составную часть любого обыска. Да, это было не самой блестящей ночью в
моей жизни.
Оливия, с расческой в руке, сделала шаг к Дотти, но та бросилась к
дверному проему. Я сделал резкий шаг, чтобы удержать ее. Моя раненная нога
подвела меня и я тяжело рухнул рядом с ней. Я понял, что она собиралась
сделать и ухватился за нее, чтобы она не поднесла свою руку ко рту.
Последовали грубые объятия, чтобы отобрать у нее смертельную таблетку.
Затем я с трудом поднялся на ноги и посмотрел на смертельную
маленькую капсулу, зажатую в моей руке, а затем на маленькую девушку в
больничном халате, растрепанную и пыльную и на ее замысловатую прическу,
рассыпавшуюся на неаккуратные пряди и кольца над белым лбом. Она выглядела
теперь значительно старше, не такой аккуратной и притягательной, как
раньше.
Над одним ухом, как экзотическая драгоценность - кусочек металла и
стекла, поблескивал среди вьющихся светлых прядей волос. Она подняла руки
вверх, отыскала ее, сдернула и бросила в меня. Ее цель уклонилась. Я
слышал, как эта вещь стукнулась о бетонный пол, позади меня7
- Я ничего тебе не скажу! - простонала она. - Ты не заставишь меня
говорить!
Они всегда так говорят.
21
Человек по имени Эмиль Тоссиг в Сент-Луисе называл себя Вильям Кан.
Это был пожилой человек с белыми седыми волосами и с приятными коричневыми
глазами. По крайне мере, позже, люди по соседству говорили, что его глаза
смотрели по-доброму. Но я никогда не видел его сам, чтобы составить свое
независимое, от других, суждение. Я находился в семидесяти ярдах позади
него, через улицу, когда он сделал несколько шагов, чтобы подняться в
совой дом, когда, вдруг, упал и умер.
Доктор провел осмотр и сослался на сердечную недостаточность, при
этом старательно избегая упоминать о маленьком отверстии от пули,
находящемся в основании черепа. Карл Кроче был не единственный, кто
пользовался "двадцать вторым" калибром, имевшим ряд преимуществ, перед
другим оружием. Преимущества заключались в том, что на него можно
прикрепить глушитель, а на больших калибрах глушитель действует не так
надежно, как на этом.
После этого множество всяких событий произошло в стране,
тени-прикрытия были идентифицированы другими агентами, для их поимки была
уготована сеть в национальном масштабе, после ухода Тоссига. Несомненно,
те, кто не был выявлен, сбежали, немногие вернулись обратно. Все это
происходило не так гладко и бескровно, как предполагал Вашингтон, даже и
при отсутствии их главаря, но где могло быть иначе? Мне сказали, так же,
были межнациональные суды, решавшие о принадлежности того или иного
человека к этому делу.
Эта часть дела меня не особенно интересовала. Во всяком случае, я
тогда находился в госпитале и лечил инфицированную ногу. Еше одна
характеристика двадцать второго калибра такая, что его маленькие пули
несут на себе смазку и грязь, которая проникает и в рану, а если рана еще
и не смертельна, то это доставляет множество неприятностей. Может быть
поэтому меня не оставляли в покое, как я того хотел. Один джентельмен из
Вашингтона посетил меня, когда я лежал на койке и сказал мне, что я герой
и возможно спас мир или, хотя бы, какую-то его часть. Они образовали
специальный департамент для этого, я думаю. Они называют это
международными отношениями или еще чем-то в этом же духе.
Я хотел сказать этому парню, что бы он отправился во Флориду и
произнес свою хвалебную речь в присутствии леди с ученой степенью по
астрофизике, но это было бы не дипломатично. Так же я удержался от
соблазна спросить его, какого дьявола он думает, что спасена именно часть
мира.
Уже давно наступила весна, когда я снова смог посетить Пенсаколу,
согласно инструкции Мака.
- Леди хочет, чтобы ты подписал какие-то бумаги, - сказал он мне в
Вашингтоне, - я сказал ей, что ты можешь оставаться там сколько тебе
потребуется. Понял?
- Понял.
- Там ты случайно можешь повстречать молодого Брейсуейта. Так, он уже
не работает на нас. Он опять на своем корабле. - Мак метнул на меня взгяд,
через стол. - Ты дал ему довольно грубую интродукцию к нашей работе, Эрик.
Не было никакой необходимости в том, чтобы ему свидетельствовать на
допросе этой девушки.
- Он сыграл свою роль в ее поимке. И я думал, что он лучше смог бы
привыкнуть к работе, наблюдая ее изнутри.
- Посмотрев на ребят из команды допроса мисс Даден? Она умерла
вскоре, - ты знаешь? А лейтенант Брейсуейт решил, что не хочет больше
вести жизнь тайного агента. - Мак смотрел на меня задумчиво. - Может это
потому, что у тебя осталось много невысказанного в этом деле, Эрик?
- Может быть, - сказал я. - А моя, э... жена, все еще живет по тому
же адресу?
Мак ответил утвердительно, но когда я хотел позвонить ей домой из
аэропорта Пенсаколы, я не мог найти фамилию Мариасси в телефонном
справочнике. Затем я понял, что искал неправильно и перелистал книгу. На
букву "К" я увидел: Коркоран, Поль - 137Спрус, 332-1093. Странные чувства
вызвала у меня эта фамилия. Я уже отвык от нее с прошлой осени.
Я набрал номер и мне ответила служанка, сказавшая, что миссис
Коркоран отсутствует, но если я мистер Коркоран, то я могу застать ее в
лаборатории, - здание под номером 1000 штаба морской авиации. Она ждет
меня.
На такси я миновал ворота и огромную базу, и проехал мимо плаца, на
котором проводилась какая-то военная церемония. Это был военный смотр на
котором присутствовали все военные чины. Большие массы офицеров самого
низкого ранга стояли по бокам. Они были одеты в полевую форму одежды, за
ними следовала длинная колонна учеников морской авиационной школы или
мичманов, или еще кого-то, как их там зовут в морской авиации. Я не
большой знаток морской терминалогии.
Моему шоферу удалось отыскать свободный проезд, ничем не
заблокированный и он доставил меня к самому пирсу, откуда я мог видеть,
через гавань, остров Санта Розу, но отсюда я не мог видеть ничего похожего
на заброшеноое фортификационное сооружение. Я, может быть, не смог бы его
заметить даже и днем, на самом острове. Я хорошо слышал звуки духового
морского оркестра, когда пдошел к дверям здания под номером 1000. Находясь
здесь, я не испытывал особенного желания быть посвященным в тайны науки.
- Мистер Коркоран, - спросил меня охранник.
- Да, сэр.
- Пожалуйста, садитесь. Я сообщу доктору Коркоран. Она ждет вас.
Затем она спустилась по лестнице, вниз. Эта женщина выглядела так же,
как та, прежняя, только волосы ее были уложены иначе и привлекательнее и
губная помада заняла свое постоянное место, гладкая и зовущая.
На ней был надет коричневый свитер и коричневая юбка, в которой она
казалась особенно стройной и высокой. Только ноги ее не изменились. Они,
красиво очерченные, хорошо вырисовывались под коричневой тканью юбки, а в
нейлоне и на высоких каблуках они смотрелись просто изумительно.
Я вскочил на ноги, не зная, что ожидать. Она прошла через гостиную
обняла меня и крепко поцеловала, что еще более удивило меня. Мы расстались
совсем не по дружески.
Я услышал в ушах ее голос, - играй же, черт тебя подери! Охрана -
старомодная и болтливая. Не стой, как истукан! - Она отступила на шаг и
сказала, не справляясь с дыханием: Мы разминулись, дорогой.
- Я пытался вернуться поскорее, но меня все время задерживали. Ты
великолепно выглядишь, Оливия!
- Вот как? - она в замешательстве что-то, по женски, поправляла в
прическе. Я вспомнил, что она никогда раньше не поправляла прическу после
плцелуя. - Как доехал, дорогой? - Наконец-то догадалась спросить она.
- Так себе. Над горами я почувствовал некоторую слабость, но все
обошлось хорошо.
- Извени, что я не могла встретить тебя в аэропорту, но случились
серьезные вещи. Автомашина за углом. Поехали. - Она взяла меня под руку и
повела на солнечный свет. - Спасибо, Поль. - сказала она уже совсем другим
тоном. - Некоторые здесь вели себя так, будто не верят, что у меня есть
муж. Охрана введет их в курс дела - старых сплетниц. - Она рассмеялась. -
Все-таки мне надо продвигать свою карьеру и поддерживать репутацию,
теперь, когда я уже не секретный агент.
- Разумеется.
- Не хочешь ли осмотреть окрестности? Я не могу показать тебе нашу
работу, но здесь имеется интересное оборудование такого высокого класса,
как центрифуга для людей и вращающаяся комната, в которой они изучают
проблемы равновесия.... Ну что, хорошее предложение, а, Поль?
- Что?
- Я хотела потом извиниться, но ты ушел.
- Извениться? За что?
- За то, что тебе пришлось так тяжело. Той ночью. Помнишь. У меня
была причина по которой я не могла раздеться перед всеми. Я не имею в виду
те грубые слова, которые тогда произнесла. - Она заколебалась и посмотрела
на меня с загадочным блеском в глазах. - А ты и в самом деле раздел бы
меня?
- Да, - подтвердил я.
Она мягко улыбнулась. - Я рада. Я не люблю людей, которые говорят
грубости, а поступают нерешительно. Я не люблю людей смешивающих чувства с
бизнесом или работой. Но ты, все же, настоящее чудовище. И я рада, что
снова могу видеть тебя, Поль. Правда, правда!
- Я тоже люблю тебя, доктор! Когда мы подпишем эти бумаги? - Конечно,
хорошо обсуждать минувшие события, но кому-то надо же придерживаться
порядка в разговоре.
Она смолкла и улыбнулась, - да, - сказала она, - конечно.
У нее по-прежнему был ее маленький черный "Рено", ей даже не удалось,
как я заметил, накрутить на нем много километров. Я вспомнил и без лишнего
напоминания пристегнул ремень. Она тронула машину с места, но после двух
кварталов нам пришлось вернуться обратно, по приказу полисмена; церемония
еще не закончилась. И на другой улице дела обстояли не лучше. Мы
находились сбоку от плаца, но нам не позволили проехать вдоль него. Я
слышал, как резко отдавались команды. Кадеты, или как их там еще,
готовились пройти стороем.
- Послушай, - сказал я. - Оставь здесь машину и давай посмотри. Мне
нравятся парады.
Она смотрела без всякого энтузиазма, но я вытащил ее из машины и
потащил на плац. Я быстро нашел место откуда можно наблюдать незамеченным.
Они шли вдоль края плаца, прямо на нас, четверо в ряд, стройным шагом, со
знаменем впереди. Военные зрители отдавали им честь. Я, то же, вспомнил и
снял шляпу.
Оливия толкнула меня локтем, я посмотрел в направлении ее взгляда,
там шел лейтенант Брейсуейт, среди других, мимо трибуны, в военной форме,
красиво отдавая честь, когда проходил мимо флага. Он выглядел счастливым и
довольным. Он опять был на своем месте.
Кадеты прошли мимо угрюмо глядя перед собой. За ними проследовал
оркестр, исполняя марш "Звезды и полоски навсегда...". Все это выглядело
затертым и несовременным. Может наступит время и вот так они пойдут прямо
на танки в сопровождении оркестра, разумеется тактика будет несколько
иная. Может вот так очень красиво, а может и оркестра никакого, совсем, не
будет.
Флотские музыканты почти поравнялись с нами. Оливия хотела заткнуть
уши, а я вспомнил, стоя на острове, об авианосце, купающемся совсем в
других звуках и наблюдая, как истребители возносятся в воздух.
Я вспомнил, что чувствовал свое превосходство, в сравнении с молодыми
пилотами и об их игрушках, шумно падающих на палубу, но теперь я пришел к
заключению, что у меня был не очень крепкий базис, для такого чувства.
Может они и не такие ловкие в применении к моей работе, но было время,
