сразу и моментом и целостностью; частью, отношением и целым; Я, миром и Богом;
субъектом, связкой и предикатом. Но совершенно иная ситуация царит на
поверхности, где размещены только бесконечные события; каждое из них
коммуницирует с другим благодаря позитивному характеру их дистанции и
утвердительному характеру дизъюнкции. Я сливается с каждой освобожденной
дизъюнкцией и выносит вовне расходящиеся серии многочисленных безличных и
до-индивидуальных сингулярностей. Контр-осуществление - это уже бесконечная
дистанция, а не бесконечное тождество. Все происходит посредством резонанса
несоизмеримостей - точки зрения с точкой зрения; смещения перспектив;
дифференциации различий, - а не через тождество противоположностей. Верно, что
форма Я в обычных случаях обеспечивает соединение серий; что форма мира
обеспечивает схождение непрерывных серий, которые могут продолжаться; и что
форма Бога, как ясно видел Кант, обеспечивает дизъюнкцию в ее исключающем и
ограничивающем смысле. Но когда дизъюнкция возводится в принцип, обладающий
синтетической, утверждающей значимостью. Я, мир и Бога ожидает общая смерть под
напором расходящихся серий, наводняющих отныне каждое исключение, каждую
конъюнкцию и каждую коннекцию. Заслуга Клоссовски в том, что он показал: эти три
формы теперь связаны навеки, но не благодаря диалектической трансформации и
тождеству противоположностей, а благодаря их рассеянию по поверхности вещей.
Если Я - это принцип манифестации по отношению к предложению, то мир - это
принцип денотации, а Бог - принцип сигнификации. Но смысл, выраженный как
событие, обладает
233 ЛОГИКА СМЫСЛА
совершенно иной природой: он - эманация нонсенса, этой всегда ускользающей
парадоксальной инстанции, всегда децентрированного экс-центрического центра. Это
чистый знак, чья связность исключает единственно - зато категорически - лишь
связность Я, мира и Бога6. Эта квази-причина, этот поверхностный нонсенс,
который пробегает расходящееся, эта случайная точка, испускающая
до-индивидуальные и безличные сингулярности и циркулирующая по ним, не оставляет
места для Бога. Она не допускает ни бытия Бога как изначальной индивидуальности,
ни Я как Личности, ни мира как стихии Я и Божьего творения. Расхождение
утверждаемых серий образует уже "хаосмос", а не мир; пробегающая по ним
случайная точка образует контр-Я, а не Я; дизъюнкция, понятая как синтез, меняет
свой теологический принцип на принцип дьявольский. Именно децентрированный центр
прочерчивает между сериями и для всех дизъюнкций безжалостную прямую линию Эона
- то есть, дистанцию, на которой изгнанные Я, мир и Бог выстраиваются в линию:
Большой Каньон мира, "крушение"'Я и расчленение Бога. По этой прямой линии Эона
проходит вечное возвращение - самый страшный лабиринт, по словам Борхеса -
нечто, совершенно отличное от циклического и моноцентрированного возвращения
Хроноса: вечное возвращение, но уже не индивидуальностей, личностей и миров, а
чистых, непрестанно делимых событий - на уже прошедшее и вот-вот наступающее -
делимых мгновением, скользящим вдоль этой линии. Нет ничего, кроме События -
одного лишь События, Eventum tantum для всех противоположностей, которое
коммуницирует с самим собой благодаря собственной дистанции и резонирует сквозь
все свои разрывы.
_______________
6 Клоссовски излагает "эти идеи столь совершенно и исчерпывающе, что на мою
долю, как только я подумаю о том же, не остается ничего". ("Склероз и амнезия
опыта вечного возвращения одного и того же". Ницше, Cahiers de Royaumont, ed. de
Minuit, p.234). См. также послесловие к Lois de I'hospitalite. В этих своих
работах Клоссовски развивает теорию знака, смысла и нонсенса, а также дает
глубоко оригинальную интерпретацию идеи вечного возвращения Ницше, понятого как
эксцентрическая способность утверждать расхождения и дизъюнкции, не оставляющая
места ни тождеству Я, ни тождеству мира, ни тождеству Бога.
Двадцать пятая серия: единоголосие
Похоже, наша проблема в ходе исследования сильно изменилась. Мы пытались
выяснить природу алогичной совозможности и несовозможности событий. Но по мере
того, как утверждается расхождение, а дизъюнкция становится позитивным синтезом,
создается впечатление, что все события - даже противоположные - совозможны, что
они "интер-выразительны" (s'enter' expriment). Несовозможность появляется только
вместе с индивидуальностями, личностями и мирами, в которых события
осуществляются, но не между самими событиями или между их а-космическими,
безличными и доиндивидуальными сингулярностями. Несовозможность имеет место не
между двумя событиями, а между событием и миром - то есть индивидуальностью,
которая осуществляет другое событие, расходящееся с первым. Здесь есть нечто
такое, что нельзя свести к логическому противоречию между предикатами и что, тем
не менее, выступает как не-совозможность. Но это - алогичная Несовозможность,
Несовозможность "юмора", к которой должны применяться исконные критерии
Лейбница. Личность - как мы ее определили, отличив от индивидуальности, -
притворно-иронически забавляется с несовозможностями именно потому, что
последние алогичны. Иными словами, мы видели, как слова-бумажники, с точки
зрения лексики, выражают вполне совозможные, разветвляющиеся и резонирующие
между собой смыслы, которые, однако, оказываются несовозможными с определенными
синтаксическими формами.
Значит, проблема в том, чтобы понять, каким образом индивидуальность выходит за
пределы собственной формы и своей синтаксической связи с миром для того,
235 ЛОГИКА СМЫСЛА
чтобы войти в универсальную коммуникацию событий - то есть для утверждения
дизъюнктивного синтеза над логическими противоречиями и даже над алогичными
несовозможностями. Индивидуальность должна осознать саму себя как событие, а
осуществляющееся в себе событие - как другую индивидуальность, как. бы привитую
на первой. Если это удается, то ее понимание, желание и представление этого
события становятся пониманием и желанием прочих событий как индивидуальностей, и
представлением всех других индивидуальностей как событий. Каждая
индивидуальность уподобилась бы при этом зеркалу, собирающему на себе
сингулярности, а каждый мир - перспективе в этом зеркале. В этом - главный смысл
контр-осуществления. Более того, как считает Клоссовски, в этом состоит и
ницшеанское открытие индивидуальности как непредвиденного случая. Клоссовски
обсуждает это в тесной связи с вечным возвращением: "неистовые колебания
расшатывают индивидуальность, когда та занята только поиском собственного центра
и не понимает, что сама является частью цикла. Ведь эти колебания выводят
индивидуальность из равновесия именно потому, что каждое из них соответствует
индивидуальности иной, нежели та, которую она принимает за свою собственную с
точки зрения необнаружимого центра. Значит, ее самотождественность, по существу,
случайна, и каждая индивидуальность должна пробегать по всей серии
индивидуальностей, чтобы случайность сделала всех их необходимыми"'. Мы не
возводим противоположные качества в бесконечность, дабы утвердить их тождество.
Мы возвышаем каждое событие до мощи вечного возвращения, чтобы индивидуальность,
рожденная исчезнуть, утверждала свою дистанцию по отношению к любому другому
событию. Утверждая эту дистанцию, она следует ей и соединяется с ней, проходя
через все прочие индивидуальности, включенные в другие события, и извлекает из
этой дистанции уникальное Событие, которое опять же и есть она сама или, скорее,
универсальная свобода.
____________
1 Klossowski, "La Periode turinoise de Nietzshe" (L 'Ephemere, nе5).
236 ЕДИНОГОЛОСИЕ
Вечное возвращение - это не теория качеств и их циклических трансформаций; это
теория чистых событий и их линейного и поверхностного сгущения. Вечное
возвращение имеет смысл отбора и привязано к несовозможности, препятствуя ее
закреплению и функционированию. Контр-осуществляя каждое событие, актер-танцор
извлекает чистое событие, коммуницирующее со всеми другими событиями и
возвращающееся к себе через все другие события и со всеми другими событиями. Он
превращает дизъюнкцию в синтез, утверждающий разъединение как таковое и
вынуждающий каждую серию резонировать внутри другой. Каждая серия возвращается к
себе, поскольку другая серия возвращается к ней; каждая серия уходит от себя,
поскольку другие серии возвращаются к себе: разрушить все дистанции, но на
одной-единственной линии, бежать сломя голову, но на одном и том же месте. Серая
бабочка отлично понимает событие спрятаться и, оставаясь на одном месте,
сливается с корой дерева. Тем самым она разом преодолевает Всю дистанцию,
отделяющую ее от увеличиться черной бабочки. Кроме того, она заставляет другое
событие резонировать как индивидуальность внутри собственной индивидуальности -
как событии и случайном выборе. Моя любовь - освоение дистанции, долгое
путешествие, утверждающее мою ненависть к близкому мне человеку, но в ином мире
и с иной индивидуальностью. Моя любовь заставляет двоящиеся и ветвящиеся серии
резонировать друг с другом - а ведь это поступок юмора, в корне отличный от
романтической иронии личности, все еще основанной на тождестве
противоположностей. "В большинстве этих времен мы не существуем; в каких-то
существуете вы, а я - нет; в других есть я, но нет вас;
в иных существуем мы оба. В одном из них, когда счастливый случай выпал мне, вы
явились в мой дом; в другом -вы, проходя по саду, нашли меня мертвым. ...Вечно
разветвляясь, время идет к неисчислимым вариантам будущего. В одном из них я ваш
враг. ...Будущее уже на пороге... и все же я - ваш друг. Он на миг стал ко мне
спиной. Мой револьвер был давно наготове. Я выстрелил, целясь как можно
тщательней"2.
______________
2 Х.Л.Борхес, Письмена Бога - с.239-240.
237 ЛОГИКА СМЫСЛА
Философия сливается с онтологией, а онтология сливается с единоголосием Бытия
(аналогией этому всегда было не философское, а теологическое видение,
приспособленное к формам Бога, мира и Я). Единоголосие Бытия не означает, что
существует одно и то же Бытие. Напротив, сущности множатся и делятся; все они -
плод дизъюнктивного синтеза, они сами разобщены и несводимы, membra disjuncta.
Единоголосие Бытия означает, что Бытие - это Голос, который говорит, и говорит
обо всем в одном и том же "смысле". То, о чем говорится, - вовсе не одно и то
же, но Бытие - одно и то же для всего, о чем оно говорит. Таким образом, оно -
уникальное событие во всем, что происходит даже с самыми разными вещами, Eventum
tantum для всех событий, предельная форма всех форм, остающихся в нем
разобщенными, но вступающих в резонанс и размножение своих дизъюнкций.
Единоголосие Бытия сливается с позитивным применением дизъюнктивного синтеза,
который и есть высшее утверждение. Это само вечное возвращение, или - как мы
видели в случае идеальной игры - утверждение всех шансов в единичном моменте,
уникальный бросок всех метаний кости, одно-единственное Бытие всех форм и всех
времен, единое упорство всего существующего, единственный призрак всего живого,
единственный голос гула всех голосов, отзвук всех капель воды в море. Было бы
ошибкой смешивать единоголосие говорящего Бытия с псевдо-единоголосием всего
того, о чем оно говорит. Но в то же самое время, если Бытие не может
высказываться, не происходя при этом; если Бытие - это уникальное событие, в
котором все события коммуницируют друг с другом, - то единоголосие относится как
к тому, что имеет место быть, так и к тому, что высказывается. Единоголосие
означает, что происходящее и проговариваемое - одно и то же: атрибут всех тел
или положений вещей, а также выражаемое всех предложений. Единоголосие означает
тождество ноэматического атрибута и лингвистически выражаемого - событие и
смысл. Тем самым Бытие освобождается от той неопределенности и смутности, в
которую погрузила его привычка к аналогиям. Единоголосие возвышает и выделяет
Бытие с тем, чтобы яснее отличить его от
238 ЕДИНОГОЛОСИЕ
