Воспоминания о тяжком труде, о незаслуженных обидах, о промелькнувших,
как одно мгновение, годах вновь овладели им, и он не стал противиться их
приходу... Когда же все началось? Как большинство нормальных детей, еще в
школе первой ступени он мечтал стать звездолетчиком. Мечта была
расплывчатой, неопределенной. Ему нравились куклы в скафандрах, модели
кораблей. Автоматические игрушки планетных вездеходов. Кому из мальчишек
они не нравились?.. Однако в четырнадцать лет после окончания школы первой
стунени многие поумнели. Специальность звездолетчика становилась все менее
престижной. Риск и романтика дальнего поиска постепенно отходили на задний
план. Кому интересно водить рейсовые корабли по одному и тому же маршруту,
на котором известна каждая остановка, каждый "случайный" астероид? Пилотов
кораблей требовалось все меньше, количество членов экипажей неуклонно
сокращалось, места людей занимали автоматические устройства, и все труднее
становилось поступить в школу второй ступени при космическом институте.
Федерации требовались совсем другие специалисты. Но Роман не послушался
мудрых советов и провалился на вступительных экзаменах. Это было первым
разочарованием. Большинство мальчишек в этой ситуации начинало подыскивать
специальность попроще. С ним этого не произошло.
Именно тогда он первый раз всерьез задумался над тем, что, собственно,
привлекает его в специальности звездолетчика? Ни форма, ни престиж, ни
слава, ни даже возможность самостоятельно управлять кораблем (кстати, уже
тогда он прекрасно понимал, что это попросту невозможно). Привлекали чужие
неисследованные миры, острова, на которые не ступала нога человека.
Звездные острова.
Может быть, причиной всего был маленький астероид, на котором он родился?
С детских лет родной мир казался ему кораблем, плывущим среди звезд. Он
подал заявление в управление внешних поселений, в шкоду инспекторов. Эта
специальность - после кацитанов кораблей дальней разведки - казалась ему
заслуживающей наибольшего внимания.
Единственная такая школа находилась в столице Федерации, кому там нужен
мальчишка из далекой периферийной колонии? Его родители никогда не бывали
на Земле, он сам видел ее лишь в видеофильмах. Вначале над ним добродушно
посмеивалисьэ говерили о том, что чудес не бывает, что для поступления в
такую престижную школу нужна соответствующая протекция, - на Земле хватает
своих мечтателей, без него как-нибудь обойдутся... Но когда с очередной
почтой пришло уведомление о том, что его документы приняты к рассмотрению,
насмешки почему-то стали лишь злее.
После целой программы специальных тестов и обследований из столицы пришло
приглашение принять участие в конкурсных экзаменах. Так он стал
абитуриентом. "Рано или поздно абитуриент становится курсантом" - так он
думал тогда. Ему пришлось выдержать целый бой с родными. Вначале они
наотрез отказались дать согласие на его участие в конкурсе, но Роман умел
добиваться своего, и в конце концов рейсовый звездолет унес его к далекой
Земле.
Затем была посадка на поясном космодроме. Пересадка на рейсовый челнок
Юпитер - Марс - Земля и авария, перечеркнувшая все его мечты и планы...
Долгие годы лечения, искалеченная психика, клаустрофобия - диагноз
медицинской комиссии, заставивший его навсегда расстаться с мечтой о
дальнем космосе.
Домой он так и не вернулся. Жизнь потеряла для него свои яркие краски.
Желание бросить якорь, найти себе спутницу жизни, определиться так и не
возникло. Не получив определенной специальности, не закончив школу второй
ступени, он начал скитаться с планеты на планету. Меняя один освоенный мир
за другим, подыскивая случайную, временную работу, соглашаясь иа любые
условия... Постепенно он превратился в постоянного пассажира, в парня без
образования и без специальности. Три года были безвозвратно потеряны, время
для поступлеаия и школу второй ступени упущено, дорога к его заветной
мечте, как ему казалось, полностью утрачена. И вот тогда на Фредосе он
встретил Глебова. Человека, вновь подарившего ему надежду...
Глебов знал старинную китайскую систему тренировки психики, способную
вернуть искалеченному здоровье, закалить его, сделать сильнее. Через четыре
года Роман стал прежним здоровяком.
Что-то, впрочем, от болезни осталось. Какие-то смутные видения, сны,
обрывки странных воспоминаний или следы былых галлюцинаций? Роман
инстинктивно избегал полного медицинского обследования и искал обходные
пути, ведущие к цели. Догадывался ли об этом Глебов? Знал ли, что то, чему
сам Глебов посвятил всю жизнь, для Романа всего лишь средство? Скорее
всего, он надеялся только на время. Постепенно, исподволь в Романе нарастал
протест. Он не собирался связывать свою жизнь с планами Глебова, и в конце
концов разрыв стал неизбежен. Оба понимали это, хотя еще не родились
окончательные слова, да и не было в этом необходимости для двух людей,
ощущавших само движение мысли.
...Он услышал шаги учителя за целый квартал. Конечно, не сам звук. Он
словно видел со стороны, как учитель в эту минуту проходит мимо автомата с
экспресс-завтраком, видит брошенную им обертку и осуждающе покачивает
головой.
Глебов выглядел уставшим и сильно постаревшим, хотя с их последней
встречи прошло не больше года. Черты его лица обострились, и под тонкой
пергаментной кожей проглядывала нездоровая синева. Сколько ему может быть
лет? Семьдесят? Сто? Спрашивать старшего о возрасте считалось неприличным.
Роман и в этот раз сдержался, не начал разговора. А Глебов словно испытывал
его терпение: молчал упорно и смотрел в сторону, как бы не замечая сидящего
на конце скамьи Романа. В конце концов тот не выдержал и начал
оправдываться. Чувство вины перед учителем за то, что он не выполнил его
рекомендаций, не спросил даже совета, а просто известил о своем решении,
оказалось сильнее вежливости.
- Я не мог поступить иначе. Понимаешь, это мой последний шанс. Такие
экспедиции бывают раз в столетие! Я должен хотя бы попробовать. Может быть,
повезет, бывают же случайные, невероятные удачи! Вдруг и мне повезет?
- Что ж, возможно.
- Ты не прав, нельзя больше ждать, больше я так не могу. Ты научил меня
многому, дал надежду. Пять лет я ждал и работал, пять долгих бесконечных
лет! И вот теперь ты против...
- Разве я что-нибудь сказал? Я вообще сижу молча. Сижу и слушаю твой
детский лепет. Я даже не возражаю.
- Разве обязательно возражать? Я же вижу - ты против!
- Какое это, в конце концов, имеет значение, раз ты уже все решил без
меня?
- Я должен был хотя бы подать заявление на участие в этом конкурсе! Я
узнал о нем с опозданием, и у меня не оставалось времени, чтобы связаться с
тобой. Однако никто не мешает тебе запретить мне поединок. Ты мой учитель.
До начала соревнований еще двое суток. Ты очень спешил и успел. Чего же ты
ждешь? За что меня упрекаешь?
- Я ничего не могу тебе запретить. Особенно теперь. Каждый человек,
становясь самостоятельным, сам принимает решения и сам отвечает за их
последствия...
Это была ритуальная фраза. Глебов прощался. Отрекался от него, и теперь
он оставался один. Совершенно один. Роман почувствовал холодное отчаяние и
вместе с тем не свойственное ему раньше упрямство. Если нужно заплатить
даже такую цену, он ее заплатит! В конце концов даже учение КЖИ всегда было
для него только средством.
Холодный ветер, перепрыгнув через ограду парка, поучался вдоль аллеи,
шурша листьями, и, не долетев До скамейки, бессильно бросил людям под ноги
пеструю охапку.
Глебов поднялся, повернулся к Роману и внимательно посмотрел на него.
Посмотрел так, словно хотел надолго запомнить его черты.
- Я всегда знал, что рано или поздно это случится. Что ты уйдешь к своим
звездам. Но я надеялся, это будет не так быстро, и ты, по крайней мере,
закончишь курс. У тебя настоящий талант, он встречается слишком редко.
Иногда мне даже казалось, что в детстве с тобой кто-то занимался, некоторые
реакции оказались чрезмерно развиты. Есть качества, которые не могут быть
врожденными, их можно достичь только с помощью специальных тренировок.
- Почему же я ничего не помню об этом?
- После аварии часть твоей памяти оказалась закрытой, психологические
реакции, связанные с этой изолированой областью, ненормально болезнзнны.
Все это напоминает искусно поставленный гипноблок с хорошей защитой.
Проникать в него слишком опасно. Я надеялся, что позже, когда ты до конца
овладеешь системой и сможешь полностью контролировать собственную психику,
ты сам справишься с этим. Но ты уходишь слишком рано. Я всегда знал, что в
конце концов ты уйдешь, и все же надеялся на время. После окончания
третьего Цикла должна была измениться вся твоя структура ценностей, само
сознание восприятия мира, я надеялся, что тогда ты переменишь решение...
- У меня нет выбора. Следующий конкурс может быть через пять, десять лет.
Никто точно не знает, когда представится случай. Мне уже двадцать восемь,
возраст стажера не должен превышать тридцати лет, я могу опоздать навсегда.
Они словно говорили на разных языках. Каждый о своем.
- Да, ты уже очень стар, - вместо иронии он услышал в голосе учителя
непонятную грусть. - Да ты знаешь, почему я против?
- Нет.
- Это наша последняя встреча, и поэтому я могу сказать тебе все. Решение
принято. Ты выбрал свою дорогу, и мои слова не имеют больше никакого
значения.
Роман уловил в его голосе еще большую грусть, тоску, превосходящую его
собственную, и ничем не сумел помочь; не нашлось нужных слов, только во рту
пересохло, да предательски запершило в горле.
- Дело в том, что тебе нельзя больше проигрывать, каждый человек имеет
определенный лимит неудач. Свой ты уже исчерпал, еще одно поражение, и ты
уже не сможешь подняться, не хватит внутренних резервов для организации
нового рывка. Слишком хорошо я тебя изучил. Ты и сейчас рвешься в бой не от
хорошей жизни. Каждый человек живет внутри отведенной ему судьбой и его
собственной волей клеточки пространства. Клеточка может быть большой или
очень маленькой. - Учитель показал пальцами, какой может быть клеточка
жизненного пространства и продолжил: - Люди тоже не одинаковы. Одни
умещаются в эту клеточку, соизмеряют свои желания с реальным положением
вещей. Другие - нет. Ты относишься ко вторым. Им всегда труднее живется. Я
никогда не говорил тебе, почему так важно воспитать ученика?
Роман отрицательно покачал головой.
- Лет двести назад, когда открыли энергию КЖИ и впервые были приведены в
определенную систему правила овладения этой энергией, делалось много
попыток запретить ее или, по крайней мере, поставить под контроль
правительства. Но потом оказалось, что людей, способных овладеть этим
искусством, меньше одной тысячной процента, и правительство потеряло к нам
всякий интерес. При таком ничтожном количестве само собой должно было
получиться так, что со временем об энергии КЖИ попросту забудут, и ничего
не нужно запрещать - достаточно умалчивать... В общем, эта тактика имела
успех, но не полностью, и только благодаря тому, что к формальным правилам
и упражнениям со временем прибавились определенные моральные обязанности...
- "Каждый изучивший систему КЖИ обязан в течение своей жизни найти и
воспитать ученика", - тихo процитировал Роман.
- Вот именно - "обязан". Но это легко сказать, а где его найдешь,
ученика? Если на миллион людей лишь один рождается с врожденной
способностью к овладению энергией КЖИ? Да к тому же не подозревает о своих
способностях. Мне просто повезло... Второго такого случая не будет, и
теперь ты понимаешь, как трудно мне терять тебя.
- Я не собираюсь никуда уходить. Я могу продолжать учение.
- Не можешь. Вернее, не сможешь. Потому что провалишься на этом
конкурсе-поединке... Ну-ка, сказки мне основное правило изучающего систему
КЖИ?
- "Обучающийся не должен ни в процессе обучения, ни после овладения
основными приемами и силами энергии КЖИ использовать их во вред людям или
какому бы то ни было живому существу..."
- Это одно из самых старых правил, и относится оно не только к нашей
