расплывались в разные стороны, охотились порознь и до поры до времени
мало интересовались друг другом. Но рано или поздно их отношения всегда
выяснялись беспощадной схваткой, и тогда вода в озере кипела, а волны
выбрасывали на берег скользкую пену. В сценариях схваток, иногда
наблюдаемых с верхней площадки донжона, не замечалось никакой общей
закономерности, только финал битвы всегда был одинаков: двое из трех
должны были погибнуть. После этого в течение одной-двух недель по озеру
можно было плавать вполне безнаказанно, даже пугливая рыба смелела и
выпрыгивала из воды, радуясь отсрочке: водяной слон был занят
перевариванием своих собратьев.
Вера послюнила палец, пробуя ветер. Промолчала, кусая губы. В
правой руке, подвязанной к шее, поселилась горячая дергающая боль. Вере
предстояло быть балластом. Последний бросок через озеро всегда был
лотереей, в которой не все и не всегда зависело от гребцов, но
физическая беспомощность унижала.
- Возьми,- она протянула Питеру свой нож. - Сделай еще одно копье.
- Для тебя? - спросил Питер, но нож взял. - Нет.
- Пожалуйста, сделай. Если он нападет, я здоровой рукой...
- Здоровой рукой ты будешь держаться за борт,- сказал Питер,- иначе
вылетишь в воду. Если он как следует боднет...
- А Йорис? - ревниво перебила Вера. - Для него ты копье сделаешь?
Прежде чем ответить, Питер убедился, что мальчишка не слышит.
- Он будет держаться обеими руками.
13
Грубо заостренные бревна частокола занозили кожу. Маркус не обращал
внимания. Под частоколом начинались события. Это было интересно. Илья
был ниже и щуплее Людвига, зато куда суетливей, а Людвиг с равнодушным
видом сидел на корточках, прислонившись спиной к частоколу и с
величайшим вниманием соскребал плоской щепкой с ладоней болотную грязь.
Он всегда был таким: знаешь - говори, я выслушаю с вниманием, а не
знаешь - так нечего языком зря молоть, и займись делом.
- Могли бы додуматься раньше,- торопясь, шептал Илья и оглядывался.
- Проще же пареной репы, ей-ей! Меня сегодня как бревном ударило -
понял! Все гениальное просто! Вот Уве ночью не смог, так? А почему?
Потому что Лоренц этого ждал! Понимаешь? Он знает наш следующий шаг
раньше нас. Мы просто идиоты: который год играем в игру, которую он же
для нас и придумал! Он нас всех просчитал с потрохами - знает, что днем
мы на него не кинемся. Побоимся. Помнишь, пытались? Мы по месяцу колем
его защиту, а ему только этого и надо. Вспомни хорошенько: когда он
смастерил первую?
- Ну? - спросил Людвиг.
- То-то и ну! Первую защиту он сделал задолго до того, как мы
надумали отобрать у него "махер". Он знал, чего от нас ждать,- у него
было время подумать. У нас вот нет времени и не было, мы работаем, а у
этого короля некоронованного времени хоть отбавляй. И изучить нас, и
прикинуть, на что мы способны... Мы, как дураки сопливые, тычемся в одно
место, а Лоренц только этого и ждет. Можешь мне поверить: или у нас
вообще ничего не выйдет, или мы один раз ради разнообразия сработаем по-
умному.
Людвиг дочистил одну ладонь, перешел к другой.
- Как?
Сверху было видно, как Илья растянул рот до ушей.
- Подумай.
- Знаешь, я пожалуй, пойду,- сказал Людвиг. - Работа стоит.
Но с места почему-то не тронулся. Маркус тихонько хмыкнул с
частокола - знал эту привычку.
Илья сплюнул и растер плевок ногой.
- Есть идея. Нужно, чтобы каждый... кроме Маргарет, естественно...
Малыши пусть будут. Чтобы толпа. И - к Лоренцу в каюту...
Маркус легонько свистнул - в то же мгновение Илья был наверху.
Тревога оказалась ложной - из донжона по пандусу спускалась Петра с
коробкой мусора в руках.
Людвиг обнажил зубы в ленивом зевке.
- Лоренц к себе не пустит, поверь пожилому человеку. Что я, первый
день Лоренца знаю, что ли? Да и ты тоже.
- То-то и оно: надо, чтобы впустил. Никакой агрессии! - Илья уже не
шептал, а говорил в полный голос. - Мы - просители, корректные, но
настойчивые. Умилительная картина субординации. Только Дэйва не надо -
спугнет... О чем я говорю? Да! У каждого накопилось - вот пусть каждый и
канючит в меру сил, за рукава хватается, а Стефан пусть отмахивается от
нас, как от мух... Усекаешь? Главное - создать толчею.
- Зачем?
- Тебе прямо разжуй и в рот положи,- сказал Илья. - Я думал, ты уже
догадался. Лоренц не дурак, но и не гений: может, что и заподозрит, да
не враз поймет. А когда поймет, будет поздно. Я дело говорю. Кто-нибудь
из мальцов... да вот хотя бы Уве... нет, тот напуган. Тогда вот этот...
Внизу понизили голос. Сколько ни напрягал ухо Маркус, разобрать, о
чем шептались, не удавалось. Досада была непродолжительной: главное он
понял, а поняв, даже немного позавидовал. Оказывается, и Илье раз в год
приходят в голову стоящие идеи!
Маркус раздвинул губы в улыбке, показав черный провал. Во рту его
не хватало четырех передних зубов. Молочные резцы выпали у него еще на
Земле. А постоянные зубы так и не выросли.
Внизу надолго замолчали.
- Не надо убивать,- сказал вдруг Людвиг.
Илью подбросило.
- Кто сказал, что надо?! Потом разберемся, надо или не надо, вопрос
десятый. Ты мне вот что скажи: получится это или нет, как мыслишь? По-
моему, очень даже...
Людвиг опять долго молчал. Илья маялся в нетерпении, переступал
ногами, на месте ему не сиделось, но торопить не стал - знал, что
бесполезно.
- Может получиться,- сказал наконец Людвиг без особого
удовольствия.
Маркус пожалел, что не видел, как у Ильи сверкнули глаза.
- Сегодня, а?
- Нет,- категорически отрезал Людвиг.
Это было как с разбега об стену. Как остановиться в воздухе во
время прыжка. Маркус вцепился руками в острие бревна.
- Почему?! - взвыли снизу голосом Ильи.
- Потому что я не согласен,- объявил Людвиг.
Маркус перегнулся через частокол, рискуя упасть. Теперь-то и
начиналось самое интересное.
- Ты станешь капитаном? - спросил Людвиг. - Или я? А может, Дэйв? -
Он деревянно хохотнул. - Лоренц - свинья, это доказано. Да только без
него и без Питера мы перегрыземся на следующий день, как ты сам этого не
понимаешь...
14
Универсальный синтезатор "Ламме" был раскурочен, и в его потрохах,
насвистывая себе под нос, копался Диего Кесада. В штатном расписании
"Декарта" он числился шеф-химиком, и его основная работа заключалась в
настройке и поверке синтезатора. Как правило, "Ламме" использовался в
качестве источника пищи, ненасытного пожирателя просушенного торфа,
производителя пищевой пасты и едкой сухой пыли, которую приходилось
топить в болоте,- пыль раздражала кожу и не годилась даже на топливо.
Старая идея Аристида Игуадиса о перенастройке приемного блока "Ламме"
под местное сырье оказалась малоудачной - КПД синтезатора был чудовищно
низок.
Диего был не виноват. Он сделал, что мог. И Стефан тоже сделал, что
мог: в дни сытого изобилия, за много лет до того, как последняя
топливная цистерна показала дно, он снял с общих работ двоих - Диего и
Фукуду. Позднее Фукуда занялся другими делами, заткнув собою наиболее
зияющие прорехи в хозяйстве лагеря, а Диего так и остался при
синтезаторе.
Стефан понял раньше других: быстрое угасание взрослых было не
трагедией, а благодеянием для выживших детей. Медленная смерть от голода
или отравления местной пищей после истощения топливных цистерн - не
самая лучшая перспектива. Когда-то Стефан всерьез полагал, что взрослые,
останься они в живых, непременно нашли бы выход, путь к спасению. Отец -
точно нашел бы.
Теперь он не был уверен в этом.
С опытом жизни пришло понимание: взрослые часто бывают беспомощнее
детей. Последние из них опустили руки. Кто-то целыми днями пребывал в
оцепенении, кто-то молился или плакал, прижимая к себе испуганных,
отбивающихся малышей, а некоторые прятались, забившись в самый дальний
угол трюма,- но все они покорно ждали. Просто ждали конца, приняв его
как неизбежное, противоестественно сжившись с ужасом близкой и
неминуемой смерти. Произошел надлом. Даже Игуадис, единственный из всех
сохранивший потребность действовать и в последний свой день научивший
Стефана работе с синтезатором, и тот - ждал.
Выход "Ламме" из строя означал катастрофу. Стефан давно уже
запретил приближаться к кухне всем, за исключением себя, Диего и Зои.
Зоя была поваром - сменным оператором на работах, не требующих особой
квалификации. Еще она была швеей и шила рабочие робы. Перенастройка и
поверка синтезатора была делом Диего и только его одного.
Меньше всего следовало мешать. Стефан подождал, пока голова
маленького не по возрасту Диего, больше всего похожего на извергнутого
синтезатором по ошибке шустрого чернявого гомункулуса, вдобавок
дефектного, вынырнет из-под кожуха "Ламме". Смотреть на него не
хотелось, но было надо.
- О! - с преувеличенной радостью просиял Диего, перестав свистеть.
- Начальство блюдет. Это хорошо, что ты пришел. Надеюсь, ненадолго?
Он тихо захихикал. Фрондер, с неясной тревогой подумал Стефан.
Гомункулус вульгарис. Шут гороховый, ненадежный.
- Поговори еще, поговори... Никак не надоест кривляться передо
мною?
- Ты не можешь надоесть,- мгновенно возразил Диего. - Надо-есть.
Чувствуешь глубокий смысл? Надо есть, так будем. Ты начальство. Встань
вон там, я тебя съем глазами.
- Старо и глупо,- ответил Стефан. - Это я уже слышал. Придумай что-
нибудь свеженькое.
- А зачем? Ты меня цени, ничтожного: я-то тебя глазами есть буду.
Другие - те не глазами. Хрустнут косточки.
Шут. Циник. Умный шут.
- Кто - другие?
- А я к тебе в стукачи не нанимался,- обиделся Диего. - По мне, что
ты, что Питер - один черт. Синтезатор всем нужен. И всегда будет нужен.
А при синтезаторе - человек.
Как всегда, гомункулус был прав.
- Ладно. - Стефан вдруг вспомнил, зачем пришел. - Сколько у нас
накоплено пасты?
- На три дня хватит с гарантией.
- А молока?
- На два дня.
Пусть будет на три, решил Стефан. Можно сократить рацион малышам, и
Джекобу молока хватит. Один день оставим в резерве... и целых два дня
нештатной работы синтезатора: на праздничный ужин и всякие нужные
мелочи. Однако! Давно такой благодати не было - по сути, с прошлогодней
экспедиции Питера. Нехватка рабочих рук имеет свою прелесть, когда
сопровождается нехваткой жующих ртов.
- Скоро будут пирожные? - спросил он.
Диего фыркнул, как еж:
- Пирожные! Будут пирожные. Всем будут. Во-о-от такие будут! В три
обхвата. Миндальные!
- Сколько штук?
- Двадцать четыре, сколько же еще. Каждому по одной минус,
естественно, Джекоб и Абби. Первая мне на пробу: помру - не помру...
- Сделай двадцать семь.
- Думаешь, Питер вернется сегодня?
- Обязан думать. Двадцать семь, я сказал.
- Кому праздник, а кому одна морока. День рожденья! Я в восторге.
- Морока, а придется еще поработать,- сказал Стефан.
- Что еще на мою голову?
- Жидкость для снятия накипи. Фукуда просит.
- Только не сегодня! - взвыл Диего. - Мне из-за этого праздника и
так полночи не спать.
- А я и не говорю, что сегодня. Но завтра - обязательно... Кстати,
у тебя последнее время реактивы не пропадали?
- С чего это вдруг?
- Да так. Просто спросил.
Диего замахал руками столь решительно, что стало очевидно: в порче
лозунга гомункулус не виноват. В общем, и неудивительно. Так грубо они
не работают. Тогда кто из них? Хорошо бы дознаться, пока не плеснули в
лицо из-за угла.
