башню, невзирая на любые талисманы, кабалистические знаки и
заклинания, - возразил Сигоньяк.
- Это случается оттого, что принцесса от любви или
любопытства поощряет неприятеля, соскучившись сидеть в
заточении даже себе во благо, - с улыбкой заметила Изабелла, -
а я не принадлежу к таким принцессам. Итак, если не боюсь я -
более пугливая, чем лань, что дрожит, заслышав звук рога и лай
своры, - вам, в доблести равному Александру и Цезарю, и подавно
надо быть спокойным: можете спать крепчайшим сном.
На прощание она поднесла к его губам хрупкую и нежную
ручку, которая оставалась белой, как у герцогини, с помощью
тальковой пудры, огуречной помады и особых перчаток. Когда она
вошла к себе, Сигоньяк услышал, что ключ повернулся в замке,
язычок защелкнулся и задвижка заскрежетала самым успокоительным
образом; однако, когда он ступил на порог своей комнаты, по
стене коридора, освещенного фонарем, мелькнула тень мужчины,
который прошел совсем неслышно, хотя почти что задел его.
Сигоньяк стремительно обернулся. Это был тот самый
путешественник, что привлек его внимание на кухне, а теперь,
верно, направлялся в указанную хозяином комнату. Ничего
подозрительного тут не было. И тем не менее барон, делая вид,
будто не может сразу попасть в замочную скважину, следил
взглядом за таинственным незнакомцем, пока тот не скрылся за
поворотом коридора.
Когда же вслед за тем особенно гулко захлопнулась дверь в
затихавшей на ночь гостинице, барон удостоверился, что
незнакомец, чьи повадки непонятным образом тревожили его, вошел
в свою комнату, расположенную, очевидно, на другом конце
гостиницы.
Не чувствуя ни малейшего желания спать, Сигоньяк сел за
письмо своему верному Пьеру, которому обещал написать тотчас по
прибытии в Париж. Он как можно яснее выводил буквы, ибо
преданный слуга не отличался ученостью и читал только
по-печатному. Письмо гласило:
"Добрый мой Пьер, вот я и в Париже, где, как говорят, я
должен преуспеть и восстановить блеск моего рода, пришедшего в
упадок, хотя, по правде сказать, я не вижу к тому способов. Но
если счастливый случай приведет меня ко двору и если мне
удастся получить аудиенцию у короля, подателя всяческих
милостей, то, конечно, услуги, оказанные моими предками его
предшественникам, будут мне зачтены. Его величество не
потерпит, чтобы родовитая фамилия, разоренная войнами, угасла
столь бесславно. А пока, не имея иных средств, я играю на
театре и успел заработать этим ремеслом несколько пистолей, из
коих часть пошлю тебе, как только случится верная оказия.
Может, лучше было бы мне поступить солдатом в какой-нибудь
полк; но стеснять свою свободу я не хотел, и тому, чьи предки
привыкли главенствовать и кто ни от кого не получал приказов,
претит повиноваться, как бы ни был он беден. Да и одиночество
сделало меня нелюдимым и строптивым. Единственным
примечательным происшествием за все время долгого пути была
дуэль с неким герцогом, человеком злобным и весьма искусным
фехтовальщиком, но я со славой вышел из этой схватки, благодаря
твоим отличным урокам. Я насквозь проколол ему руку, и мне
ничего не стоило бы уложить его на месте, ибо он слабее в
обороне, нежели в нападении, будучи более горячим, чем
осмотрительным, и менее стойким, чем быстрым. Несколько раз он
оказывался незащищенным, и я смело мог бы отправить его на тот
свет с помощью одного из неотразимых ударов, которым ты так
терпеливо обучал меня во время наших схваток в сводчатой зале
Сигоньяка, единственной, где пол достаточно крепок, чтобы
выдержать упор ног, - тех схваток, которые мы затягивали без
конца, чтобы скоротать время, размять пальцы и усталостью
заработать себе крепкий сон. Словом, твой ученик не посрамил
тебя и после этой, право же, нетрудной победы значительно
поднялся в мнении общества. Если верить ему, я первостатейный
фехтовальщик, настоящий мастер этого дела. Но довольно о
дуэлях. Невзирая на впечатления новой жизни, я часто думаю о
приюте моей печальной юности, жалком старом замке, который
скоро совсем обрушится на могилы моих предков. Издали он уже не
кажется мне невзрачным и угрюмым: бывают минуты, когда я
мысленно брожу по его пустынным залам, смотрю на пожелтевшие
портреты, которые долгое время были единственным моим
обществом, слушаю, как хрустят у меня под ногами осколки
оконных стекол; и грезы эти доставляют мне щемящую радость. С
великим удовольствием повидал бы я также твое издавна знакомое
загорелое лицо, освещенное в мою честь доброй улыбкой. И еще, -
скажу не стыдясь, - мне бы очень хотелось послушать мурлыканье
Вельзевула, лай Миро и ржание бедняги Баярда, который таскал
меня на себе из последних сил, хоть я и не отличаюсь большим
весом. Несчастливец, покинутый людьми, отдает часть своей души
животным, чью преданность не отпугивают невзгоды. Живы ли они,
славные любящие звери, видно ли, чтобы они вспоминали и жалели
обо мне? Удается ли тебе уберечь их от голодной смерти в этом
обиталище нищеты и урвать им какие-то крохи от твоего скудного
стола? Постарайтесь все четверо дожить до того дня, как я
вернусь к вам, - бедный или богатый, счастливый или
отчаявшийся, - чтобы разделить со мною нищету или богатство и,
по соизволению судьбы, вместе кончить наш век в том краю, где
мы вместе страдали. Если мне суждено быть последним из
Сигоньяков, да будет на то воля господня! В усыпальнице моих
предков найдется для меня свободное место.
Барон де Сигоньяк."
Барон скрепил письмо перстнем с печатью - единственной
драгоценностью, которую сохранил от отца и где были вырезаны
три аиста на лазоревом поле; подписав адрес, он спрятал
послание в бумажник, чтобы отправить его, когда случится
нарочный в Гасконию. Из замка Сигоньяк, куда перенесли его
воспоминания о Пьере, он воротился мыслями к Парижу и
настоящему положению вещей. Хотя час был уже поздний, за окном
глухо рокотал большой город, который, подобно океану, не
умолкает и тогда, когда представляется спящим. То раздавался
топот копыт, то грохот кареты, постепенно затихая вдали; то
загорланит песню запоздалый гуляка, то послышится звон
скрестившихся клинков или вопль прохожего, на которого напали
воры с Нового моста, или вой бездомной собаки, или еще
какой-нибудь невнятный шум. Среди всех этих звуков Сигоньяк
уловил шаги человека в сапогах, украдкой пробирающегося по
коридору. Барон потушил плошку, чтобы его не выдал свет, и,
приоткрыв дверь, различил в дальнем конце коридора мужскую
виде простертого на дороге мертвого волка.
комнату того постояльца, что с первого взгляда показался ему
подозрительным. Через несколько мгновений еще один субъект, у
которого скрипели сапоги, хотя он старался ступать как можно
легче, исчез в том же направлении. Не прошло и получаса, как
третий молодец с довольно зверской рожей появился в неверном
свете затухающего фонаря и свернул за угол коридора. Он был
вооружен, как и двое первых, и длинная шпага поднимала сзади
край его плаща. Тень от широкополой шляпы с черным пером
скрывала его черты.
Странная процессия дюжих молодчиков порядком озадачила
Сигоньяка, а то, что их было четверо, напомнило ему нападение
на него в Пуатье по пути из театра после ссоры с герцогом де
Валломбрезом. Его словно что-то осенило, и в человеке,
привлекшем его внимание на кухне, он узнал того мерзавца,
наскок которого мог оказаться роковым, если бы он, Сигоньяк, не
был готов к отпору. Именно этот бездельник покатился, задрав
копыта, после того как капитан Фракасс нахлобучил ему шляпу до
плеч, угостив его ударами шпаги наотмашь. Остальные, по всей
вероятности, были его соучастниками, обращенными в бегство
мужественным вмешательством Ирода и Скапена. Какой случай или,
вернее говоря, какой умысел свел их в том же трактире, где
остановилась труппа, да еще в один вечер с ней? Надо думать,
они следовали за актерами по пятам. Правда, Сигоньяк неусыпно
был начеку, но легко ли распознать врага в конном путнике,
который проскакал мимо, не останавливаясь и только бросив на
вас рассеянный взгляд, каким обычно обмениваются в дороге? Ясно
было одно - ненависть и любовь молодого герцога отнюдь не
угасли и в равной мере требовали удовлетворения. А
мстительность его стремилась уловить в те же сети Изабеллу и
Сигоньяка. Бесстрашный от природы, барон не боялся для себя
козней этих наемных бандитов, не сомневаясь, что их обратит в
бегство один вид его клинка и шпага не придаст им больше
храбрости, чем палка; опасался он какой-нибудь подлой и хитрой
ловушки для молодой актрисы. Поэтому он принял соответствующие
предосторожности и решил вовсе не ложиться спать. Зажегши все
свечи, какие были в его комнате, он растворил дверь, чтобы сноп
света из нее падал на противоположную стену коридора, куда как
раз выходила дверь Изабеллы; потом спокойно сел, положив возле
себя шпагу и кинжал, дабы в любую минуту иметь их под рукой.
Долго прождал он, ничего особого не замечая. Два часа отзвонили
уже куранты на "Самаритянке" и пробили соседние башенные часы у
Великих Августинцев, когда в коридоре послышался легкий шорох,
и вскоре по освещенному квадрату стены нерешительно и довольно
смущенно прошмыгнул первый незнакомец, оказавшийся не кем иным,
как Мерендолем, одним из бретеров герцога де Валломбреза.
Сигоньяк стоял теперь на пороге своей комнаты, зажав в руке
шпагу, явно готовый к нападению и к обороне, и вид у него был
такой отважный, такой горделиво-победоносный, что Мерендоль
прошел мимо, потупив голову и не проронив ни слова. Трое его
спутников, гуськом следовавших за ним, испугались яркого света,
посреди которого грозно пламенела фигура Сигоньяка, и бросились
наутек, да так стремительно, что последний из них уронил клещи,
которыми, очевидно, предполагалось взломать дверь капитана
Фракасса, когда он будет спать. Барон насмешливо помахал им
рукой, и вскоре во дворе застучали копыта выведенных из конюшни
лошадей. Четверо мошенников, потерпев неудачу, улепетывали во
всю мочь.
За завтраком Ирод обратился к Сигоньяку:
- Капитан, неужто вас не разбирает любопытство хоть
немного осмотреться в этом знаменитейшем из городов мира, о
котором идет такая громкая молва? Если вы не возражаете, я могу
служить вам проводником и кормчим по рифам, подводным скалам,
мелям, Еврипам, Сциллам и Харибдам этой пучины, опаснейшей для
иноземцев и провинциалов; я же еще в отрочестве свел близкое
знакомство с ней. А посему, взявшись быть вашим Палинуром, я не
шлепнусь в воду, как тот, о ком повествует Вергилий Марон. Мы
тут точно зрители на спектакле, ибо Новый мост для Парижа то
же, что для Рима была Священная дорога, - место прогулок,
встреч и диспутов для нувеллистов, зевак, поэтов, жуликов,
воришек, фокусников, куртизанок, дворян, горожан, солдат и
всякого прочего люда.
- Ваше предложение как нельзя более улыбается мне,
милейший Ирод, - ответил Сигоньяк, - только предупредите
Скапена, чтобы он оставался в гостинице и своим зорким лисьим
взглядом следил за подозрительными прохожими и проезжими. Пусть
не спускает глаз с Изабеллы. Мщение Валломбреза рыщет вокруг
нас, придумывая способы расправиться с нами. Нынче ночью я
столкнулся с теми четырьмя негодяями, которых мы неплохо
отделали тогда в Пуатье. По-видимому, у них было намерение
взломать мою дверь, напасть на меня сонного и расправиться со
