биологических, экологических, экономических, технических, математических,
ученических, а также житейских... Второй том предполагал отвести причинам
ошибок. Целый том! Хотя причин насчитывал только три: незнание, неумение и
нежелание.
Незнание определить сравнительно просто. Границы известного известны.
Например, строение атомного ядра выяснено, строение ядерных частиц
неведомо. Значит, в рассуждениях о частицах могут быть и ошибки.
Поверхность нашей планеты нанесена на географические карты, а в недра
рекордные буровые проникли на 12 км. Значит, в рассуждениях о недрах могут
быть и ошибки. Впрочем, Геннадий еще различал три вида незнания: всеобщее,
групповое и личное. Всеобщее понятнее всего - мировая наука не дошла. Никто
ничего не знает, и баста! Личное - я не знаю достижений мировой науки, нс
все выловил из океана информации. Групповое - атоуже болезнь XX века. Я
специалист, и я не знаю новинок чужой специальности. Допустим, я
конструктор, знаток сопротивления материалов, но не знаю геологии. Или же я
геолог, и сопротивление материалов мне ни к чему. А между тем...
И знаете, что разглядел этот мальчишка? Сходство увидел он между
железобетонными балками и плитами - платформами земной коры. Вот что значит
читать все подряд без разбора. Оказывается, когда балка, заделанная двумя
концами, перегружена, трещины в ней возникают косые, наискось идут сверху
вниз и под опоры. А на планете нашей все главные трещины, где родятся
землетрясения, идут сверху вниз наискось под материковые платформы: от
Тихого океана под Америку, Северную и Южную, или под Азию: с юга под пояс
Альпы - Гималаи, даже от Черного моря под Крым. Потом я проверял,
справлялся у геологов. Они говорят, что трещины идут именно так, это верно
высчитал Геннадий, но сопротивление материалов тут значения не имеет,
потому что геология это одно, а строительная механика - другое, разные
науки, никакого сходства.
Неумение - вторая причина ошибок. Тоже бывает раз личное. Прежде всего
оно определяется аппаратурой. Не создан достаточно мощный ускоритель, не
создан сверхгромадный телескоп, не видны глубь и даль - опять-таки неумение
всеобщее, общенаучное, общетехническое. Само собой, может быть неумение и
групповое - в данной специальности; есть неумение и личное. Но, кроме того,
Геннадий выделил еще неумение психологическое, неспособность мыслить
объемно. Природа диалектически противоречива, человек же склонен рассуждать
прямолинейно: "Да, нет; хорошо, плохо". Это наследие первобытных предков.
Им необходимы были быстрые решения в сложнейшей обстановке: съедобно или
опасно, ловить надо или бежать? У детей четко выражено это полярное
отношение: он плохой, она хорошая, хороших надо одаривать, плохих - бить.
И наконец, нежелание. Тут я, наверное, мог бы порассказать больше
Геннадия. Но честь и слава юноше, что он подметил этот злокозненный раздел.
Ошибки незнания и неумения отступают с годами. Приборы совершенствуются,
приходят открытия, тени отступают в полдень. Но нежелание сопротивляется,
упорно и активно. Да-да, нежелание устранять ошибки.
Дело в том, что знание не только сила, но еще и товар. Можно кормиться,
продавая знания правильные, а можно подсовывать неправильные, выдавая их за
истину. Но покупателю надо внушать, что у тебя товар добротный, высшего
качества, что у тебя никогда не бывает гнилья, а вот у конкурентов - гниль,
плесень и отрава. Это очень хорошо усвоили продавцы истины в древние
времена жрецами их называли. И они очень заботились о монополии на истину,
отвергали, отлучали и побивали камнями искателей ошибок: и предлагающих
поправки к божественной истине (еретиков) и тем более - опровергателей
(безбожников).
К счастью, мы живем не в те времена. Гневные защитники истины в XX веке
не посылают еретиков на костер, это не принято в научных кругах. Но есть
заинтересованные стороны, склонные невольно, подсознательно настаивать на
решении, выгодном для своего круга, своего института, своей области,
отрасли, для своих друзей, для себя лично.
Я сам из таких отчасти, подмечаю иногда. Да, все мы ценим истину, ищем
истину, восхваляем и воспеваем истину, трудимся в поисках истины и очень
ценим свои труды. Неприятно же зачеркивать свои страницы, выбрасывать в
мусорную корзину часы, дни и годы, неприятно и даже стыдно публично
признаваться в своей слабости, оповещать научные круги, что твоему мнению
нельзя доверять беспрекословно. Так хочется найти довод в свою пользу, хотя
бы малейший. И доводы находятся. Малые, но весомые, веские, даже
перевешивающие, даже решающие, даже неотразимые. И оказывается, что прав
был я все-таки, только я прав, не правы поправляющие...
Ох, зловредны эти ошибки от нежелания.
С ошибками от пристрастного нежелания Геннадия познакомился в доме своего
друга, о друге еще будет впереди. Отец того друга был видным
гидростроителем, изыскателем, историком науки и увлеченным энтузиастом. В
домашнем кабинете его стоял громаднейший глобус, на котором были обозначены
крупнейшие, гидростанции - и построенные и строящиеся, а также возможные,
но не утвержденные, даже отмененные, которые и не будут строиться. И отец
товарища с гневным возмущением говорил об "этих заплесневелых
обскурантистах, которые ставят палки в колеса науки, не понимают самого
прогрессивного направления развития...".
Но кто были эти самые "заплесневелые обскурантисты"? Экономисты,
агротехники и географы, как узнал Геннадий вскоре. Ведь гидростанция не
только работает, она еще и требует работы - несколько лет труда до первого
киловатт-часа. Орошает сухие земли, но затапливает и орошенные, лучшие,
пойменные. Приносит доход, но требует и расхода - губит леса, города и
дороги в зоне затопления. Увлажняет, но и заболачивает, дает дорогу
транспорту и преграждает дорогу рыбе. Да, изыскатель выбрал наилучший
створ, но есть и люди, возражающие против любого створа. Приход и расход
сразу не сосчитаешь. Может быть, и правы доказывающие, что прогресс в
данном случае невыгоден. Невыгоден - и летят в мусорную корзину многолетние
проекты и расчеты. Обидно! Нельзя терпеть!
Том третий Геннадий намерен был отвести методике. Но тут объяснять
нечего. В томе первом описаны типовые ошибки, в томе втором - их причины.
Значит, надо взять типовые ошибки - биологическую, экологическую,
экономическую и прочие; определить границы знаний, общественных, групповых
и личных, границы умения - технического и психологического. В результате
чертится график - "Поле знаний". На нем зоны точного знания и полузнания -
область гипотез. На поле знаний общества накладываются поля групповых и
личных знаний. Там поле, и тут поле. Где совпадения полей нет площадки
возможных ошибок. Поле накладывается на поле! - выглядит современно и
солидно.
Само собой разумеется, всю эту теорию я пересказываю своими словами и
вкратце. Наташа излагала мне ее добрый час, очень толково излагала, с
пониманием, не только с восхищением. Поколебавшись, еще раз она развернула
и позволила машине заснять красочную схемуграфик, девушка сама разрисовала
ее цветными фломастерами, а в заключение прочла отрывочные записи - беглые
мысли юного гения, записанные бисерным девичьим почерком. Читая, Наташа все
поглядывала на меня, прихожу ли в восторг, ведь правда же замечательно? Но
вслух спросить стеснялась, опасалась уподобиться тем экзальтированным
девицам, которых сама же осуждала.
А я, по правде сказать, завидовал. Никогда никакие девицы не записывали
бисерным почерком мои мысли, не читали их с радостью всем знакомым и
незнакомым. Но ведь и я не пытался основать новую науку.
- И за чем же задержка? - поинтересовался я.- Вы его любите, безусловно.
А он? Тоже любит. Женитесь и будьте счастливы.
- Говорят, что я с ним хлебну горя,- Наташа опустила глаза.
- Кто говорит?
- Мама. И Лена - это моя старшая сестра, у нас нет секретов друг от
друга. И Сергей тоже.
Ага, и Сергей появился на горизонте.
- Кто такой Сергей? Соперник?
- Пожалуй. Ну, в общем он делал мне предложение.
- Расскажите о нем со всеми подробностями.
Мне был предъявлен портрет, он оказался в том же альбоме. Крепкий,
широкогрудый, основательный парень в замшевой куртке с многочисленными
карманами и "молнией" на каждом кармане. Этакий богатырь, вероятно, он шутя
клал на обе лопатки гибкого Геннадия... если, конечно, успевал обхватить
его. С фотографии Сергей глядел хмуро, вероятно, старался придать солидный
вид своей круглой, мальчишеской, не очень выразительной физиономии.
- Стало быть, у Геннадия есть враг?
- Нет, нет, совсем не враг,- поспешно возразила Наташа. Они давнишние
друзья, в одной школе учились, вместе решили поступить в наш институт.
Сергей убедил, конечно. Он для Гены как бы старший брат. У Гены настроения,
заскоки, взлеты и провалы, а Сережа как бы твердая ось. Он и учится ровно,
и глупостей никогда не делает. И Гену выручает, когда его заносит: брякнет
чтонибудь или в историю ввяжется. Сережа все повторяет, что таких, как
Гена, мало, их беречь надо.
- Тоже восхищается, как и вы, Наташа?
- И восхищается и возмущается. Говорит, что Гена не умеет уважать свой
талант. Наставляет и направляет. Ну и соревнуется все время. Когда Гена
делает доклад, Сергей старается взять близкую тему. Иногда побеждает, если
Гена остывает на полдороге, не доводит дело до конца. Мне даже кажется,-
добавила Наташа после паузы,- что Сережа и за мной начал ухаживать, когда
узнал, что мы... дружим с Геной. Для него темы Гены - самые интересные, и
девушка Гены - самая лучшая из девушек.
Я подумал, что наблюдение это делает честь Наташе. Вдумчивая девочка.
Другая бы просто считала себя неотразимой.
А о теории ошибок Сергей знает? Или это секрет от него?
- С самого начала знает. Гена открытый человек, что на уме, то и на
языке. Сережа знает, но говорит, что ничего не выйдет. Все твердит, что
наука это труд, труд и труд, открытия не даются кавалерийским наскоком.
Идея сама по себе ничего не стоит, идея - четверть процента или того
меньше. Ошибковедение - всего лишь слово, а слова придумать не так трудно.
Вот он, Сергей, изобретет еще одно слово - "истиноведение", наука об
истине. Слово есть, но какой в нем смысл? Вся научная деятельность и есть
поиск истины, значит истиноведение всего лишь другое название для науки. А
ошибковедение - третье название, потому что ошибки есть во всех науках, все
заняты искоренением ошибок.
И еще он говорит, что Гена надорвется обязательно, если займется
ошибковедением всерьез. Нельзя объять необъятное, Одному человеку не под
силу изучить все науки, всю технику, всю жизнь. До нашей эры, во времена
Геродота, еще можно было обозревать всю историю и всю географию, потому что
знаний было немного. Но с тех пор наука так выросла, так разветвилась,
накопила Гималаи фактов, охватить их одним умом невозможно. Научный
работник, если хочет принести пользу, должен сосредоточиться на чем-то
одном, иначе он утонет в библиотечном море. Чтобы двигаться за сегодняшние
границы, надо себя ограничить, - так говорит и отец Сережи.
И, самое главное, не надо воображать, что ты первый умный человек на
Земле, все начинать заново от нуля. Тысячи лет люди исследуют природу, кое
в чем разобрались, сообща, международным коллективом. Наука не создается
одиночками. Новичок приходит в коллектив и вливается в коллектив, чтобы
продолжать работу, начатую до него. Продолжать, а не переиначивать
по-своему. Вот он, Сергей, и будет продолжать, пойдет вперед, а не вернется
к азам. У него же все продумано. Он постарается кончить с отличием, надежда
есть, троек не нахватал пока, как Гена с его безалаберностью и капризами:
"Это мне интересно, а это неинтересно, не желаю учить". Сразу после
института Сергей поступит в аспирантуру - папа поможет. Он декан же,
правда, не на нашем факультете, но в том же институте. Потом диссертация.
Если удастся, возьмет тему поближе к отцовской, но, вероятнее, будущий шеф
подскажет; руководители любят же, чтобы работа аспирантов входила как глава
