телефон.- Иди, полежи, отдохни с дороги, мы тут разберемся с Милочкой.
Геннадий разом исчез с экрана. Машина убрала его за ненадобностью, в
комнате остались мать с дочкой.
- Ну и как мы будем разбираться, мама? Значит, плакал мой выпускной
вечер?
Наташа тяжело вздохнула и начала снимать с пальца обручальное кольцо.
- Он мой муж, я люблю его и верна,- сказала она как бы про себя.- И не
кусочек металла доказывает верность.
Экран погас.
У настоящей Наташи, той, что сидела рядом со мной, были растерянные
глаза. Мне стало жалко девушку, и хотя утешать, оспаривая машинный прогноз,
в нашем Центре не полагается, я все же сказал ей:
- Жизнь, девочка, трудная штука, и не все в ней распределено справедливо.
Радости и удовольствия скопляются в начале, заботы - во второй половине.
Когда прогнозируешь на десятки лет, волей-неволей прихватываешь и старость.
Обычно мы не заглядываем так далеко. Это обширные планы вашего Гены
виноваты, они не выполняются быстро.
- Продолжайте! - сказала Наташа твердо. - Я хочу знать окончательный
результат.
Я подал очередную команду машине:
- Еще через десять лет!..
На этот раз появилась другая декорация: стильно обставленная, просторная,
даже пустоватая комната. В центре ее красовался монументальный стол
светлого дерева, слева стояла так называемая "стенка", тоже светлого дерева
с книгами в нарядных обложках и с буфетцем, а в нем редкие вина, судя по
непривычной форме бутылок. Справа же на особой тумбочке бросался в глаза
громаднейший глобус.
- Да это же кабинет Сережиного отца! - воскликнула Наташа, узнав глобус.
За массивным столом сидел массивный мужчина, с круглой, почти лысой
головой и в круглых очках.
- А это кто? - спросила Наташа.
- Сергей, надо полагать,- ответил я без особой уверенности. Тридцать лет
спустя отец должен быть много старше, а постороннего вряд ли машина
посадила бы в этот кабинет.
Предположение подтвердилось. На экране появилась расплывшаяся женщина в
черном шелковом капоте с розовыми хризантемами, она назвала массивного
Сереженькой.
- Сереженька, обед готов, сказала она.- Ты же не любишь подогретого.
- Сейчас, Наталья, через пять минут,- отозвался Сергей.- Надо же принять
эту женщину, она давно сидит в передней. Когда уйдет, пообедаем не
торопясь.
- В таком случае я удаляюсь, - сказала хозяйка ненатуральным голосом.-
Когда профессор с женщиной, жена подождет.
Очень выразительный тон подобрала машина, как профессионал я не мог не
восхититься. Все было в этом тоне: и застарелая ревность, и ущемленное
самолюбие, и привычная готовность мириться с обидами во имя жизни в хорошо
обставленной квартире, ради гарнитура, ради розовых хризантем на капоте.
Кимоно? Может быть, и кимоно, я не различаю разницы.
- Противную бабу выбрал Сережа,- поморщилась Наташа-подлинная. Она не
заметила, что машина назвала ту женщину Натальей, как бы показывала вариант
ее собственной судьбы: вот что будет с тобой, если ты по расчету выйдешь
замуж за сына декана, сегодняшнего владельца этого кабинета с гигантским
глобусом. Пожалуй, та Наталья не была точной копией ни живой Наташи, ни
экранной. Машина расщепила прообраз, как Стивенсон расщепил своего героя на
Джекила-доброе начало и Хайда - скрытое в душе зло. Так и тут в разный
образы воплотились Наташа - беззаветно любящая и Наташа взвешивающая,
прислушивающаяся к разумным предостережениям мамы, сестры и Сергея.
Наталья удалилась, на экране появилась Наташа, сухонькая, почти совсем
седая, с грустными глазами и опущенными плечами, согнутая, уже не натянутая
как струна.
Сергей вышел из-за стола, пожал ее руку двумя руками, усадил в глубокое
кресло.
- Тысячу лет не видел тебя, Наташка. Садись, рассказывай, как жизнь
сложилась.
Спросил, но заговорил сам:
- А у меня, видишь, порядок. Не блеск, но и жаловаться нет причины. Все
по плану, как и было задумано: к тридцати защитил кандидатскую, в
сорокдокторскую. Получил отцовскую кафедру. Семейная, так сказать,
традиция, у нас это уважают. Великим не стал, впрочем, и не рвался.
Уважаемый профессор, трудов целая полка. Есть имя, знают, переводят,
приглашают на всемирные конференции, езжу... и с женой иногда.
Похоже, что Сергей давно заготовил этот разговор. Очень хотелось выложить
Наташе, что вот, мол, правильную он выбрал дорогу, ошиблась она,
пренебрегая им в молодости.
- Ну а ты как? - спохватился он в конце концов.
- Я вдова, - сказала Наташа сразу. - Больше года уже вдова. Третий
инфаркт, но нельзя сказать, неожиданный. Третий! Живу с дочкой и ее дочкой,
типичная женская семья. Все радости от внученьки, забавная девчушка. А своя
биография кончена, все в прошлом. Ты спросишь, конечно, что успел Гена...
Сергей слушал, сочувственно кивая. Не притворялся, торжествовал, но не
злорадствовал. Геннадий был не только соперником, но и другом, даже
уважаемым другом, даже эталоном, высотой, с которой хотелось поравняться.
Хотелось и не удавалось. Правда, Сергей еще в студенческие годы доказал
себе, что высота воображаемая, на самом деле Геннадий никогда не
поднимется, не так за дело берется.
- Генка был талантом,- сказал он, дослушав Наташу.- Нетерпение сгубило
его, хотел перепрыгнуть через все ступени разом. Первейшую и величайшую
ошибку совершил, уйдя с четвертого курса. Автор с "незаконченным высшим" не
котируется по определению, никто к нему не отнесется всерьез. В редакциях
первым долгом спрашивают: "Вы кто по образованию?" Ах, недоучившийся
студент, тогда извините. Я, знаете ли, когда был студентом, не пытался
читать лекции своим профессорам...
Наташа порылась в потертой сумке, извлекла оттуда папку, перевязанную
простой веревочкой.
- Гена все собирал и собирал материалы,- сказала она.- После второго
инфаркта спохватился, почувствовал, что не так много времени отпущено.
Начал сортировать, составлять тезисы... не успел. Посмотри, пожалуйста,
нельзя ли опубликовать хотя бы часть.
- Обязательно посмотрю,- обещал Сергей. Только не торопи меня, дай срок.
Экран погас...
- Как вы полагаете, прочтет? - спросил я Наташу-подлинную, сидящую рядом
со мной.
- Обязательно, заверила Наташа.- Сережа надежный парень. Если обещает,
выполнит.
- Какой срок дадим ему?
- Месяц... Ну два... три... Для уверенности.
Я дал распоряжение машине показать Сергея через три месяца.
Она выдала тот же кабинет, ту же сцену, на сцене Сергея с женой.
- Ну и что? Все стараешься для той женщины? - цедила брезгливо Наталья.-
Охота тебе возиться со всякими чайниками, графоманами, наукоманами,
непризнанными ньютонами. Времени не жалко?
Сергей-профессор поднял очки на лоб.
- Я и сам так думал сначала. Но вчитался и чувствую, что-то маячит в
тумане, что-то прорезывается. Сыро, неточно, неряшливо изложено, но если
упорядочить, сократить, переписать строго научным языком, пожалуй,
получится статья для сборника... даже брошюра... даже глава в монографию.
Впрочем, терминология не пройдет. Приличное название нужно прежде всего.
Ошибковедение? Ни в коем случае. Комично звучит, фельетонно. Солидность
придают только античные корни, греческие или латинские. "Эрраре" -
ошибаюсь! Наука об ошибках - эррология! Задача ее - нахождение безошибочной
методики. Безошибочность- вот ее предназначение, вот в чем ценность. Ведь и
в медицине нет науки о боли, нет специалистов-болевиков, есть
обезболиватели - анестезиологи. Нам нужны обезошибливатели - анэррологи.
Наука безошибочности - анэррология! Звучит?
- Но это совсем другая наука,- возразила Наталья.- Нечто противоположное
домыслам того дилетанта. Твое открытие, не его.
- До некоторой степени противоположное,- согласился Сергей,- но
инициатива все-таки принадлежит Геннадию. Если я буду писать, в предисловии
обязательно подробно расскажу о его работе. Конечно, неудобно отчасти,
некорректно по отношению к коллегам прославлять человека, постороннего для
науки, но истина дороже всего: каждому по заслугам. К тому же в предисловии
традиционно необходим исторический обзор, и Геннадий должен занять в нем
место как пионер, как самый первый... если он самый первый. Был ли
первейшим? - это еще придется проверить. Ошибки есть и у Геродота, ошибки
делали еще вавилонские клинописцы. А кроме того, был же и Френсис Бэкон. Он
так живописно называл типы научных заблуждений: "призрак пещеры", "призрак
рынка", "призрак театра"...
Было ясно, что в голове Сергея уже началось подсознательное вытеснение
друга-соперника. Сергей не злодей, Сергей - порядочный человек, поборник
истины, он честно взялся за редактирование, вкладывает свой труд, а свой
труд человеку свойственно переоценивать. Ведь чужое он получил готовеньким:
написано на бумаге, долго ли прочесть, а в свои поправки вложены время и
пот.
Я заказал машине очередной труд Сергея. Он назывался "Введение в
анэррологию". В предисловии говорилось о генетических ошибках, о
мифологических ошибках, о вавилонских клинописцах, о Геродоте, Платоне,
Ньютоне и Бэконе с его призраками пещеры, рынка и театра... О Геннадии ни
слова. Наверное, неуместно было вставлять его в такой славный ряд...
* * *
- Машина не советует вам выходить за этого незадачливого гения,- сказал
я, подводя итоги.- Это было бы серьезной жизненной ошибкой.
Наташа сидела подавленная, с опущенными плечами, словно пятидесятилетняя
вдова на экране - ее машинное продолжение. Потом по-детски шмыгнула носом,
смахнула слезу, подняла голову:
- Но вы сказали, что можно сопротивляться прогнозу,-вспомнила она.
- Сопротивление учитывалось,- сказал я.- Я давал машине поправку на
сопротивление. Вы же видели, какую выдержку проявляла Наташа на экране,
какой груз тянула безропотно. Любящая жена помогала изо всех сил, но ее сил
не хватило.
Наташа не сдавалась:
- Но вы сказали, что машина тоже ошибается, Вот и Гена все повторяет:
ошибки вездесущи, ошибки неизбежны.
- Да, машины ошибаются иногда. Я говорил вам, что машины не могут
охватить все на свете. Они экстраполируют личную судьбу по личному
характеру... внешних изменений не учитывают. Но давайте, если хотите,
введем поправку на изменение внешних условий.
Нарушил я правило, отошел от объективности. Но как-то вызывала у меня
сочувствие эта девушка, отстаивающая свою любовь. И я продиктовал машине:
- Внимание, ввожу поправку на научный прогресс. Год спустя после свадьбы
Наташи и Геннадия публикуется постановление: "В связи с растущей
необходимостью решать многочисленные глобальные проблемы, встающие перед
человечеством и требующие оригинального подхода, при Академии наук СССР
организуется специализированный Институт Научного Прорыва. Студенты будут
набираться персонально и работать по индивидуальной программе".
Прошу дать итоги тридцать лет спустя.
* * *
И мы увидели Наташу в большом зале в первом ряду кресел. Не молоденькую
девушку, но и не преждевременно иссохшую, морщинистую. Перед нами была
миловидная румяная пожилая женщина с гладким лицом, почти без морщинок.
Геннадий же стоял на трибуне, переминался с ноги на ногу и мял в руках
большущий букет.
Сосед по креслу, совершенно новый персонаж, высокий, с седой гривой,
наклонился к Наташе:
- Слов нет, герой, заслужил действительно. Этакую махину своротил, целую
науку создал. Теперь все мы под ним ходим: ни один проект без визы
ошибковедов. Но ведь экономия!!!
- Это мой муж,- призналась Наташа с достоинством.
Сосед усмехнулся понимающе:
- Неуступчивая личность. И дома такой же трудный?
- Нелегкий,- согласилась Наташа.- Но жить с ним интересно. Не променяла
бы его ни на кого другого.
(с) Техника-молодежи N 3-4/1986
