красивом ахтырском мундире, он прискакал на самый гребень одного из холмов
Семеновских, и, едва сдержав левою рукою крутого, чалого коня над глубокою
рытвиною, правою указывает на бегущего неприятеля. По мановению руки его
(это был генерал Васильчиков) батареи скачут, и тяжелые орудия посылают
гибель и разгром вслед за бегущими. Даль представляет вид совершенного
хаоса: разорванные, изломанные французские эскадроны кружатся, волнуются и
исчезают в дыму, уступая место пехоте, выступающей стройно!
Деревня Семеновская пылает, домы оседают, горящие бревна катятся. Бледное
зарево во множестве лопающихся бомб и гранат бросает тусклый, синеватый
отблеск на одну половину картины, которая с другой стороны освещена пожаром
горящей деревни.
Конная артиллерия длинною цепью скачет по мостовой из трупов.
Вот тут-то последовало то важное событие, о котором мы уже слегка говорили.
Постигнув намерение маршалов и видя грозное движение французских сил, князь
Багратион замыслил великое дело. Приказания отданы, и все левое крыло наше
во всей длине своей двинулось с места и пошло скорым шагом в штыки!
Сошлись!.. У нас нет языка, чтоб описать эту свалку, этот сшиб, этот
протяжный треск, это последнее борение тысячей! Всякий хватался за чашу
роковых весов, чтоб перетянуть их на свою сторону. Но окончательным
следствием этого упорного борения было раздробление! Тысячи расшиблись на
единицы, и каждая кружилась, действовала, дралась![24] Это была личная,
частная борьба человека с человеком, воина с воином, и русские не уступили
ни на вершок места. Но судьбы вышние склонили чашу весов на сторону
французов. Мы вдруг стали терять наших предводителей. После целого ряда
генералов ранен и сам князь Багратион.
Видите ли вы здесь, в стороне, у подошвы высоты Семеновской, раненого
генерала? Мундир на нем расстегнут, белье и платье в крови, сапог с одной
ноги снят; большое красное пятно выше колена обличает место раны. Волосы в
беспорядке, обрызганы кровью, лицо, осмугленное порохом, бледно, но
спокойно! То князь Петр Иванович Багратион. Его поддерживает, схватя обеими
руками сзади, Преображенский полковник Берхман. Левая рука раненого лежит
на плече склонившегося к нему адъютанта, правой жмет он руку отличного,
умного начальника 2-й армии генерала Сен-Приеста и вместе с последним
прощанием отдает свой последний приказ. Изнеможенный от усталости и потери
крови, князь Багратион еще весь впереди, весь носится перед своими
дивизиями. Видите ли, как он, забыв боль и рану, вслушивается в отдаленные
перекаты грома? Ему хочется разгадать судьбу сражения, а судьба сражения
становится сомнительною. По линии разнеслась страшная весть о смерти 2-го
главнокомандующего, и руки у солдат опустились.
Но явился Коновницын; его узнали по голосу. Уступая судьбе и
обстоятельствам, он вдруг перевел войска за деревню Семеновскую и расставил
их по высотам. Так размежевался он с неприятелем живым урочищем, роковым
оврагом, с уступкою спорных редантов и с необыкновенною быстротою устроил
сильные батареи, которые неслись и стреляли; строились и стреляли;
остановились и громили разрушительными очередными залпами... В этой
окрестности, под влиянием Коновницына, находились и прославились полки
лейб-гвардии Измайловский и Литовский. Вместе с другими подкреплениями
Кутузов послал их на левое крыло. Измайловцами командовал тогда полковник
Храповицкий. Он имел еще другое поручение и вверил полк старшему по себе
полковнику Козлянинову. Провожаемые губительной пальбою с батарей
неприятельских, отраженные полки заняли свое место в величайшем порядке,
как на домашнем ученье.
В дыму и ужасах сражения измайловцы стояли мужественно. Но вдруг, как
воздушное явление, засветилась вдали медная стена; она неслась неудержимо,
с грохотом и быстротою бури. Саксонские кирасиры, под начальством генерала
Тилимана, примчались и бросились на правый фланг второго баталиона
Измайловского. Но время не упущено: все баталионы построились в каре, стали
уступами и открыли такой батальный огонь, что неприятель, обданный вихрем
пуль, отшатнулся и побежал назад! Но отпор не остановил напора! Туча
медвежьих шапок замелькала в воздухе. Конные гренадеры, несясь по следам
кирасир, и также оттолкнуты, и также побежали. Многие, занесшиеся
неосторожно вперед, гасли на штыках измайловских. Тут храбрый, осанистый
полковник Храповицкий, ставший сам командовать после раненого полковника
Козлянинова и заменившего его на время Мусина-Пушкина, также ранен, но не
оставил команды.
В это время несся по полю корпус Нансути. Ему нарочито приказано объехать и
сбить с места Измайловский и Литовский полки, чтоб прорваться за левое
крыло наше. Ужасен был этот налет французской кавалерии.
В прямом смысле слова можно сказать, что французская конница, громада
необозримая, разлилась, как море, и наши каре всплыли посередине, как
острова, со всех сторон поражаемые нахлестами медных и стальных волн
неприятельских панцирников [25]. Наездники встречены и провожаемы были
удачными перекрестными выстрелами каре, и русский дождь свинцовый наконец
пронял и отразил этих (gens de fer) железных людей: так называл Наполеон
кирасир французских.
Генерал Дохтуров, личный свидетель подвигов Измайловских и Литовских каре,
загнанный бурею скачущей отовсюду конницы, сам вверил себя одному из этих
каре, каре 1-го баталиона, и отстоялся в нем. Три генерала, и между ними
король и вице-король, как мы видели, должны были скрываться в каре:
вице-король в каре 84-го, Дохтуров в каре Измайловском, король
Неаполитанский в каре 33-го полка. По этому судите о бурях и случайностях
Бородинского сражения! Маршалы призадумались; но не отстали от своего
намерения и продирались вперед.
В самом разгаре битвы за реданты и за редантами видели одного человека
длинного роста, с значительным европейским лицом. Он был уже на склоне лет,
но все в нем показывало, что в молодых годах своих он был стройным мужчиною
и, может быть, храбрым наездником, несмотря на кротость, выражавшуюся в
спокойных чертах. Те, которые знали близко этого человека, этого
знаменитого генерала, говорят: "Мудрено найти кротость, терпение и другие
христианские добродетели, в такой высокой степени соединенными в одном
человеке, как в нем". - "Жаль, - говорит некто в современных Записках
своих, - жаль, что мало людей могут чувствовать красоту и великость такого
характера!" Под портретом его я видел, позднее, надпись: "Invictus
Victor"[26]. И в самом деле, он первый начал побеждать дотоле непобедимого.
Это был генерал Бенигсен!
Скрыв лучи своей Прейсиш-Эйлауской славы, он заботливо и скромно разъезжал
по полю битвы. Я был в числе тех, которые спросили у него: "В какой степени
можно сравнивать настоящее Бородинское сражение с Прейсиш-Эйлауским?"
Победитель при Эйлау, не задумавшись, отвечал с высокою скромностию:
"Верьте мне, что в сравнении с тем, что мы до сих пор видим (а это было в
12-м часу дня, когда 700 пушек на одной квадратной версте еще не гремели),
Прейсиш-Эйлауское сражение только сшибка!"
Прискакав вместе с Барклаем, оба военачальника ободрили войска левого крыла
и, загнув оное, уперли одним концом в лес, занятый Московским ополчением.
Это придало силы обессиленным потерями и своим положением.
Незадолго перед ними в пожар и смятение левого крыла въехал человек на
усталой лошади, в поношенном генеральском мундире, с звездами на груди,
росту небольшого, но сложенный плотно, с чисто русскою физиономиею. Он не
показывал порывов храбрости блестящей посреди смертей и ужасов, окруженный
семьею своих адъютантов, разъезжал спокойно, как добрый помещик между
работающими поселянами; с заботливостию дельного человека он искал толку в
кровавой сумятице местного боя. Это был Д. С. Дохтуров.
В пылу самого сражения Дохтуров получил от Кутузова начерченную карандашом
записку: "Держаться до последней крайности". Между тем под ним убило одну
лошадь, ранило другую. Он все разъезжал спокойно, говоря солдатам про
Москву, про отечество, и таким образом, под неслыханным огнем Бородинским,
даже, как мы видели, некоторое время в одном из каре своих, пробыл он 11
часов.
Мы не могли, при всем желании, представить здесь так ясно, как бы хотелось,
все переходы, все оттенки этой великой битвы маршалов с Багратионом,
наконец раненным и отнесенным с поля. Не опасаясь впасть в повторения и
желая лучше переговорить, чем не договорить, мы расскажем еще и уже более,
чем во второй раз, о некоторых чертах упорной битвы за реданты Семеновские
и заглянем для этого мимоходом в предания французов.
Уже наступила грустная для нас эпоха, когда все главнейшие препятствия,
заслонявшие позицию нашу: речки Войня, Колоча, овраг Семеновский и ручей
Огник, перейдены!.. От Утицы до Бородина протянулась синею лентою линия
французская.
В это время Наполеон устраивает атаку серединную (charge de pont), о
которой он говорит в своем 18-м бюллетене, приготовляясь ударить, как
молотом, всею толщею своего правого крыла поперек груди нашей армии. Маршал
Ней сжался и с тремя своими и двумя из 1-го корпуса, всего с пятью,
дивизиями, стоившими иной армии, пошел теснить и разбивать левое крыло
русское, с которым он постоянно бился с мужеством неукротимым. Между тем
посланный им Готпуль отослан Наполеоном к дивизии Клапареда и потом к
дивизии Фрияна, который, еще незадолго перед тем, от самого Наполеона
получил приказание изготовиться к наступу, коль скоро реданты при
Семеновском будут взяты. К исходу боя между маршалами и князем Готпуль
привел Фрияна и его дивизию прямо к высотам и редантам Семеновским. Эту
свежую дивизию жестоко поздравили дождем и градом пуль и картечи с третьего
реданта, еще уцелевшего за русскими. Но старый Фриян велит бить во все
барабаны и скорым наступным шагом ведет дивизию на приступ. Никакое
сопротивление не могло остановить этого отчаянного приступа, и русские
отброшены за Семеновский овраг, не успев, как мы уже давно сказали, свести
пушек с реданта. Генерал Дюфур, с 15-м легким пехотным полком, как нам уже
известно, перемчался за овраг, принял налево, захватил Семеновское
(которое, впрочем, наши готовы были уступить) и стал на этой прожженной
почве твердою ногою, поддерживаемый остальными войсками дивизии в колоннах
по бригадам.
Генерал Фриян попытался было протянуть свое правое крыло, чтоб сомкнуться с
Неем, но русские с страшным криком уже неслись ему навстречу.
При виде этой бегущей бури Фриян стеснил ряды, и тут же по его приказанию
33-й полк перешел через овраг, выстроился в каре и заслонил полки 48-й и
Ишпанский Иосифа Наполеона.
Под гремящим покровительством своих метких батарей конница русская делала
отчаянные налеты на пехоту французскую; но французы (нельзя не отдать им
чести) стояли как вкопанные! За что дрались они? Что заставляло их
прирастать ногами к русской земле? Мрачные, безмолвные, без пальбы, без
крика, линии французские допускали до себя русских на три шага, и вдруг
огненная лента бежала по фрунту и за страшным убийственным залпом, сыпался
беспрерывный рокот мелкой пальбы. Мертвые и умирающие, кони и всадники
русские длинными настилками ложились друг на друга. "Помогите! помогите!" -
кричали раненые. "Не до вас, братцы! - отвечали им. - Надо прежде
разведаться с неприятелем!" Вот минута, в которую армия русская могла
показаться разрезанною: ибо ключевой плечной сустав, соединявший левое
