Будрыса сына, как и он, три литвина..." Старик литвин посылает сыновей на
войну: одного - грабить русских в богатом Новгороде, другого - на Балтику
против крестоносцев, "проклятых крыжаков", а третьего сына шлет в Польшу:
В Польше мало богатства и блеску,
Сабель взять там не худо, но уж верно оттуда
Привезет он мне на дом невестку.
Нет на свете царицы краше польской девицы.
Весела, что котенок у печки,
И как роза румяна, а бела, что сметана;
Очи светятся, будто две свечки!
Был я, дети, моложе, в Польшу съездил я тоже
И оттуда привез себе женку;
Вот и век доживаю, и всегда вспоминаю
Про нее, как гляжу в ту сторонку.
Конец баллады таков: все трое сыновей отправились в Польшу и привезли
оттуда по невесте.
Предпосылки для развития польско-литовского контакта были. Польша, не
задетая пассионарным толчком, находилась в состоянии глубокого кризиса.
Мазовия граничила с владениями Ордена, захватившего Пруссию; Малая Польша
(историческая область с центром в Кракове) с трудом избавилась от
господства чехов, которых выгнал талантливый польский король из династии
Пястов - Владислав Локетек.
После прекращения династии Пястов (1370) власть в стране перешла к французу
Людовику Анжуйскому, а он в свою очередь передал польскую корону своей
дочери Ядвиге. Но когда Ядвига захотела выйти замуж за любимого ею
Вильгельма, сына Леопольда Австрийского, вмешались польские магнаты и
предложили королеве ради государственных интересов сочетаться с литовским
князем Ягайлой, дабы таким образом объединить силы Польши и Литвы и
остановить экспансию немцев. В итоге Вильгельм был отправлен назад в
Австрию, а Ядвиге пришлось пойти к алтарю с наскоро окрещенным литвином.
Женившись на Ядвиге, Ягайло стал полноправным властителем объединенной
Польши и Литвы и как таковой приказал всем нехристианам Литвы принять
католичество. Так состоялась Кревская уния (1386). Однако далеко не все
встретили такое решение с восторгом. Те литовцы, которые уже связали себя с
русскими - потомки Гедимина и соратники Витовта, не хотели принимать
католичество. Сам Витовт был сторонником религиозного компромисса, но
значительное число ревностных православных в Литве отнюдь не помогало его
достижению. Таким образом, литовская пассионарность вследствие пограничного
положения Литвы между Польшей и Владимирской Русью оказалась "оттянутой"
соседями. Часть литвинов приняла католичество, а другая сочла более
приемлемым православие. Таково было следствие пассионарного взрыва.
ЦЕРКОВЬ И МОСКВА
Усиление влияния католицизма в Литве и ориентации на Литву князя Александра
Тверского имели огромные последствия для Москвы. Поскольку Александр
заручился поддержкой язычника, литовского князя Гедимина, это сделало его
врагом татар, шедших с христианами на компромисс. И потому русская
православная церковь высказалась в поддержку Москвы.
Преемник митрополита Петра - грек Феогност - предпочел иметь дело с
Москвой, которая показала себя опорой митрополичьего престола, а не с
Тверью, ставшей союзницей католиков. Тем временем московское княжение
перешло к Ивану Даниловичу Калите, брату погибшего Юрия (1325). Основой
политики Калиты стало стремление использовать в интересах Москвы союз с
татарами. Кроме того, князь Иван старался покупать у обедневших удельных
князей их владения, а тем ничего не оставалось, как продавать свои вотчины:
мелкие княжества не могли соперничать с богатой Москвой, которую создал
Даниил и унаследовал Иван Калита. За годы своего княжения Иван Калита
довольно существенно расширил пределы княжества, в частности, приобрел
большой старинный город Ростов.
Но основная заслуга Ивана Калиты, до сих пор, как кажется, не оцененная
традиционной историографией, состоит в другом. При Иване Калите получил
свое окончательное воплощение новый принцип строительства государства -
принцип этнической терпимости. В отличие от Литвы, где предпочтение
отдавалось католикам, в отличие от Орды, где после переворота Узбека стали
преобладать мусульмане, в Москве подбор служилых людей осуществлялся
исключительно по деловым качествам. Калита и его наследники принимали на
службу и татар (христиан и язычников, бежавших из Орды после победы ислама
и не желавших поступаться религиозными убеждениями), и православных
литовцев, покидавших простых русских людей, все богатство которых
заключалось в коне да сабле. Никаких владений у этих людей не было, и
потому они искали службы, то есть государственных военных обязанностей, за
выполнение коих от князя московского следовало вознаграждение в виде
"корма" с небольшой деревеньки. Силой, связующей всех "новонаходников", в
Москве стала православная вера. Ведь обязательным условием поступления на
московскую службу было добровольное крещение. Креститься необходимо было и
для заключения брака. Множество татар - ордынских выходцев - женились на
русских красавицах, а татарки выходки замуж за русских.
Так, исподволь, во всей Северо-Восточной земле восторжествовало
православие, хотя при этом сохранились и некоторые языческие обычаи.
Усиление христианских традиций в Северо-Восточной Руси XIV в. коснулось
прежде всего служилых людей. Как в Киевской Руси после крещения, так и на
Руси XIV в. человек мог стать дружинником, гриднем у князя или ближним у
боярина лишь будучи христианином. Поскольку это условие соблюдалось
совершенно неукоснительно, для принципиальных противников христианства
(пассионариев-язычников) и для принципиальных противников каких-либо
принципов (лентяев-субпассионариев) не было возможности делать на Руси
карьеру. И тут на помощь русским язычникам пришли татары. Ведь монгольские
ханы брали на службу всех, кого угодно. Русские язычники в составе ханских
войск шли сначала на Волгу, а затем и на Дальний Восток, в Китай. Так около
Пекина возникли русские слободы, жители которых составляли в монгольских
войсках отдельные дивизии, ходившие в Индокитай, в Бирму, где сражались и
одерживали победы для монгольского хана. Русские поселения в Китае
просуществовали до конца XIV в., пока в ходе антимонгольских восстаний не
были уничтожены китайцами вместе с их обитателями.
Таким образом, активная антихристианская часть населения Руси просто
исчезла в результате миграции, а количество активных христиан в Москве,
наоборот, увеличилось из-за притока пассионариев Орды, Литвы и окраинных
русских княжеств. Русские православные люди на Москве (общность,
сложившаяся из различных субстратов) считали своим главой духовного владыку
Руси - митрополита, и потому лейтмотивом, поведенческой доминантой у
возникавшей новой этнической целостности стало действенное православие. Сей
факт отразился и в названии новой общности. Именно в это время, в XIV
столетии, Русь получила название "Святая". Характерный эпитет указывал, что
на месте старой Киевской Руси возник совершенно новый этнос -
великорусский, со своей этносоциальной системой - Московской Русью.
Поскольку русские владыки и их паства считали своим идеалом соблюдение
канона византийского православия, отношения Руси с Константинополем
претерпели существенные изменения. Палеологи, захватившие трон басилевсов в
1261 г., оказались императорами без империи, владетелями полуразрушенного
города, окруженного со всех сторон врагами. Басилевсы, не имевшие ни сил,
ни средств, должны были искать союзников, самыми сильными из которых могли
быть на Востоке - турки-османы, на Западе - крестоносцы. Поскольку турки
наступали на Византию, а крестоносцы покинули Константинополь, то Палеологи
попытались заключить договор с папским престолом и получить от Запада
необходимую помощь, чтобы оттеснить турок и не дать мусульманам захватить
Малую Азию. Но папский престол непременным условием помощи грекам поставил
заключение религиозной унии. Это означало, что православная церковь должна
подчиниться Риму и принять католический "символ веры", хотя и сохранив
основные формы восточных церковных обрядов. В этническом смысле уния
означала бы вхождение Византии в западноевропейский суперэтнос со всеми
вытекающими отсюда последствиями.
Отметим и еще одно обстоятельство. Обещая грекам помощь в борьбе против
турок, Рим был фактически не в состоянии эту помощь оказать. Войны с
германскими императорами, особенно с Фридрихом II, альбигойцами, неудачи в
Святой земле лишали престол возможности серьезно и действенно заниматься
греческими делами. Да и положение самого папского престола было довольно
шатко. Анжуйцы выгоняли из Неаполя папу Николая III Орсини. Французы
схватили и посадили в тюрьму папу Бонифация VIII, причем один из его
того, латиняне не особенно стремились помогать грекам: что им было
беспокоиться о "схизматиках"?
Тем не менее переговоры греческих императоров с папами начались, и,
естественно, среди искренних православных греков возникла устойчивая
оппозиция идее унии. Одним из центров оппозиции стало войско. Греческие
полководцы хорошо понимали, что реальной помощи от Рима получить
невозможно, а значит, защищаться все равно придется самим. Вторым оплотом
оппозиции стали православные интеллектуалы - священники и монахи,
отвергавшие унию принципиально, по теологическим соображениям. Поскольку в
столице противников унии не жаловали, поборникам православия приходилось
покидать Константинополь, и они начали уходить в монастыри на горе Афон.
Так как Афон тоже подчинялся центральному правительству, то и пребывание
там особых возможностей для религиозной пропаганды не давало. Тогда
православные монахи Афона создали новую форму религиозной жизни - исихазм
(от греч. hesychia - покой, безмолвие). Исихасты, приняв обет молчания,
говорили только в редких случаях, когда это было необходимо. Понятно, что
против монахов-молчальников правительство оказалось бессильно. Так и
сложились в Византии два религиозных центра: стремившийся к унии
Константинополь и Афон, не только продолжавший православные традиции, но и
развивавший их. Родилась новая религиозная система, которая в том же XIV в.
была перенесена на Русь.
На Руси люди были прекрасно осведомлены о подоплеке религиозных споров в
Византии. Русичи признавали духовную власть константинопольского патриарха,
но не могли не понимать, что поскольку патриарха ставил император, склонный
к унии, то практически подчиняться ему означало действовать во вред себе. К
тому времени русские вполне успели оценить последствия союза с Западом.
Ведь Палеологи, нуждаясь в помощи, открыли Босфор и Дарданеллы для
итальянских кораблей. Так как Венеция была против нищей Византии, то
предпочтение отдали генуэзцам. Генуэзцы построили крепости в Крыму и
развернули бойкую торговлю сначала в Поволжье среди татар, а потом и на
Руси, распространив свое влияние вплоть до Великого Устюга. Ничего хорошего
для местного населения из этого не вышло: недаром Данте в своей
"Божественной комедии" писал, что самые нижние круги ада заняты генуэзцами,
которые сплошь - мерзавец на мерзавце.
А вот учение афонских монахов вполне соответствовало устремлениям Москвы,
поэтому исихазм и киновии (монашеские общежития) получили в XIV в. на Руси
заметное распространение. Основателем первой киновии с самым строгим
монастырским уставом был великий русский подвижник Сергий Радонежский.
Говорил Сергий мало: выполняя свое послушание, он в основном носил воду в
монастырь да стоял церковные службы. Но зато, когда Сергий что-нибудь
говорил, его слушали, ибо он говорил дело. Эта система поведения нашла
много последователей. Вокруг обители Сергия создался ореол святости и
уважения, а ученики подвижника стали сами, по его благословению, основывать
общежительные монастыри.
Эффективность такого рода духовной экспансии была огромной. Каждый
монастырь играл роль не только церкви, но и больницы, и школы, и
библиотеки. Конечно, врачей среди монахов было меньше, чем в современной
поликлинике, а книг - меньше, чем в библиотеке Академии наук, но врачи
