водой, случившееся все равно потрясло его. Он чувствовал себя едва ли не
убийцей.
Глаза Джима встретились с глазами Каролинуса.
- Джеймс, - начал волшебник, - была ли та вода, которую ты
использовал, действительно водой, и ничем, кроме воды?
- Обычная вода, - отвечал Джим. - Я взял ее несколько часов назад из
ручья. Сэр Брайен видел, как я вылил из фляги вино и наполнил ее водой.
- Клянусь волей Всевышнего, я видел это, - дрожащим голосом
подтвердил Брайен.
- Зачем ты облил водой поддельного принца? - спросил Каролинус.
- Зачем... - Джим сглотнул слюну. - Я ведь знал, что от воды он
растает. Я знал, что эти подобия всегда делаются с помощью волшебства из
свежего снега с горных вершин.
- А кто тебе сказал, что подобия делаются из снега? - вопрошал
Каролинус. - Кто сказал тебе, что предмет, изготовленный таким образом,
растает, если ты плеснешь на него водой, как тает мокрый снег?
- Об этом, - ответил Джим, - не раз говорилось в волшебных сказках
в... словом, там, откуда я прибыл.
- Ты все слышал. Департамент Аудиторства? - спросил Каролинус.
- Я слышал, - отозвался бас.
Голос волшебника стал поспокойнее. Он был почти вежлив.
- Ну вот, пока все, - сообщил он. - Джим, отойдем немного: мне надо
поговорить с тобой.
Он развернулся, даже не взглянув на Мальвина, да и у Джима не было
никакого желания рассматривать этого мастера магии. Он уже двинулся за
Каролинусом, да тут среди людей, стоявших перед ним, началась суматоха.
Семеро латников несли кого-то на изрубленном щите, словно на носилках.
Один воин поддерживал голову раненого - шлем уже сняли, - и двое держали
ноги, не уместившиеся на щите. Они вынесли раненого на открытое
пространство и осторожно опустили его рядом с флагштоком.
- Жиль! - воскликнул Джим. И тут разом случилось два события.
- Вы свободны, - раздался незримый бас, и в тот же миг мимо Джима
промелькнула худощавая фигурка в голубом камзоле и упала на колени перед
телом, лежащим на щите.
- Мой храбрый сэр Жиль! - зарыдал настоящий принц. - Как мне
отблагодарить тебя за это и за все, что ты сделал ради спасения меня -
моей жизни и моей чести?
В лице Жиля, покоившегося на импровизированных носилках, не было ни
кровинки. Его губы зашевелились, но Джим не смог расслышать ни единого
звука. Принц схватил обмякшую руку Жиля и прижал ее к своим губам. Доспехи
на теле рыцаря были изрублены на куски, причем казалось, каждый из них был
густо залит кровью. Теолаф опустился на колени по другую сторону от Жиля и
принялся мокрыми тряпками стирать кровь с ран, надеясь остановить
кровотечение.
И вдруг среди воинов поднялась новая суматоха. Плотный круг рыцарей и
латников развалился, будто его пронзили тараном. В открывшийся между
людьми проход въехали на конях четыре рыцаря. Их предводитель, плотный
человек крепкого телосложения, остановил коня в шаге от флагштока. Он
спешился, снял шлем, и все присутствующие увидели его круглую седоватую
голову, коротко подстриженную бороду, подернутую нитями седины, и тяжелое,
жесткое лицо. Незнакомец преклонил колено перед королем Иоанном.
- Ваше величество, - начал он, не удостоив даже взглядом Джима,
Брайена и прочих, - простите меня за то, что я прибыл сюда так поздно, но
весть о вашем пленении англичанином только сейчас достигла моих ушей. Я, с
вашего разрешения, Роберт де Клиффорд, граф Камберлендский, командующий
английскими силами здесь. Мы сожалеем, что такой монарх и рыцарь, как вы,
был вынужден сдаться. Однако этот факт ставит перед нами новые вопросы,
которые следовало бы скорее разрешить. Раз уж вы стали английским
пленником, то готовы ли вы признать англичан победителями и приказать
своим французам оставить поле боя?
- Встаньте, граф Роберт, - холодно молвил король Иоанн, - вы стали
жертвой недоразумения. Я действительно сдался, но не англичанину, а
французу - графу д'Аврон, и приказал сложить оружие только рыцарям,
входящим в число моей личной стражи. Не вижу причин сдаваться вам,
поскольку исход битвы по-прежнему неясен.
Он вновь взглянул на поле боя, и все присутствующие последовали его
примеру. Сейчас и вправду тяжело было предсказать, кто победит. Насколько
хватало глаз, повсюду продолжалась борьба - кто бился один на один, кто -
небольшими группками. Однако сплоченности у этих группировок не было, и
невозможно было обнаружить четкий воинский строй хотя бы у одной из
сторон. Так что предсказать можно было разве что исход того или иного
поединка, но уж никак не общего сражения.
Граф Камберленд помрачнел и поднялся на ноги.
- И все же ваше величество, наверное, понимает, что никакого прока в
продолжении битвы нет, - произнес он. - Ей может положить конец только
смерть множества французов.
- И множества англичан, граф Роберт, - отозвался король. - Кто сейчас
поручится, на чьей стороне потерь будет больше? И как дальше повернется
сражение? В конце концов, та или иная сторона выбьет своего противника с
поля боя. Рано или поздно это случится. Скажите не за англичан, а за
французов: мы не желаем уходить с поля боя, пока неясно, чем закончится
битва.
- Но, ваше величество...
Граф Роберт так и не закончил фразу, ибо как раз в этот момент был
прерван новым, совершенно неожиданным вторжением. Нежданная помеха
переговорам явилась в образе весьма привлекательной молодой леди,
облаченной в платье из воздушной зеленой материи. По дорожке, проторенной
графом Камберлендом, незнакомка проворно подбежала прямо к группе,
стоявшей под флагом, миновав солдат свиты и англичан. Вот только Джим,
едва завидев ее, тотчас понял, что красота этой девушки не сможет
очаровать его, поскольку она уравновешивалась тем фактом, что юную леди
звали Мелюзиной, а направлялась она прямо к нему.
Он хотел было спрятаться, но Мелюзина уже поймала его в крепкие
объятья.
- О, мой возлюбленный! - завопила она. - Наконец-то я тебя нашла! Как
ты мог подумать, что я позволю такому красавчику убежать от меня! Наконец
мы вернемся в мое озеро! Ты мой!
- Нет, он не твой, - вмешался Каролинус. - Он тебе не по зубам.
В глазах Мелюзины полыхнула ярость; она стремительно обернулась на
звук голоса, однако, как только она увидела, кто стоит перед ней, ее
взгляд тотчас смягчился. Русалка склонилась в реверансе.
- Маг, - чуть ли не проворковала она. - Для меня большая честь видеть
тебя. Ты тоже красив. Но я знаю, что ты для меня недосягаем. А почему я не
могу взять моего Джеймса?
- Потому же, почему не можешь взять и меня, - ответил Каролинус. - Он
тоже волшебник.
- Волшебник!
Глаза Мелюзины широко распахнулись, руки соскользнули с талии Джима,
и она отступила на шаг, не отводя взгляда от своего возлюбленного.
- Джеймс, и ты все это время молчал! Как ты мог так поступить со
мной?
- Ну, это... - пробормотал Джим, не зная толком, что и сказать.
Мелюзина заплакала, утирая слезы изящным носовым платком из легкой
зеленой ткани, извлеченным ею откуда-то из своего платья.
- Привести меня сюда, и лишь затем, чтобы так разочаровать! -
причитала она. - Как ты мог, Джеймс!
- Ну как... - беспомощно молвил Джим.
- Ну и ладно, - Мелюзина вытерла и без того сухие глаза, и носовой
платок мгновенно исчез. - Достаточно я с тобой настрадалась. Надо поискать
новую любовь. Кажется... О! Какой красивый коротышка. Ты будешь моим. Я
никогда тебя не отпущу.
Она мотнулась вперед и обвила руки вокруг широкой груди короля
Иоанна.
- Это тоже не для тебя, - сообщил Каролинус.
- Почему это? - осведомилась Мелюзина, вцепившись в короля мертвой
хваткой.
- Потому что я - король, черт возьми! - выпалил Иоанн. - Мне на роду
написано быть королем, и я всегда буду им, несмотря на всякую там магию
или нечисть вроде тебя!
- Правда?
На глаза Мелюзины вновь навернулись слезы. Она отпустила короля.
Опять на свет Божий показался носовой платок.
- Так обмануться дважды! - зарыдала она в зеленую тряпицу. - А ты
даже красивее Джеймса. Я все равно буду любить тебя, мой король. Но раз уж
и ты не для меня...
Она оглянулась, и ее взгляд наткнулся на Жиля с Теолафом; латник
стоял на коленях над рыцарем и пытался остановить кровотечение из
многочисленных ран Жиля: для этого он прижимал к ним полосы ткани,
оторванные от рубах прочих латников, столпившихся вокруг него.
- Бедняга! - Мелюзина подбежала к щиту и упала рядом с ним на колени.
- Он болен. Я приведу его в порядок.
- А кровь ты можешь сотворить, леди? - грубо спросил Теолаф. - На его
теле нет ни одной смертельной раны. Но мелких ран так много, что он
потерял уже почти всю кровь, а остатки вытекают слишком быстро, я не могу
остановить кровотечение.
- Сотворить человеческую кровь? - с испугом переспросила Мелюзина. -
Увы, это недоступно никому, но человек может сам сделать это для себя.
- Неудивительно, что он пролил столько крови, - заметил Теолаф. - Я
насчитал шесть мертвецов в шлемах с черными полосами перед нишей, в
которой прятался принц...
- Ты можешь его хотя бы в тень перенести? - прервала его Мелюзина.
- Это я могу, - ответил Теолаф. - Хорошо, что вы подумали об этом,
миледи.
Он отошел и принялся подбирать латников для переноски раненого, а
Мелюзина склонилась над Жилом.
- Как это грустно, - с чувством произнесла она. - Ты так молод и
красив. А еще у меня какое-то странное чувство, что мы с тобой похожи.
Губы Жиля шевельнулись. Никто, кроме Мелюзины, не смог бы поручиться,
что рыцарь ответил, но она, видимо, расслышала его слова.
- Но ведь твой нос прекрасен! - возразила она. - Я никогда еще не
видела такого великолепного носа! Когда я взглянула на тебя, то его-то я в
первую очередь и приметила. Он чудесен. Просто взяла бы да откусила.
Она наклонилась еще ниже и осыпала нос сэра Жиля поцелуями.
- Поднимайте бережнее! - приказал Теолаф приведенным им латникам. -
Давайте, понесли его в тень дерева, вот там, прямо.
Воины осторожно подняли щит с сэром Жилом и понесли его. В
сопровождении Мелюзины они доставили его в тень, падавшую от дерева, под
которым расположились остальные латники.
Что же до Джима, то он оставался на прежнем месте и слушал, как граф
Камберленд ведет торг с королем Иоанном. Как это ни странно, граф,
несмотря на свое богатырское телосложение, оказался ловким и
проницательным дельцом. В конце концов ему удалось убедить короля, что тот
ничего не выиграет от продолжения битвы и что, поскольку цена капитуляции
может оказаться высокой и даже слишком высокой, лучше пока не поздно
выторговать себе условия повыгоднее. Собственно говоря, на этот шаг толкал
простой здравый смысл: опытных французских рубак, ветеранов многих
сражений, стоило спасти от смерти - или от тяжелых ранений, поскольку в ту
эпоху они, как правило, тоже заканчивались смертью, - хотя бы ради будущих
сражений с англичанами.
Но тут Джим заметил, что принц, стоящий рядом с графом, никак не
может отвести пристального взгляда горящих глаз от лица аристократа. Лицо
принца все больше и больше напоминало грозовую тучу; того и гляди,
разразится смерч... Джим поспешил вмешаться в ход беседы, дабы
предотвратить близящуюся грозу.
- Прошу прощения, милорд, - перебил он графа, - но мне показалось,
что наш царственный принц желал бы поговорить с вами.
Граф неторопливо повернулся к принцу и взглянул на него; казалось,
что все это время он даже не подозревал о существовании Эдварда.
