нескольких шагах за кустами.
По его резко очерченному профилю, короткому подбородку, маленьким
блестящим глазам, она узнала одного из абенакисов юга. Он напоминал
Пиксаретта. Вид мушкета, казалось, его совершенно не волновал.
На всякий случай она приветствовала его на его родном языке.
- Привет тебе. Я Пенгаши из племени вапаногов. Откуда ты, дитя?
Увидев ее неясный силуэт, он принял ее за подростка.
Она указала наверх.
- Из Вапассу, оттуда.
Он щурил глаза, чтобы лучше ее видеть.
- Я думал, что все умерли. Я издали видел руины форта и домов.
Тогда она назвала свое имя и увидела, что он приятно удивлен. Она
сказала, что оставила в Вапассу троих маленьких детей.
- Подойди! Входи! - сказал он, придерживая перед ней завесу. Она
оставила у порога снегоходы и проскользнула внутрь вигвама. Там было тепло
и уютно, хотя можно было находиться только сидя. Все было наполнено
запахом дыма, хотя Анжелика и различила аромат похлебки, которая
находилась в котелке, поставленном на угли; ее остатки доедали трое детей.
Это без сомнения были очень бедные люди. Она не осмелилась попросить
у них еды. Пергаши рассказал, что зима застала их врасплох, они не успели
закончить свой путь по направлению к Нью Хемпширу. И конечно, у него не
хватило времени, чтобы добыть и закоптить достаточно мяса и рыбы для
зимовки.
Он был вынужден оставить свои запасы меха у подножия дерева, в
тайнике и отправился в горы, чтобы присоединиться к своему племени, но там
все были точно в таком же положении. В конце концов они решили разделиться
и выкручиваться самостоятельно. Его старший брат внушил ему мысль
направится на север, чтобы искать убежища под покровительством белых людей
из Вапассу. Но после длительного и тяжелого путешествия он встретил
несколько групп абенакисов и альгонкинов, которые бродили, не зная пути и
уверяли, что форт Человека-Грома разрушен и что там не осталось ни единой
живой души.
Он продолжил путь, однако, не желая верить, издали заметил
почерневшие руины, но прежде чем отправиться в новом направлении,
поскольку запасы были на исходе, он решил найти спокойное место для
стоянки и расставить вокруг ловушки, в надежде поймать хоть какую-нибудь
дичь, что было редкостью в это время года.
Они разбили лагерь три дня спустя. Он был занят ловушками и
раздумьями, куда направиться, и не подумал подойти поближе к Вапассу.
Он хотел продолжать путь в северном направлении и оставить семью в
убежище в Ришелье или в форте Святой Анны.
Рассказывая, он покуривал свою трубочку и довольно покачивал головой.
- Ришелье? Форт Святой Анны? Но это ведь очень далеко, - заметила
Анжелика. - Почему бы вам не пойти в Квебек? Это ведь гораздо ближе.
Он помотал головой. Он слышал, что армия нового губернатора зимовала
в фортах Ришелье и на озерах Сан-Сакреман, Шамплейн, и что осенью барки не
прекращали курсировать оттуда в Монреаль и обратно, перевозя припасы.
Ему будет не только спокойно вместе со своими, но и по весне он
сможет принять участие в большой войне против Пяти Наций ирокезов.
Внезапно он спросил, как зовут детей, которые были вместе с ней, и
узнав, что одного из них зовут Шарль-Анри, он обрадовался.
- Шарль-Анри! Шарль-Анри! - повторил он несколько раз.
Потом он наклонился к ней как заговорщик: "Я деверь Дженни Маниго", -
доверительно сказал он.
Оказалось, он был братом Пассаконавая, вождя памакуков, который
вырастил Дженни.
Пенгаши считал, что его старший брат напрасно воспитывал француженку.
Мы в самом начале все сказали ему, мы, его друзья, его семья. "Брат
мой, берегись, - повторяли мы. - Ты напрасно украл ее, и наши белые братья
из Канады теперь могут объявить нам войну". Тогда он спрятался в Зеленых
Горах, но позже он дал мне знать, что понял, что пленная француженка была
той же религии, что и англичане, она была из тех, кто распял Господа
нашего, Иисуса Христа, и что по этой причине ее соотечественники считали
бы ее узницей, если бы он отдал ее им. И французы обменяли бы ее на других
индейцев. И он понял, что никто не придет ее у него отнимать, если он
сможет обмануть одних и других.
В последний раз, когда Пенгаш видел брата, вождя Пассаконавая, он
готовился к отъезду со своей семьей - Дженни и их ребенком, ее дочерью и
их кузеном, который потерял всю родню в ходе войны короля Филиппа.
В Зеленых Горах зима была очень сурова. Он хотел приблизиться к
берегу, стараясь не привлекать внимания колонистов-англичан, которых
становилось все больше и больше, они двигались в леса в горах и видели
повсюду, стоило им заметить индейское перо, участников Северной войны в
Канаде, французов и абенакисов, только и мечтающих, чтобы снять с них
скальп.
Пассаконавай не был крещен; как Пенгаши, который и сам, и его семья,
были христианами. Пассаконавай не доверял белым людям, которые могли
забрать у него Дженни; французов - потому что она была их национальности,
англичан, потому что она разделяла их религию. Он будет счастлив, когда
Пенгаши принесет ему новости о сыне.
- Если ты направишься на север, то не скоро увидишь брата и передашь
новости о сыне Дженни, - сказала она ему.
Но потеря времени и длинное расстояние не волновали индейца. Во
всяком случае военная компания против ирокезов обязательно приведет его и
его семью в края, где находится его брат.
Когда ирокезы будут побеждены, Пенгаши сможет заняться сбором
коллекции скальпов англичан, что вынудит его отправиться к границам Нью
Хемпшира и Зеленых Гор. И тогда он воспользуется несколькими днями, чтобы
найти своих и навестить их.
В вигваме Пенгаши было две женщины. Та, которая была помоложе,
кормила младенца. Это была старшая дочь; муж которой был убит упавшим
деревом во время их перехода.
Другая, жена хозяина; наблюдала за Анжеликой, и взгляд ее не был
особенно приветливым. Несмотря на тесноту, она принялась натирать волосы
медвежьим жиром; как и все индианки она следила за своей прической. Хотя
ситуация была суровая, она не желала отодвигать в сторону свои привычки.
Она спросила Анжелику, не найдется ли у нее расчески, потому что ее
собственная сломалась.
Пенгаши приказал ей замолчать, и Анжелика поняла, что он недоволен
тем, что она тратит медвежий жир, тогда как запасы провизии были на
исходе.
Ее старшая дочь, молодая вдова в свою очередь попросила у Анжелики
корпию для новорожденного. Она тоже обвиняла зиму в том, что она помешала
запастись камышовым пухом и опилками для подкладок ребенку, и он портил
меха. Ее тоже прервал хозяин. Он вспомнил, что обе женщины очищали от жира
головы при помощи этих самых опилок, для того, чтобы вымыть волосы и снова
натереть их жиром. Ему надоели проблемы с их прическами. Волосы! Все время
их волосы! А есть нечего.
Но мгновение спустя он сам обратился к Анжелике с просьбой снабдить
его алкоголем и одеялами, так как в свое время он не раздобыл этого у
голландцев.
Анжелика пожалела, что не взяла с собой огненную воду. Она
отправилась в путь, почти уверенная, что мираж обманывает ее, что не
подумала запастись этим товаром, таким удобным для обмена. Она снова
начала объяснять ситуацию. Она была в старом форте одна с тремя детьми,
один из которых - Шарль-Анри. У них были дрова, но еда почти закончилась.
Она ждала помощи, она думала, что человек, ушедший за подмогой, должен
вернуться. Но никто не приходил. А снег почти завалил их убежище и скрыл
ловушки.
Продолжая говорить, она не могла отвести взгляда от большого куска
медвежьего жира и от остатков маисового супа, которые дети налили собаке.
С тонкостью свойственной индейцам, Пенгаши понял значение ее мимики.
Он докурил трубочку и сказал Анжелике следовать за ним.
Оказавшись снаружи, он направился ко второму вигваму и дал ей знак
войти внутрь. Там были два старика: мужчина и женщина, они чинно сидели у
огня. Они курили глиняную трубку. У очага суетилась девочка лет
двенадцати. Она старательно очищала шкуру от жил и последних кусочков мяса
и кидала их в котелок.
Анжелика и хозяин сели. Он объяснил родителям, кто она такая и зачем
пришла. Они слушали, продолжая потихоньку курить, и ни один мускул на их
лицах не дрогнул, так что было непонятно, слышали ли они то, что говорил
им сын. А он не торопился, он отдавал дань уважения своим предкам.
Глядя на маленькую индеанку, которая сидела согнувшись возле огня,
Анжелика удивилась, потому что поняла, что глаза у девочки светлые, а
волосы, хоть и смазанные жиром и украшенные традиционной повязкой, -
должны быть рыжими. Еще одна маленькая англичанка-пленница.
- Мой брат был без ума от своей пленницы. Я тоже решил иметь такую в
своем вигваме. Несколько лет назад мы сделали набег на одну деревню, в
ходе войны с Черными Одеждами, и я взял эту девчонку. Она была такая
маленькая и беленькая. Я сам обул ей первые мокасины. Я сделал их в ходе
нашего отступления, а мы должны были скрыться очень быстро, потому что
погоня была у нас на пятках. Некоторых пленников пришлось убить, они не
выдерживали темпа пути. Но я-таки сделал мокасины. А совсем скоро она
вырастет и станет моей женой. Вот почему Ганита ее не любит. А пока что
она служит моим родителям.
Анжелика слушала его, придавая больше значения его жестам, нежели его
словам.
Он прошел внутрь вигвама, потом вернулся, вышел наружу и притащил
оттуда внушительный мешок. Старательно прикрыв вход, он приказал резким
голосом молодой служанке подбросить дров в огонь, потом он старательно
раскрыл мешок и вытащил оттуда большой кусок розоватого мяса.
- Я вчера неплохо поохотился. Это молодая лань. Но жене я сказал не
все. Она хотела бы закатить пирушку. У нее нет мозгов. Мои родители не
скажут ей. Они меня одобряют. Зима это лютый и коварный враг, и к войне с
ним всегда необходимо подготовиться.
Он извлек из угла обломок сабли и умело отрезал большой кусок,
который завернул в кожу и приказал служанке зашить его, что она и сделала
довольно ловко. Затем он снова притащил с улицы мешок и достал оттуда две
репы и ложку, глубокая часть которой была перевязана шкуркой. Открыв ее,
он бережно пересчитал черные или коричневатые частички.
Он колебался, он отсчитал три или четыре кусочка, затем, одумавшись,
он наполнил ложку еще один раз, встряхнув мешок, и сказал Анжелике
протянуть ладони. Насыпав туда свое богатство, он сказал:
- Когда будешь варить похлебку, кинь туда эти маленькие дары леса.
Они предохраняют от земляной болезни.
Он имел в виду цингу.
Она расплакалась в благодарностях.
- Я - деверь Дженни Маниго, - ответил он, словно это родство
обязывало его перед ней. - Есть у тебя что-нибудь, что я мог бы ей
передать? Мой брат всегда обвиняет меня во лжи. А так он убедится, что я
сказал правду.
Анжелика поискала, что могла бы переслать подруге. Лучше всего -
записку. Но здесь не было ни бумаги, ни чернил. Драгоценности Анжелика не
носила, разве что кольцо на пальце. Она сняла его и протянула индейцу; он
спрятал его на груди.
- Ты можешь дать мне ружье? - спросил абенакис. - Я должен иметь
ружье, ведь я - христианин.
Этот подарок не стоил ей многого, ведь в арсенале Ваймона Уайта
оружия было полным-полно.
- У меня тоже есть кое-что, это Дженни передала для сына. Но эта
Ганита, похоже украла его у меня, во всяком случае, я нигде не могу это
найти, - сказал абенакис. - Приходи через три дня. Кто знает? Может при
