все звуки - скрип мачты, свист ветра в такелаже, разбивавшиеся о корпус
волны - были такими ясными, что не оставалось сомнений в их реальности.
Они были реальными, как тот смех, который я часто слышал в детстве, или
звук трубы из крепости, который всегда будил меня рано утром.
Я что-то делал на палубе этого судна, но точно не помню, что именно.
Помню, что мне очень часто приходилось носить воду в брезентовых ведрах и
смывать с палубы засохшую кровь. Иногда я держался за веревки, ни к чему
не привязанные, а сцепленные с чем-то высоко в такелаже. Я вглядывался в
морскую даль с носа корабля, с его мачт, с крыши большой каюты,
расположенной посреди судна. Когда я заметил, как далеко в море
приводнился звездолет с ослепительным выхлопом последнего пламени, то
никому об этом не сказал.
Все это время человек у руля что-то говорил мне. Его голова безвольно
свисала на грудь, словно у него была сломана шея. Когда сильные волны
ударяли о лопасть руля, штурвал начинал быстро вращаться и голова человека
качалась от одного плеча к другому или же заваливалась назад, и он
мертвыми глазами смотрел в небо. Однако, все это время он говорил без
умолку, а из небольшого количества слов, в которых я мог сориентироваться,
я понял, что он излагал какую-то теорию этики, основы которой даже он сам
не вполне принимал всерьез. Я боялся слушать это бормотание и старался
держаться подальше от него. Почти все время я проводил на носу судна.
Однако, часто ветер вполне отчетливо доносил мне его слова. Иногда я
открывался от работы и внезапно обнаруживал, что нахожусь гораздо ближе к
штурвалу, чем думал. Иногда я почти касался мертвого рулевого.
Когда я пробыл на судне уже довольно много времени и начал ощущать
усталость и одиночество, открылась дверь каюты и из нее вышла тетка. Она
скользила в двух дюймах над палубой, юбка ее не опадала, как обычно, на
пол, а билась на ветру, точно хоругвь, и казалось, что ветер каждую минуту
может унести ее.
Не знаю почему, но я крикнул:
- Не подходите к рулевому, он может навредить вам!
- Это абсурд, - ответила она так естественно, словно мы встретились в
коридоре возле моей спальни. - Он уже давно не в состоянии никому не
помочь, ни навредить, а вот моего брата ты должен опасаться, Номер Пять.
- Где он?
- Внизу. - Она указала на палубу. - Он хочет узнать, почему корабль
стоит на месте. Берегись его!
- На месте? Да вы ошибаетесь, тетя Джоанна, мы движемся вперед!
- Подойди и убедись сам.
Я подбежал к борту и взглянул, но увидел не воду, а лишь ночное небо.
Неизмеримо далеко подо мной были разбросаны бесчисленные звезды. Я ощутил,
что корабль не движется вперед и даже не качается, а все время находится в
неподвижности.
Я недоуменно обернулся к тетке, но она опередила меня:
- Он не плывет, поскольку его заякорили, чтобы узнать, почему он не
плывет.
В этот момент я почувствовал, что двигаюсь по канату к чему-то
похожему на склад. Там были какие-то звери. Тогда я проснулся, хотя в
первый момент не отдал себе в этом отчета.
Я коснулся ступнями пола и заметил, что возле меня находятся Дэвид и
Пхаедрия.
Мы были в огромном зале. Пхаедрия выглядела прекрасно, но была
слишком напряжена и кусала губы. Внезапно раздался крик петуха.
- Как ты думаешь, где могут быть деньги? - спросил Дэвид.
В руках у него была сумка с инструментами.
Пхаедрия или надеялась, что я что-то скажу, или отозвалась на свои
мысли:
- У нас мало времени. Маридор сторожит.
Маридор играла в наших спектаклях.
- Если не убежит. Где, по-твоему, деньги?
- Не знаю. Внизу, в бюро.
Она перестала кусать губы, встала и начала осторожно пробираться к
выходу.
Одета она была в черное от обуви, до черной ленты в черных волосах.
Белое лицо и руки резко контрастировали с этой одеждой, а карминовые губы
выглядели какой-то ошибкой природы.
Мы с Дэвидом пошли за ней.
На полу на большом расстоянии друг от друга были расставлены ящики.
Когда мы проходили мимо них, я обратил внимание, что в них сидят птицы, по
одной в каждом ящике, а когда подошли к лестнице, ведущей через люк вниз,
я понял, что это выращенные для боя петухи.
Вдруг через окошко в крыше в комнату проник луч солнца и упал прямо
на клетку. Сидевший там петух поднялся на ноги и расправил крылья. Я
увидел его дикие, налитые кровью глаза.
- Пошли, - предложила Пхаедрия. - Внизу будут собаки.
Мы спустились по лестнице. На следующем этаже царило пекло. Собаки
были привязаны на цепях в раздельных боксах. Перегородки между боксами
были такими высокими, что их обитатели не могли видеть друг друга. Между
рядами загородок были широкие проходы. Здесь содержались боевые псы. Они
были разной величины - от десятифутовых терьеров до собак величиной с
пони, у которых были такие деформированные головы, что напоминали старые,
поросшие молодыми побегами деревья. Пасти у них были такие, что могли
запросто одним движением перекусить человека. Псы создавали в пустом
помещении невыносимый шум.
Я взял Пхаедрию за руку и жестом показал, что нужно убираться отсюда
как можно скорее. Я был уверен, что находиться здесь запрещено.
Она почему-то отрицательно покачала головой. Поскольку я не мог
расслышать, что она говорила, то ей пришлось написать пальцем на пыльной
стороне одного из боксов: "Они всегда так ведут себя, если что-нибудь
услышат с улицы".
На следующий этаж мы спустились по ступенькам, начинавшимся за
тяжелой дубовой дверью. Она служила для звукоизоляции от этого гвалта. Я
почувствовал себя гораздо лучше, когда дверь закрылась за нами, хотя шум
продолжал доноситься из-за нее. Я почти пришел в себя и хотел сказать
Дэвиду и Пхаедрии, что не понимаю, где и почему я нахожусь. Я понятия не
имел, что мы здесь делаем.
Однако, меня удержал стыд. В конце концов, я сам мог легко догадаться
о цели нашего визита сюда. Дэвид спрашивал, где лежат деньги, а перед этим
мы часто говорили, хотя я считал это пустой болтовней, о большом
ограблении, которое навсегда бы избавило нас от необходимости мелких краж.
Где мы находились, я узнал позже, при выходе. Информацию о том, как
мы сюда попали, я получил из разговоров и разных мелочей. Вначале этот дом
был спроектирован, как склад. Он находился возле Рю де Эгостус, недалеко
от залива.
Новый владелец решил создать в этом помещении своего рода спортивное
шоу. Его считали самым богатым человеком во всем Департаменте. Отец
Пхаедрии узнал, что недавно он отправил в банк не всю выручку. Он ходил к
нему, взяв с собой дочку.
Было также известно, что заведение откроется не раньше, чем ко дню
Ангела.
Мы пошли туда на следующий день после визита Пхаедрии.
Внутрь мы попали через окошко на крыше.
Мне трудно описать то, что мы увидели на следующем, то есть на первом
этаже.
Гладиаторов я видел много раз на невольничьем рынке, когда мы вместе
с Дэвидом и мистером Миллионом ходили в библиотеку, но там их никогда не
бывало больше двух-трех, и они всегда были скованы тяжелыми кандалами.
Здесь же они сидели и лежали, где только было место.
Через мгновение я подумал, почему они не разорвут друг друга, а
вдобавок и нашу троицу? Но тут я заметил, что они скованы короткими
цепями, прикрепленными к полу. Возле каждого был круг из царапин и
повреждений досок пола, по которым можно было определить, на какое
расстояние доставали гладиаторы. Их скромная мебель - сломанные нары, пара
кресел и лавка - были или настолько легкие, что никому не причинило бы
вреда, если их швырнуть, или слишком тяжелые и привинченные к полу.
Я подумал, что они станут кричать и грозить нам, как обычно делали во
время боя, но потом понял, что, пока они сидят на цепи, нам ничего не
угрожает. Когда мы спустились по лестнице, они повернули головы в нашу
сторону.
Едва увидев, что у нас нет для них еды, они оказали нам внимания
меньше, чем собаки выше этажом.
- Это правда, что они уже не люди? - спросила Пхаедрия.
Она шла выпрямившись, как солдат на параде, и с интересом
присматривалась к рабам. Глядя на нее, я подумал, что в действительности
она выше, чем в моих мыслях. Она была не только хорошенькой, она была
красивой.
- Собственно, - продолжала она, не получив нашего ответа, - они
звери.
Я слышал о них и пояснил, что рождаются они людьми. Разница между
ними и нормальными людьми возникает из-за хирургического вмешательства,
частично производимого при операции на мозге, и изменении работ желез
внутренней секреции, вызванные при помощи различных химических средств.
Внешне они сильно отличались друг от друга.
- Твой отец делает что-то в этом роде с маленькими девочками для
вашего дома? - спросила Пхаедрия.
- Не знаю.
- Это требует много времени, - пожал плечами Дэвид, - а клиенты хотят
обыкновенных девушек, даже если любят немного чудачеств.
- Хотела бы я увидеть тех, с которыми это сделали.
- Ты что, не знала о них? - сказал я, продолжая думать об окружавших
нас гладиаторах. - Я думал, ты в курсе.
- О, да, я уже не раз видела их, и хозяин о них говорил. Но эти
создания... Было бы ужасно, если бы они оставались людьми.
Интересно, понимают ли они, что она говорит? Они все время провожали
нас взглядами.
Внизу было совсем не так, как на верхних этажах. Стены были обиты
деревом, висели картины, изображавшие псов, путехов и гладиаторов, а также
различных экзотических зверей этой планеты. Окна выходили на улицу и на
залив. Они были узкие и расположенные так высоко, что впускали в помещение
лишь небольшие полосы солнечного света. В полутьме они высвечивали только
спинку модернового кресла, обитого красной кожей, а также кусочек розового
дивана, размером не больше книжки. Мы не успели сделать и трех шагов, как
я понял, что нас обнаружили. Прямо к нам шел высокий молодой человек с
узкими плечами. Когда мы остановились, остановился и он. На его лице
появилось удивление, затем беспокойство. И тут я понял, что это мое
собственное отражение в зеркале между окнами. Я ощутил минутное
замешательство, какое наступает, когда кто-то чужой, кого не выделяешь
среди других, внезапно поворачивается или оглядывается, и оказывается, что
это твой хороший товарищ, на которого в первый раз ты посмотрел откуда-то
изнутри. Этим хмурым парнем с острым подбородком, которого я заметил, а
потом распознал, был я сам, таким, каким меня видели Пхаедрия, Дэвид,
мистер Миллион и моя тетка.
- Здесь ведутся переговоры с клиентами, - сообщила Пхаедрия. - Когда
нужно что-то продать, его помощники приносят товар по одной штуке, чтобы
нельзя было сравнить. Однако, даже здесь слышно псов. Отец брал меня
наверх и все показал.
- Тебе показали, где прячут деньги? - удивился Дэвид.
- Я сама увидела, - рассмеялась Пхаедрия. - Там, сзади. Видишь этот
гобелен? Он прикрывает тайник. Когда отец разговаривал с хозяином,
какой-то тип принес деньги и хозяин положил их туда.
Дверца за гобеленом вела к маленькому бюро, а в противоположной стене
была еще одна дверь. Не было ни сейфа, ни какого-либо ящика. Дэвид вырвал
ломиком замок в бюро. Там оказалось полно бумаг. Я намеревался открыть
вторую дверь, когда услышал в соседней комнате царапанье или что-то в этом
роде.
С минуту никто из нас не шелохнулся.
Я стоял, как вкопанный, стиснув ручку двери. Слева за мной Пхаедрия
искала тайник в полу под диваном. Она застыла, точно пораженная громом, ее
юбка разлилась по полу черной лужей. Где-то рядом я слышал дыхание Дэвида.
