- Вы домой? - спросила Кубракова.
- Нет, еще за Вовкой в садик.
Едва вышли на улицу, как с противоположной стороны к ним быстро
подошел Вячин:
- Елена Павловна, уделите мне пять минут, - попросил он.
- Некогда мне, Вячин.
- Я пошла, Елена Павловна, - сказала Света. - Счастливого пути вам, -
попрощалась она и зашагала через скверик к трамвайной остановке.
- Не могу я с вами разговаривать, Вячин, - Кубракова нетерпеливо
посмотрела на часы.
- Одну минуту, Елена Павловна, - вновь обратился он.
Но Кубракова, раздраженно глянув на него, переложила портфель с одной
руки в другую и двинулась прочь.
Он смотрел ей вслед, сцепив зубы, словно сдерживая гневные слова,
готовые вырваться вдогонку.
Дом, в котором жила Кубракова, был построен в начале века. С могучих
кариатид, поддерживавших перекрытие над широкими входными деревянными
воротами, давно облетела штукатурка. Вход в квартиры шел с захламленного
двора, где в мусорных баках промышляли крысы. Елена Павловна легко одолела
крутые ступени и на третьем этаже позвонила в дверь. Открыла мать.
- У нас неприятность, - сразу сказала она.
- Что опять? - спокойно спросила Елена Павловна. Она привыкла, что
всякие пустяки мать считала неприятностями.
- Снова соседи залили кухню, - мать указала куда-то наверх.
- Черт с ними, осенью все равно будем делать ремонт... Я хочу есть, а
потом мне надо собираться в дорогу.
Елена Павловна жила с матерью. В этой квартире был прописан и младший
брат-майор, но он почти постоянно находился у себя в райцентре Сокирцы,
где служил военкомом. Ни мужа, ни детей у Кубраковой не было. Выйдя замуж
сразу же после окончания института за своего сокурсника, Елена Павловна
прожила с ним год, расстались они тихо и незаметно, самым близким
приятельницам она объяснила: "Я не выношу, когда мужчина постоянно стрижет
и подпиливает свои ногти и покрывает бесцветным лаком". С тех пор она все
в жизни одолевала самостоятельно и стала сильной...
Съев тарелку гречневой каши и запив чаем, Елена Павловна сказал
матери:
- Все! Я пошла складываться, - это значило: прошу не мешать.
У себя в комнате, служившей кабинетом и спальней, она вытащила из
старого скрипучего шифоньера пустой чемодан, раскрыла платяной шкаф и
начала перебирать висевшие на вешалках платья и костюмы, решая, что надеть
в дорогу, а что взять с собой, затем рылась в белье, бросила в чемодан две
пары нераспечатанных колготок. Кое-что надо было подгладить. В кухне она
включила утюг.
Где-то около одиннадцати она закрыла чемодан и села к столу, еще раз
посмотреть документы, приготовленные для поездки. Не хватало одного
варианта проекта договора. Она еще раз перерыла все бумаги, но договора не
было. "Дура! Надо было там проверить!" - обозлилась она на себя, и надев
бежевую пушистую кофту, вышла в прихожую и крикнула:
- Мама, я скоро вернусь. Ты ложись, я ключи взяла...
Сидя в полупустом вагоне трамвая, Елена Павловна старалась вспомнить,
где мог быть договор. "Скорее всего между папок в правом ящике. Света
принесла мне две папки и прямо с машинки три экземпляра", - вспоминала
она...
Четырехэтажное здание института было погружено во мрак, не светилось
ни одно окно. Поднявшись по ступеням, Елена Павловна подошла к широким
дверям, прильнула лбом к холодноватому стеклу, заглядывая в холл. Темень.
Она нажала кнопку звонка на косяке. Но никто не пошел открывать. Кубракова
достала из сумочки свою связку ключей, отперла, вошла. Справа конторка
ночного вахтера. Но в ней пусто. Это показалось странным. Шесть ступенек
из холла в бельэтаж - и она уже шла по длинному коридору с большими
оконными проемами, входившими в темный внутренний двор. Кубракова сделала
еще несколько шагов, когда вдруг вспыхнул яркий фонарь на столбе у
гаражей. Свет упал ей под ноги, на линолеум. Отсюда сквозь окна
просматривался другой коридор, начинавшийся под прямым углом сразу за
поворотом, и тоже теперь освещенный. Там, почти в самом конце его,
лаборатория. Елена Павловна была уже в трех шагах от поворота, у
последнего окна, бросила через него взгляд, увидела через оконный проем
второго коридора дверь лаборатории. Внезапно дверь отворилась и оттуда
вышел человек. Он оглянулся, что-то затолкал в карман, подергал дверную
ручку, вытащил из замочной скважины ключ, отошел к противоположной стене,
где лежала темень и исчез.
Елена Павловна замерла. Она не считала себя трусихой, не боялась
поздно возвращаться домой, но сейчас ощутила холодную дрожь, пробежавшую
как разряд тока, по спине и ногам. Вздохнув пересохшим ртом, она двинулась
с места. Ей казалось, что шаги ее слышны на всех этажах. Свернула за угол,
посмотрела в даль коридора. Никого. Пусто, тихо. Слышала только, как у
горла толчками пульсировал какой-то комок.
Дверь в лабораторию была заперта. Дрожащими повлажневшими пальцами
Елена Павловна нащупала в сумочке ключи, отомкнула дверцу ниши
сигнализации на противоположной стене, отключила, затем отперла приемную.
В темноте все же виден был стол Светы с зачехленной пишущей машинкой. Она
прошла в свой кабинет. Люстру зажигать не стала, не решилась, а поставила
настольную лампу из предосторожности под стол, включила ее и бросилась к
сейфу, стала перебирать бумаги. Самое заветное, главное - все, что
касалось поликаувиля - оказалось на месте. Из кабинета вела узенькая дверь
собственно в лабораторию. Отодвинув щеколду, Елена Павловна вошла, с
порога окинула взглядом огромную комнату. На трех окнах опущены глухие, из
вьетнамской соломки, шторы. Тут можно было уже зажечь свет. Длинные столы.
Реторты, колбы, бутыли, стеклянные змеевики, пробирки в штативах,
перегонные колена, куб с дистиллированной водой. В углу, опутанная
проводами и медными трубочками большая цилиндрическая емкость с
поликаувилем. Кубракова взглянула на деления датчика и покачала головой.
Вернувшись в кабинет, в ящике письменного стола нашла нужную бумагу, ради
которой оказалась здесь в эту ночь...
В холле в конторке вахтера уже горел свет. Услышав приближающиеся
шаги, вахтер поднялся со стула.
- Елена Павловна?! Что это вы?! - посмотрел на электрочасы на стене.
- Необходимо было, - ответила, все еще вслушиваясь в ночную тишину
заполнившую здание.
- Разве входная дверь была незаперта? - спросил он.
- Да нет, я своими ключами... Анатолий Филиппович, мимо вас никто не
проходил? Вы ничего такого не заметили?
- Нет, Елена Павловна... А что?
- Да так... Мне показалось...
- Я, правда, отлучался минут на пятнадцать, последний обход делал.
- Спокойной ночи, Анатолий Филиппович. Заприте за мной...
Идя домой, она пыталась снова все сложить, сопоставить. В одном была
уверена: не мираж ей привиделся. Она узнала того человека. И почти поняла,
за чем он приходил. Но как проник? Входная дверь с улицы заперта. Кто
впустил? Чтоб попасть из приемной через кабинет в лабораторию надо
отключить сигнализацию... А это можно сделать лишь отперев дверцу ниши,
где тумблер... Вахтера не оказалось на месте... Вахтер Сердюк? Что она
знает о нем? Работает здесь четыре года. Никогда к нему никаких претензий.
На работу его принимал сам Яловский, даже не принимал, а как бы
устраивал...
"Это - то, что я знаю о нем, - подумала Елена Павловна. - А чего не
знаю?.."
Вернувшись домой, она по привычке нажала кнопку автоответчика. После
короткого шуршания раздался голос: "Елена Павловна, это Яловский. Куда это
вы запропастились на ночь глядя? Я дважды звонил вам. Когда бы вы не
пришли, позвоните мне". Она взглянула на часы, было без четверти час, но
без колебаний набрала номер Яловского.
- Простите, что так поздно, Альберт Андреевич, но вы просили
позвонить. Что так срочно? Я убегала в институт, необходимо было.
- Мы едем не завтра, а послезавтра. Не было билетов. Можно ехать
другим поездом, но тогда в Польше пересадка. Я решил, что прямым лучше.
- А есть ли гарантия, что послезавтра будут билеты?
- Да. Мне начальник поезда твердо пообещал.
- Но на работу я завтра не выйду. Есть кое-какие дела личного
свойства.
- Хорошо. Спокойной ночи...
Она медленно опускала трубку, думая, правильно ли сделала, что ничего
не рассказала Яловскому о ночном происшествии. И решила, что так лучше,
успеет, надо сперва во всем самой разобраться, когда вернется из Германии.
4
У Сергея Назаркевича гаража не было. Машину свою - красные "Жигули
2103" он держал за домом, где жил, в проеме между двумя металлическими
гаражами соседей - шофера из таксопарка и старика - инвалида войны.
Было воскресенье. Жарко. Вытоптанную площадку покрывала тень от
высокого старого платана. Ветерок смел потемневшие опавшие со "свечек"
лепестки в кучки к полуобвалившемуся деревянному забору, за которым лежал
большой пустырь.
Дверь в металлическую коробку гаража, где стоял старенький "Москвич"
таксиста, распахнута, в сумеречной глубине виднелись стеллажи с аккуратно
разложенными инструментами, шлангами, баночками, бутылями; сбоку стоял
стол с большими тисками, в углу компрессор.
Юрий Лагойда, обнаженный по пояс, в латаных джинсах и стоптанных
кедах оглядывал весь этот разумный порядок завистливо, словно хозяин
металлической коробки был виноват перед Лагойдой за бардак, царивший в его
добротном, кирпичном, на две машины боксе. В нужный момент Лагойда не мог
отыскать торцовый ключ или баночку с графитовым порошком.
- Ну, мужики, думайте быстрее, что еще понадобится, - сказал таксист.
- Мне ехать нужно, жинка на барахолку собралась.
- Тебе что-нибудь еще, Коля? - спросил Лагойда у Вячина.
- На всякий случай большой газовый ключ и солидола, - ответил Вячин.
Он тоже был обнажен по пояс, в старых синих вьетнамских брюках, и сидел на
снятом колесе, разглядывая истершуюся тормозную колодку.
- Сосед, немножко тонкой шкурки и грунтовки, - попросил Назаркевич...
В это воскресенье они собрались привести в порядок машину
Назаркевича. Вячин - ходовую часть, Лагойда - барахливший замок зажигания,
а сам хозяин - зашкурить и загрунтовать кромки крыльев, где появились
пятна ржавчины...
Каждый делал свое дело почти молча, иногда перебрасывались
фразой-другой. К двум часам дня решили передохнуть, от обеда,
предложенного Сергеем Назаркевичем, отказались; но сбегав домой, он все же
принес термос с кофе, большие чашки и бутерброды с колбасой и сыром.
Перекусив, сели покурить.
- Ты хотя бы поставил противоугонное, - сказал Вячин. - Держишь
машину в этом закутке и спишь спокойно? - спросил он Назаркевича.
- А какой выход? До платной стоянки час добираться двумя трамваями.
- У тебя же и правая передняя дверца не запирается, - сказал Лагойда.
- Замок надо менять, а зубчатка "съедена".
- Заработаю в кооперативе - куплю "девятку", - засмеялся Назаркевич.
- Таких умников много, - сказал Лагойда. - Знаешь, сколько сейчас
"девятка" тянет? Да попробуй еще найди!
- Серега, у тебя, кажется, была пишущая машинка с латинским шрифтом?
- спросил Вячин у Назаркевича.
- Есть. Наташа иногда пользуется, когда печатает диссертации медикам.
А что нужно печатать?
- Два деловых письма по-польски, - сказал Вячин. - Еду в Польшу, в
Жешув.
- За каким чертом, - спросил Лагойда.
- Меня разыскали поляки-мебельщики. Им понравилась наша фурнитура.
Прислали приглашение. Может наладим экспорт для них, и они нам
чего-нибудь. В общем потолковать надо, проспект им показать.
