открыли, все медленно поползли. И во встречном потоке в конце этого хвоста
я увидел Кубракову. На выезде из города. Я еще подумал: "Ну, слава Богу,
отбыла". Глянул на часы, было 10 утра.
- Вы не помните, какая машина?
- Помню, что красные "Жигули".
- А модель или номер?
- Где там! После стояния у шлагбаума все ринулись, сигналят, спешат.
Да и к чему мне это было?
- Она сидела рядом с водителем?
- Нет, на заднем сидении.
- Водителя не запомнили?
- Видел, что мужик. Единственно, что отпечаталось в памяти, это
каскетка на нем, белая с зелеными клиньями и светозащитным пластиковым
козырьком. Он ее почти на глаза надвинул.
- Солнце было?
Омелян словно споткнулся об этот вопрос, задумался, затем сказал:
- Нет. В эту пору оно еще на Востоке, значит мне в глаза, а встречным
в затылок.
- И больше вы Кубракову не видели?
- Нет.
- Лев Иванович, все-таки она, пусть не часто, но приезжала сюда много
лет. Не упоминала хоть раз за эти годы, что у нее есть здесь родственники
или знакомые?
- Никогда.
- Ну что ж, - Войцеховский поднялся, бросил взгляд за окно. Там
вдалеке виднелось шоссе, сталью блестел на солнце асфальт, беззвучно
неслись машины. "По этой дороге в то утро она уехала из Богдановска, а
домой не прибыла. С кем и куда?", - подумал он...
Гостиница была плохонькая, серое двухэтажное здание, облупившееся
крыльцо, проржавевшая, в дырах водосточная труба. Из нее вода, видимо,
попадала на стену, и она промокла на всю глубину, отчего синюшное пятно на
вздувшихся обоях в номере казалось мокрым.
- Ты где пропадал? Чего это я вместо тебя должен заниматься
допросами? - с напускным недовольством спросил Войцеховский.
- Ну не на танцах же я был, - огрызнулся Скорик.
- Куда обедать пойдем?
- Какая разница? Тут, наверное, всюду отрава.
- Скажи, какой гурман! Идем в Дом быта, там есть ресторан...
Ресторан на втором этаже был пуст, похоже, цены всех распугали.
Официантка подошла быстро, сразу определив, что эти двое - не местные,
своих здешних знала, подала меню. Войцеховский заказал, не долго
раздумывая:
- Борщ, котлеты, бутылку пива.
Она записала и терпеливо ждала, пока Скорик изучал меню.
- Мне куриный бульон. Что из цельного мяса есть?
- Говяжья вырезка.
- Ух ты! А почему в меню не указано?
- Ее никто не берет, дорогая. Да и долго ждать, а люди спешат.
- Я не спешу. Значит бульон, вырезку. Что, и деруны есть?
- Есть.
- Давайте!
- И вам пива?
- И мне... Мясо пусть не очень прожаривают.
Она ушла.
- Ты, однако, зануда, - сказал Войцеховский. - Как будто попал к
"Максиму" в Париже.
- Кто бы думал, что в районной харчевне можно нормально поесть?
- Да это ж не государственный ресторан, а потребкооперации...
Они ели, обмениваясь новостями, которые каждый добыл.
- В общем почти все одинаково, - подытожил Скорик. - Неплохо. А вот
красные "Жигули", на которых Кубракова отбыла, это уже новость. Приятная
или нет - вопрос. С кем же она уехала, на чьей машине? - риторически
спросил он.
- Ты хотел, чтоб я тебе сообщил номер, серию, модель, фамилию,
имя-отчество владельца и с кем он спит? - хмыкнул Войцеховский.
- А что, если он спит с нею? - неожиданно сказал Скорик.
- Я с ним в долю не иду... Характер у нее, видно... Спать с ежихой -
удовольствие сомнительное.
- От таких стараются побыстрее избавиться.
- У тебя что, опыт есть? - вальяжно откинувшись, Войцеховский с
наслаждением пил пиво и курил. - Кубраковой под пятьдесят, - он подмигнул.
- Ну и что?
- Климакс, предзакатная вспышка гормонов, краткая связь с молодым
любовником, которого она стала тяготить необузданной страстью. И он решил
от нее избавиться... Сюжет для романа-адюльтера. Но и в нашей с тобой
жизни встречается... Думать надо. Искать машину и владельца... Что
собираешься делать сейчас?
- Допросить администратора гостиницы. А ты?
- Посплю часок. Есть еще, оказывается, "верхний" мост, он вверх по
течению, много выше места, где нашли труп. Вот и съезжу к нему. Да и
скорость течения хорошо бы знать, - оглянувшись, Войцеховский позвал
взглядом официантку.
- Сбросили с моста или в реку сиганула? - спросил Скорик.
- Всяко бывает, сам знаешь... Мне б чего-нибудь вместо поплавка.
Разве что эту бутылку от пива. - Девушка, - обратился к официантке, - у
вас пиво есть?
- Есть. Крапленое, крымское. Принести?
- Нет, вы посчитайте, что мы тут нагуляли.
- Вместе?
- Отдельно. Добавьте стоимость бутылки, я ее у вас покупаю. А вместо
вина, пожалуйста, хорошую тугую пробку от винной бутылки.
Она торопливо кивнула, стараясь понять странную просьбу клиента.
Скорик сидел в каморке-кабинете директорши гостиницы за ее столом,
сама же хозяйка и женщина, дежурившая в тот злополучный день, разместились
под стеной на стульях.
- Товарищ Омелян заказал ей номер на сутки, - отвечая на вопрос
Скорика, произнесла директорша.
- В котором часу она приехала? - спросил у дежурной.
- Я как раз смену принимала. Это в половине девятого. Слышу,
остановилась под окном машина, потом эта дама вошла.
- А какая машина?
- Я в них не понимаю. Видела, что красная, да и занята я была, смену
принимала.
- Она одна вошла или кто-то сопровождал?
- Одна. Я поселила ее в одноместный номер. Минут через десять она
ушла, а вернулась вечером.
- Какие у нее с собой вещи были?
- Небольшая хозяйственная сумка, черная.
- Может быть кто-нибудь ей звонил, заходил сюда, спрашивал ее?
- Звонить-то может и звонили в номер. Этого не знаю. А спрашивать -
никого таких не было.
- В котором часу гражданка Кубракова покинула гостиницу на следующий
день, в среду?
- В семь утра. Рассчиталась и ушла с той же сумкой.
- Вы не видели, эта красная машина ждала ее?
- Нет, никто не ждал. Окно дежурки глядит на улицу, всех кто входит и
выходит видно. Одна ушла, а в сквере напротив, где киоск, еще газетку
покупала... Вот беда-то какая, - вздохнула дежурная. - Семья, наверное,
есть, муж, дети? - спросила осторожно.
- Может быть, может быть, - механически ответил Скорик. Он открыл
кейс, чтоб сложить бумаги, и подумал, что надо бы осмотреть номер, в
котором сутки прожила Кубракова. Спросил: - Номер после гражданки
Кубраковой убирали?
- А как же! - ответила директорша.
- Что ж, на сегодня хватит... - "После уборки там, пожалуй, делать
нечего", - подумал.
Уезжали они из Богдановска под вечер, уставшие, молчаливые, вроде
перечеркнув и отбросив истекшие полтора дня. И как бы условившись о
нежелании говорить о чем-либо, уселись в пустом "рафике" отдельно друг от
друга. На сидении у заднего окна валялся бумажный мешок с одеждой
Кубраковой.
"Вот он, тот переезд, где Омелян последний раз видел ее", - подумал
Войцеховский, когда машина, притормозив, осторожно перевалила через
рельсы, минуя будку и поднятый шлагбаум. Вскоре выскочили на автостраду,
уходившую плавной дугой влево от реки. Не заметив, проскочили развилку со
знаком "правый поворот запрещен", где, отделившись от шоссе, к берегу
уходила грунтовка, там, внизу под высоким берегом текла река. Шофер
прибавил газу, под колесами ровно и монотонно отозвался асфальт.
Войцеховский клевал носом, иногда выплывал из липкой дремоты и на секунду
тяжело подняв веки, снова погружался в сладкую пустоту.
Скорик, сняв туфли, положил ноги на противоположное сидение, бездумно
смотрел в окно, за которым проносились поля с зелеными полосами еще
маленьких капустных кочанчиков...
10
Дверь с цифрой "21" в отличие от других на этом этаже запиралась
изнутри на электрический замок, открывался он так же изнутри нажатием
кнопки. Вход посторонним был запрещен - за дверью располагался кабинет
криминалистики: три комнаты с письменными столами, со специальной
аппаратурой, стенды с фотографиями с мест происшествий, с предметами,
бывшими некогда вещественными доказательствами, фотолаборатория и
небольшой кинозал.
Очистив стол от бумаг - что в ящики, что в сейф, что стопочкой справа
от себя, - Войцеховский позвонил Щербе:
- Михаил Михайлович, Скорик у вас?.. Тогда заходите, я освободился.
Кабинеты их находились на одном этаже, все двери в длинном коридоре
были выкрашены белой эмалью. И только эта, с цифрой "21" темнела
отделанным под дуб шпоном. Позвонив, Скорик и Щерба вошли. Щерба сразу же
уселся на мягкую длинную скамеечку у стены, Скорик - напротив сидевшего за
столом Войцеховского.
- Провел опознание? - спросил он Скорика. - Когда труп привезли?
- В восемь утра. В девять я уже повез их в морг - мать и брата,
соседей.
- Ну и что?
- Ты что, никогда не проводил опознаний? Мать кричала! - Скорик
притронулся пальцами к виску, словно тот крик ужаса сейчас вызвал головную
боль. - Когда уходили, брат сказал: - "Ищите побыстрее! Иначе я сам найду
и застрелю".
- Н-н-да, - произнес Щерба. - Пока вы оба отсутствовали, я встретился
с директором НИИ Яловским. С Кубраковой работает очень давно, чуть ли с
момента создания института. Талантлива, одержима в работе, подчиненных
держит на коротком поводке, деспотична, ни с кем из сотрудников дружеских
отношений не поддерживает, но и не дразнит по пустякам; требовательность
ее не носит характера бабской придури; прагматична, не терпит
прожектерства, словоблудия, резка, случается, срывается на грубость, может
унизить, но, как ей кажется, только ради пользы дела. Любимчиков не имеет,
все для нее вроде равны, однако с одним человеком перманентно конфликтует.
Фамилия его Назаркевич, Сергей Матвеевич. Кубракова терпит его, потому что
способный химик. Молод, кандидат наук, болезненно самолюбив, считает, что
она ему завидует, а посему давит, не дает реализоваться. Яловский
полагает, что это совсем не так. Просто Кубракова мыслит масштабней.
Сейчас была увлечена каким-то проектом, совместным с немцами... Вот вам
конспективно Кубракова, - Щерба, словно устав, оперся спиной о деревянную
панель. - По словам Яловского Кубракову в Богдановск на своей машине
отвозил Назаркевич. У него красные "Жигули". С чего бы совместная поездка
при взаимной антипатии? Ну, а с чем вы прибыли?
Начал Скорик. Подробно пересказал все, что выудил в Богдановске. И
добавил:
- Дежурная по гостинице заметила, что Кубракова выходила из машины
красного цвета.
- В красных "Жигулях" Кубракову у шлагбаума видел директор завода
Омелян, - сказал Войцеховский. - Для нас он пока последний, кто ее видел.
Теперь посчитаем: в 10 утра, выходит, она еще была жива. Часы же
остановились тоже в среду, в 10.22. Эта модель имеет запас хода более
суток, но они остановились, потому что в них попала вода. Итак, через 22
минуты после того как ее видел Омелян, Кубракова была мертва. И явно в
воде. Куда же она успела отъехать за эти 22 минуты. Где все произошло? У
переезда машин скапливается много - в обе стороны. Когда шлагбаум
поднимается, они ползут медленно, максимум 30 км в час, еще и
притормаживают в движении. Я там ездил, знаю. За эти 22 минуты "Жигули" с
Кубраковой могли удалиться не более, чем на 15-17 километров. А
единственный съезд с шоссе к берегу как раз на 15-ом километре.
- На правом берегу, - уточнил Войцеховский.
- Я так ориентировал оперативников Богдановска, - сказал Скорик.
