируемый балласт? Не
должен ли он позволить возвращению зазвучать в унисон с различием? Не следует
думать, что возвращение -- это форма содержания, которое есть различие; скорее
-- из всегда номадического и анархического различия в неизбежно избыточный и
перемещающийся знак возвращения ударила сверкающая молния, которой когда-нибудь
дадут имя Делеза: новая мысль возможна; мысль снова возможна.
Эта мысль пребывает не в будущем, обещанном самыми далеко идущими из новых
начинаний. Она налицо в текстах Делеза -- бьющая наружу, танцующая перед нами,
посреди нас; генитальная мысль, интенсивная мысль, утверждающая мысль,
акатегориальная мысль -- у всего этого неузнаваемое лицо, маска, никогда прежде
не виданная нами; различия, ожидать которых у нас не было основания, но которые,
тем не менее, ведут к возвращению -- как масок своих масок -- масок Платона,
Дунса Скота, Спинозы, Лейбница, Канта и всех других философов. Эта философия
выступает не как мысль, а как театр: театр мима с многочисленными, мимолетными и
мгновенными сценами, в которых слепые жесты сигнализируют друг другу. Это тот
театр, где взрывной хохот
472
ДОПОЛНЕНИЕ
софистов вырывается из-под маски Сократа; где методы Спинозы направляют дикий
танец в децентрирован-ном круге, вокруг которого вращается субстанция подобно
обезумевшей планете; где прихрамывающий Фихте объявляет, что "раздробленное Я =
растворенному Эго"; где Лейбниц, взойдя на вершину пирамиды, видит сквозь тьму,
что звездная музыка -- это, на самом деле, лунный Пьеро. Дунс Скот просунул
голову через круглое окошко в будку часового в Люксембургском Саду; он щеголяет
впечатляющими усами; они принадлежат Ницше, задрапированному под Клос-
совски.
Жиль Делез.
Логика смысла (Вторая половина)
Мишель Фуко
THEATRUM
PHILOSOPHICUM
Содержание:
Продолжение:
Двадцать вторая серия: фарфор и вулкан.........................205
"Крушение" (Фицджеральд) - Два процесса и проблема их различения - Алкоголизм и
депрессивная мания - Дань психоделии.
Двадцать третья серия: Эон...................................................216
Характеристики Хроноса и их низвержение становлением глубины - Эон и поверхность
- Организация, производная от Зона, и ее отличие от Хроноса
Двадцать четвертая серия: коммуникация событий.........225
Проблема алогичной несовместимости - Лейбниц - Позитивная дистанция и
утверждающий синтез дизъюнкции - Вечное возвращение, Эон и прямая линия: более
страшный лабиринт...
Двадцать пятая серия: единоголосие......................................235
Индивидуальность и событие - Продолжение вечного возвращения - Три значения
единоголосия
Двадцать шестая серия: язык............................................. 240
Что делает язык возможным - Краткое резюме по поводу организации языка - Глагол
и инфинитив
Двадцать седьмая серия: оральность................................245
Проблема динамического генезиса: от глубины к поверхности - "Позиции" согласно
Мелани Клейн - Шизофрения и депрессия, глубина и высота, Симу-лякр и Идол -
Первый шаг: от шума к голосу
6
Двадцать восьмая серия: сексуальность...........................257
Эрогенные зоны - Второй шаг динамического генезиса: формирование поверхностей и
их координация - Образ - Природа Эдипова комплекса, роль генитальной зоны
Двадцать девятая серия: благие намерения всегда
наказуемы........................... 266
Эдипово предприятие и его отношение к полаганию поверхности - Восстановить и
возвратить - Кастрация - Намерение как категория - Третий шаг генезиса: от
физической поверхности к метафизической поверхности (двойной экран)
Тридцатая серия: фантазм...................................................276
Фантазм и событие - Фантазм, Эго и сингулярности - Фантазм, слово и язык
Тридцать первая серия: мысль.............................................285
Фантазм, переход и начало - Супружеская пара и мышление - Метафизическая
поверхность - Ориентация психической жизни, рот и мозг
Тридцать вторая серия: различные виды серий.................293
Серии и сексуальность: коннективные серии и эрогенная, зона, конъюнктивные серии
и координация - Третья форма сексуальной серии, дизъюнкция и расхождение -
