что уже не чувствовала, плод ли это ее фантазии или ощущение реальности.
Анжелика убила де Варанжа. Только она могла сделать это. Где? Когда?
Почему? Каким образом угадала она, что он был ее сообщником? Невозможно
узнать. Но графа де Варанж убила именно Анжелика.
"Я повсюду буду кричать, что это она и... меня посчитают сумасшедшей.
На меня будут коситься с подозрением... Даже этот Гарро д'Антремон,
которому только и нужно, что намек в этом направлении... Он тоже знает,
что она убила де Варанжа. Но ему нужны доказательства".
Эта новая полиция требует улик. Раньше было достаточно намека,
письма, обвинения в злом умысле, в колдовстве.
Теперь им нужны улики.
И краса и гордость именитой французской аристократки отправится в
Бастилию или в ссылку или на эшафот якобы за убийство новорожденных
младенцев, погубленных на черных мессах, хорошо оплаченных. Что за
важность представляли эти человеческие червячки в глазах великих людей,
которые такой ценой получали власть?
"Черви, извивающиеся и орущие, - повторяла она с гримасой отвращения,
- их даже не крестили... А! Кажется, что Соседка или еще кто-то крестили
их до того, как проткнуть сердце... Идиотка. Она дорого заплатит за то,
что вырвала их из-под власти Сатаны..."
Улики! Она не могла обвинить Анжелику, не доказав ее вины!
Она внезапно остановила ход своих мыслей. Некогда строить планы. Ее
охватил страх. Страх! Это было в первый раз. Хотя она еще не испытывала
ничего подобного, она чувствовала страх, который держал ее за горло.
Она зря забыла.
Забыла о том, что произошло в Академии. Поражение! Полный разгром! Но
она выжила, имея одну цель: закончить миссию. Иначе, у нее не было причин
выжить. Если на этот раз она проиграет, она погибла. Страх и ненависть
переполняли ее сердце. Руки конвульсивно сжимались и разжимались в желании
сдавить горло ребенка, маленькую белую шейку, очень прямую и красивую,
шейку Онорины, потому что в ней была боль Анжелики.
"Ах! Как я ненавижу их обоих!"
Картины, возникающие перед ее мысленным взором, волновали ее так, что
она чуть не теряла сознание.
"Какое наслаждение", - повторила она с долгим вздохом, возникшем
где-то в глубине ее внутренностей.
Ее внутренности "просыпались". Слава богу! - сказала бы она, если бы
договор с адскими силами не запрещал ей произносить вслух это слово. Как
трудно жить с такой слабой плотью! Она хотела наслаждаться, но не
страдать, и ее тело казалось ей истерзанным, обессилевшим, изнуренным
долгой борьбой.
"Неужели и я стала, как и другие... простым человеческим
существом?.." - спросила она себя с ужасом.
Голос дворецкого возвестил о появлении в приемной какого-то молодого
человека.
- Пусть войдет!
Она почувствовала, как кто-то вошел и обернулась.
Она задрожала. Смешанное чувство страха и удовлетворения. Тот, кто
только что вошел, был ответом на все вопросы и сомнения. Она всегда
предпочитала встречу один на один с противником.
Здесь она была сильнее. А теперь - сильна вдвойне, потому что речь
шла о молодом и красивом юноше. Победа была обеспечена сразу. Она
заставляла плакать женщин, разбивать их жизни, но не уничтожать, не
подчинять себе, кроме нескольких. Другое дело - мужчины. Глупцы и рабы
собственного разума и достоинств, они сами давали себя втянуть в дело, и
потом униженно ползали на коленях.
Однако она продолжала испытывать страх.
С тех пор, как она почувствовала, что он узнал ее в Версале, у нее
было смутное предчувствие, что он появится здесь. Вот почему она хотела
его тотчас же убить. Но покушение не удалось!
Страх терзал ее. Смешно! Потому что, прибыв в Гавр, она и супруг
спешно отчалили к берегам Новой Франции.
Несмотря на это, она не переставала представлять себе этого Кантора
де Пейрака, у которого были глаза его матери, который все больше узнавал о
ней. И она удостоверилась в своей правоте относительно его визита, когда
описала его внешность людям, убившим барсука. Но как ему удалось скрыться
от них?
Он снял шляпу и глубоко поклонился.
- Мадам, вы меня узнаете?
- Конечно, - сказала она, - и я не понимаю, чем заслужила то, что вы
преследуете меня с самого Версаля. Могу я знать причину?
- Я узнал вас, мадам, тогда как все считают вас мертвой вот уже
несколько лет. Не правда ли, это нормально, желать удостовериться, что мои
глаза меня не обманули?
- Такое безудержное любопытство заставило вас отправиться на другой
конец земли?! Да вы смеетесь надо мной, месье!.. Или лжете.
- Мадам, моя привязанность и страсть делают такие путешествия
простейшей прогулкой... Вы живы. И в действительности, для меня означало
начало моего путешествия не только удовлетворение любопытства. О! Мадам, -
продолжал он, не давая ей понять искренне или нет он говорит, - сколько
слез я пролил, какие угрозы меня терзали, какие огорчения я испытал! К вам
так плохо относились в Тидмагуше и так несправедливо! Люди становятся
безумными, когда ими овладевает ревность. Вот, мадам, что я хотел сказать,
когда пересекал моря.
Верила ли она? В глазах Амбруазины горели холодные и убийственные
огоньки.
Она сказала:
- Вас видели в Квебеке...
- Я искал вас.
- Я не верю вам, красавчик паж.
Как он был красив, этот Кантор де Пейрак. Его имя и красота
заставляли ее скрежетать зубами и испытывать сладострастие.
В Париже ходили слухи, что одна из фрейлин королевы без ума от него.
До такой степени, что королева, вместо того, чтобы отругать ее и выгнать,
предоставила ей полную свободу и напутствовала получше баловать
"младенчика".
Маленький Бог, маленький господин, уже полный мощи и сил, вот он
перед ней, из-за нее оставивший радости Парижа, оставивший все, - так он
уверял.
- Вы раните меня, мадам, сомневаясь в моей преданности. Как вам
доказать ее? Что искал я в этом бессмысленном пути? Ну подумайте! Подумав,
что узнал вас, я тут же оставил двор. А ведь я рисковал впасть в
немилость... Но я ни о чем не думал!.. Ну что, как не искренние чувства
может послужить причиной такого поведения? Ах! Мадам де Модрибур! Я
произношу это имя, и сам не верю!
- Тихо! - сказала она быстро. - Правильно, не произносите его.
Она с испугом осмотрелась. Ее разрывало на части. Она еще была мадам
де Горреста, женой нового губернатора, завоевавшей колонию и заслужившую
репутацию благочестивой дамы, но теперь с его появлением она снова стала
бесстрашной женщиной, завоевавшей Новый Свет - черт возьми, как ей
нравилась эта роль! - которая несколько лет назад проделала секретное
путешествие в Акадию, детали которого она до сих пор вспоминала с
наслаждением.
- Тидмагуш! - произнесла она с горечью. (Уголки ее губ опустились, и
она знала, что это портит ее. Но она не смогла сдержаться.) Тидмагуш, я
что-то не припомню, чтобы вы относились ко мне справедливо в тех краях.
- Я был всего лишь ребенком!
- Это-то мне и нравилось, - произнесла она с жестокой улыбкой.
"Прокляни меня, Господи, за еще один грех, - подумала она, - но по
меньшей мере... пусть моя плоть послужит для этого!.. Закружить его, сбить
с толку, околдовать!"
Она дрожала. Собиралась ли она разразиться проклятьями, изрыгая огонь
и пламя, как тогда, на берегу Тидмагуша, где, наоборот, этот взрыв означал
упадок ее сил? Он заметил ее слабость, ее страх. Надо было играть на этом
и дальше, чтобы возродить прошлое и заставить страшиться будущего. Она не
хотела, чтобы ее узнали. Она убрала еще не всех свидетелей ее прошлого.
Было еще много аспектов, в которых она не была уверена. Ее красота, ее
шансы, ее очарование...
- Так это все-таки вы, - прошептал он, изображая потрясение. - Вы
отреагировали на это имя. Я еще сомневался...
- Почему?.. - спросила она с тревогой. - Я так изменилась?
- Да, вы изменились, но все-таки я вас узнал. Не знаю чьей милостью,
но вы стали еще красивее, чем были в моих воспоминаниях, вы стали еще
ближе к моей мечте, мадам де...
- Не называйте меня, - снова повторила она.
- Амбруазина! Итак, Амбруазина! Это имя наполняло чарами мои ночи,
оно не переставало петь во мне...
Уверенными шагами он направлялся к ней.
Зеленые глаза горели.
Она почувствовала рядом с собой эту плоть, еще очень нежную, плоть
молодого человека и решила ему поверить, ибо именно этого она и жаждала
долгие годы. Ее потребность в нем сотрясала ее тело, но наталкиваясь на
стену демонического недоверия. И в ней происходила отчаянная борьба.
Возвращенная к далекой жизни в далекие времена, где он был почти таким же,
она потеряла контроль над своим разумом.
- Вы, однако, присоединились к тем, кто хотел убить меня!
- Боже упаси, мадам, я сжалился, я не стал присоединяться к
жестокости, проявленной по отношению к вам в эти секунды. Поверьте.
Зрачки Амбруазины сверкали.
- Я вам не верю, - повторила она. - Я помню о вашей злобе, когда в
Голдсборо я захотела вас приласкать.
- Я был всего-навсего ребенком, мадам, испуганным любовью и
роскошеством плоти, которые мне были незнакомы.
- А я как раз имела намерение вас в это посвятить!
- Я просто дрожал от страха.
- Вы боялись гнева вашей матери, которая ревновала ко мне. А все
из-за моей красоты, которая соперничала с ее. Она ненавидела меня, потому
что ее муж увлекся мной, а еще я привлекала внимание других мужчин.
Кантор побледнел.
Ужас и отвращение комом встали у него в горле.
К счастью для него она отвернулась к зеркалу и смотрелась в него, не
понимая, что выдает свой страх перед тем, что красота ее померкла. Потом
она улыбнулась, успокоенная.
- Потом он все отрицал, он лгал, чтобы угодить ей. И вам тоже, бедный
маленький простачок... А вы не осмелились ей противоречить... Но не
слишком ли поздно вы явились просить прощения?..
Больше никогда, - поклялся он себе, - он не выслушает ни одну
женщину, никогда не назначит свидания и не поверит лживым словам. И он
видел, как говоря все это, она крутит между пальцами прядку золотых волос,
легких и блестящих, он не мог оторвать от них взгляда, и наконец понял,
что это были волосы Онорины, несколько шелковистых нитей, которые эта
гарпия вырвала из головы ребенка, когда та попала в ее лапы.
"Я убью тебя, - сказал он про себя, с мрачной настойчивостью, которая
питала его гнев. - Я убью тебя, Дьяволица!.. Помоги мне, Господи и
поддержи!.."
- "Они" всегда сопротивлялись мне, - бормотала она. - "Они"!.. Только
"они"!.. Они убежали от меня!.. Это недостойно! Это заслуживает
наказания!.. Ах! Как я их ненавижу обеих! Он, на него я не сердилась за
то, что он оттолкнул меня. Нет. Это все-таки мужчина. У мужчины есть все
права. У мужчины есть право быть сильнее. Ибо он слабее. Я сделаю с ним
все, что захочу однажды. Но женщины - нет! - они не имеют права одержать
победу надо мной! Женщины принадлежат мне. Женщины или мои сообщницы или
жертвы! Что касается мужчин, они не страшны. Но "они" насмеялись надо
мной...
Ах! Как я ненавижу их обеих...
Стоя немного сзади, он угадал, что речь шла об Анжелике и Онорине.
Жгучее негодование убивало его. Его мать! И ребенок, его сводная сестра!..
Как бы то ни было, эта девочка находилась под его защитой, потому что он
был ее сводным братом, ее старшим братом.
Как это ужасное создание осмеливалось говорить о них в таком тоне в
его присутствии?.. Словно она имела на это право!..
